О жизни и творчестве Джейн Остин

Библиотека

Текст печатается по изданию:
Остен Дж. Собрание сочинений: В 3-х т.
Т. 3. - М.: Худож. лит., 1989.
Перевод с английского М. Кан

       Глава 1

Совсем короткого раздумья наедине с собою хватило Эмме, чтобы понять природу волнения, в которое ее повергла новость о Фрэнке Черчилле. Она быстро уверилась, что не за себя так сильно смущена, так встревожена, но за него. У ней самой увлечение почти сошло на нет - тут, собственно, и размышлять было не о чем, - но ежели он, влюбленный с самого начала гораздо больше ее, воротится, пылая тем же чувством, с которым уезжал, тогда плохо дело. Если разлука за два месяца не охладила его, то впереди подстерегали опасности и злоключения - необходимо будет остерегаться и за него, и за себя. Она не намерена была увлечься снова - она была обязана никоим образом не поощрять его увлечение.

Хорошо бы ей удалось удержать его от прямого признанья. Жаль было бы, если б их нынешнее знакомство так неприятно оборвалось! А между тем ее, помимо воли, смутно влекло к какой-то развязке, к определенности. Она предчувствовала, что эта весна неминуемо принесет с собой какое-то решающее событие, нечто такое, что нарушит ее теперешний покой и безмятежность.

В скором времени - хоть и не столь скором, как предсказывал мистер Уэстон, - она получила возможность судить о том, каковы чувства Фрэнка Черчилла. Энскумское семейство перебралось в Лондон несколько позже, чем кое кто воображал, но, когда это произошло, Фрэнк Черчилл не замедлил показаться в Хайбери. Он приехал на несколько часов - большего пока не мог себе позволить, - но так как прямо из Рэндалса он явился в Хартфилд, то Эмма, со свойственной ей живою наблюдательностью, мигом установила, как повлияло на него расставанье и как ей себя вести. Встреча их была самая дружеская. Не могло быть сомнений, что он очень рад ее видеть. Зато она с первой минуты ощутила сомнение в том, что по-прежнему мила ему, что он в той же мере питает к ней ту же нежность. Она зорко за ним следила и ясно видела, что он уже не так влюблен. Разлука, а в придачу к ней, очевидно, уверенность, что к нему равнодушны, оказали весьма естественное и весьма желанное действие.
   Он был в отличном расположении духа, как всегда речист и весел, с наслаждением вспоминал первый свой приезд, былые разговоры, и нельзя сказать, чтоб не был взволнован. Не по спокойствию определила она, что сделалась ему безразличней, - спокойствия не было. Чувствовалось, что он возбужден, ему не сиделось на месте. Его живую натуру подмывало сегодня нечто помимо природной живости, но окончательным доводом ей послужило то, что, пробыв у нее всего четверть часа, он заторопился делать другие визиты. "По пути сюда он встретил на улице старых знакомых - не хотел задерживаться, только поздоровался мимоходом, - но имеет нескромность полагать, что они обидятся, ежели он не зайдет, поэтому, сколь ни хотелось бы ему остаться в Хартфилде подольше, он вынужден спешить".
   Итак, сомнений не оставалось - он несколько остыл к ней, но ни скрытое возбуждение его, ни поспешное бегство не походили на признаки полного исцеленья, она скорей склонялась к мысли, что за ними стоят страх, как бы она опять не обрела над ним власть, и благоразумная решимость на всякий случай не оставаться с нею долго наедине.
   Этот приезд Фрэнка Черчилла оказался единственным за десять дней. Он то и дело надеялся повторить его, то и дело собирался - и всякий раз что-нибудь мешало. Тетка не отпускала его ни на шаг. С этим объяснением приходили от него письма в Рэндалс. И если это говорилось искренне, если он честно пытался, но не мог, то следовало заключить, что переезд в Лондон не избавил миссис Черчилл от недуга, по крайней мере, в части нервов и своенравия. А что она и в самом деле хворала, подтвердилось: Фрэнк, будучи в Рэндалсе, объявил, что убежден в этом. Многое объяснялось фантазией, но при всем том, оглядываясь назад, он видел, что за последние полгода здоровье у нее несомненно пошатнулось. Это не значит, что уходом и лекарствами его нельзя поправить или, во всяком случае, нельзя прожить с таким здоровьем еще долгие годы; но, несмотря на весь скептицизм его отца, он не соглашался, что все ее болезни - лишь плод воображения и ничего у нее нет.
   Вскоре выяснилось, что Лондон - неподходящее для нее место. Что она не в силах выносить шум большого города. Он непрестанно и мучительно раздражал ей нервы, и по истечении десяти дней письмо от ее племянника оповестило Рэндалс, что ее планы изменились. Все они незамедлительно переезжают в Ричмонд. Там миссис Черчилл рекомендовали одно светило по врачебной части, да и вообще ей симпатичен этот городок. Уж снят меблированный дом в излюбленном месте, и на новый переезд возлагаются большие надежды.
   Эмме сообщили, что Фрэнк писал об этих переменах с необычайным воодушевленьем, хорошо сознавая, по всей видимости, какие блага ему сулит перспектива прожить два месяца - ибо дом сняли на май и июнь - в самой непосредственной близости от стольких дорогих друзей. Теперь-то, передали ей, он совершенно уверен, что сможет приезжать часто - можно сказать, когда и сколько пожелает.
   Эмма понимала, какое толкование придает этим радужным видам на будущее мистер Уэстон. Ее одну полагал он причиной того, что они так радуют его сына. Она надеялась, что он ошибается. Ближайшие два месяца должны были показать, так ли это.
   Сам мистер Уэстон радовался, как дитя. Он был в полнейшем восторге. О подобном повороте событий он мог лишь мечтать. Вот когда Фрэнк будет действительно находиться прямо по соседству! Что такое девять миль для молодого человека? Час езды. Он будет наведываться к ним все время. В этом смысле разница между Ричмондом и Лондоном огромна: все равно что видеться с ним постоянно или вовсе не видеться. Шестнадцать миль - нет, восемнадцать - верных восемнадцать будет, считая от Манчестер-стрит - это не шутка. Даже если бы он и выбрался когда-нибудь, то весь день ушел бы на дорогу туда и назад. Когда он в Лондоне, пользы никакой, с тем же успехом он мог бы оставаться в Энскуме, зато от Ричмонда как раз то расстояние, чтобы сообщаться с легкостью. Это не просто ближе - это рядом!
   Одно хорошее дело сразу же с этим переездом обрело определенность - бал в "Короне". О нем не забывали и раньше, но очень скоро должны были признать, что попытки назначить точный день бесполезны. Теперь он был делом решенным: возобновились и шли полным ходом приготовления, а когда Фрэнк, вскоре после приезда в Ричмонд, прислал несколько строк о том, что его тетке от перемены обстановки уже много лучше и он уверен, что сможет приехать на сутки в любое указанное время, то назвали и число - самое раннее, какое было возможно.
   Бал мистера Уэстона обещал стать событием. Молодежь Хайбери в счастливом предвкушенье считала дни, и их уже оставалось немного.
   Мистер Вудхаус смирился с неизбежным. Его слегка утешало время года. Все же лучше, что эта неприятность произойдет не в феврале, а в мае. Ему на этот вечер составит компанию в Хартфилде миссис Бейтс, Джеймсу даны были необходимые распоряжения, и оставалось тешить себя надеждой, что ни с милым бутузом Генри, ни с милым бутузом Джоном в отсутствие душеньки Эммы не случится ничего страшного.

       Глава 2

   На этот раз уж никакое непредвиденное несчастье не помешало балу. День близился; день наступил; утро прошло в несколько тревожном ожидании, но вот к обеду, въяве и во плоти, прибыл в Рэндалс Фрэнк Черчилл, и всем тревогам настал конец.
   Они с Эммой покамест не виделись. Второе свиданье должно было состояться в "Короне", но хотя бы не просто как обычная встреча на глазах у всей толпы.
   Мистер Уэстон просил ее приехать пораньше - по возможности сразу же после них, дабы, покуда никого нет, сказать свое мнение о том, все ли внутри устроено с наибольшим приличием и удобством, и так молил, так настаивал, что она не могла отказать и ей, соответственно, предстояло провести с молодым человеком некоторое время в спокойной обстановке. Она заехала за Гарриет, и они подоспели к "Короне" очень удачно, почти следом за каретою из Рэндалса.
   Фрэнк Черчилл, казалось, поджидал ее, и, хотя ничего особенного сказано не было, взгляд его говорил, что их ждет чудесный вечер. Они всею компанией прошлись по комнатам, проверяя, все ли в порядке, но не пробыли вместе и нескольких минут, как к ним присоединились пассажиры следующего экипажа, чье приближенье к дверям "Короны" Эмма заслышала не без изрядной озадаченности. "Отчего так рано?" - едва не вырвалось у ней сгоряча, но оказалось, что это старые друзья, которые, подобно ей, явились раньше, по особливой просьбе мистера Уэстона, жаждавшего услышать их сужденье, а за ними, буквально по пятам, прикатило и двоюродное семейство, тоже удостоенное заклинаний быть как можно раньше для той же цели, - складывалось впечатленье, что скоро для предварительной инспекции съедется добрая половина всех приглашенных на бал.
   Эмме стало ясно, что она не единственная, на чей вкус полагается мистер Уэстон; ей подумалось, что не столь уж и завидное отличие быть любимицей и приближенной человека, у которого такое множество любимцев и поверенных. Ей нравилась его открытая натура, но эта душа нараспашку отчасти умаляла его в ее глазах... Дружелюбие ко всем, но не дружба со всеми и вся составляет достоинство мужчины. И такого мужчину она бы могла указать.
   Прибывшие обошли гурьбою помещение, все оглядели, все похвалили и от нечего делать расположились полукругом у камина, обмениваясь всяк на свой лад - за неимением покамест иных тем для разговора - замечаниями, суть коих сводилась к тому, что хоть и май на дворе, а как приятно погреться вечерком у огня.
   Эмма узнала, что этот тайный совет мог быть еще многочисленней, и не мистер Уэстон виною тому, что этого не случилось. Оказывается, по дороге из Рэндалса они останавливались у дверей миссис Бейтс предложить тетушке с племянницей воспользоваться их каретой, однако обнаружилось, что тех привезут Элтоны.
   Фрэнк держался подле нее, но поминутно отходил, словно не находя себе места от какого-то внутреннего беспокойства. Он озирался вокруг, он шел к дверям, он прислушивался, не подъехала ли новая карета, - то ли в нетерпении танцевать, то ли из боязни все время быть рядом с нею.
   Разговор коснулся миссис Элтон.
   - Я думаю, она вот-вот должна приехать, - сказал он. - Мне чрезвычайно любопытно увидеть миссис Элтон, я так много слышал об ней. По-моему, ей пора уже быть здесь...
   Послышался шум подъезжающей кареты. Он моментально сорвался с места, но тотчас воротился назад.
   - Совсем из памяти вон - ведь мы с нею незнакомы! Я никогда не видел ни ее, ни мистера Элтона. Мне не пристало кидаться к ним первым.
   Появились мистер и миссис Элтон; последовали приветствия, улыбки.
   - Но где же мисс Бейтс и мисс Фэрфакс? - спросил, оглядываясь по сторонам, мистер Уэстон. - Мы полагали, вы их привезете.
   Он не слишком ошибся. За ними только что отослали карету. Эмме не терпелось узнать, каково будет первое впечатление Фрэнка от миссис Элтон, какие чувства вызовет в нем обдуманный шик ее наряда, ее милостивые улыбки. Ему будет чем поделиться, ибо теперь, когда их представили друг другу, он с должной учтивостью принялся ее занимать.
   Через несколько минут карета вернулась. Кто-то упомянул про дождь.
   - Я распоряжусь насчет зонтов, сэр, - сказал Фрэнк отцу. - Нельзя забывать о здоровье мисс Бейтс. - И он направился к выходу.
   Мистер Уэстон хотел было последовать за ним, но его перехватила миссис Элтон, дабы порадовать своим суждением об его сыне, и столь ретиво приступила к делу, что Фрэнк Черчилл, хотя и удалялся быстрыми шагами, должен был все слышать.
   - Прекрасный молодой человек, мистер Уэстон, что правда, то правда. Помните, я вас честно предупреждала, что полагаюсь только на собственное сужденье, и вот могу с удовольствием сказать, что приятно поражена. Очень красив, на мой взгляд, и именно те манеры, какие я одобряю и люблю, - выдают настоящего джентльмена, ни тени самодовольства, фатовства! Я, было бы вам известно, не выношу фатовства, оно мне положительно претит. В Кленовой Роще фаты всегда были не в чести. Мы с мистером Саклингом их не жаловали - подчас говорили прямо в лицо такие резкости! Селина умела лучше мириться с их присутствием, но она вообще до смешного миролюбива.
   Покуда речь шла об его сыне, мистер Уэстон был весь внимание, но, как дошло до Кленовой Рощи, он тут же спохватился, что прибыли дамы, что их необходимо встретить, и с лучезарною улыбкой поспешил прочь.
   Миссис Элтон оборотилась к миссис Уэстон.
   - Не сомневаюсь, что это наша карета с мисс Бейтс и Джейн. У нас и кучер лихой, и необычайно резвые лошади! Здесь, кажется, никто не ездит быстрее нас. Какое удовольствие послать карету за друзьями! Вы, сколько я понимаю, любезно предлагали им свою, но впредь вам незачем утруждать себя. Можете быть уверены, я всегда о них позабочусь.
   На пороге показались мисс Бейтс и мисс Фэрфакс в сопровождении обоих джентльменов, и миссис Элтон, не смущаясь присутствием миссис Уэстон, видимо, сочла, что встречать их - в равной степени и ее обязанность. Об этом всякому, который, как Эмма, наблюдал со стороны, свидетельствовали ее жесты и движенья, однако слова ее и слова каждого, кто находился в комнате, мгновенно потонули в безостановочном потоке, извергаемом мисс Бейтс, которая, уже входя, говорила и долго еще не умолкала после того, как примкнула к кружку, расположившемуся у камина.
   - Чувствительнейше вам обязана! Помилуйте, никакого дождя! Нисколько. Мне сырость нипочем. В таких толстых башмаках... И Джейн тоже уверяет, что... Ба! - Едва лишь переступив через порог. - Ба! Это изумительно! Это поистине великолепно. Блестяще придумано, даю вам слово. Все предусмотрено. Сверх всяких ожиданий. И как ярко освещено! Джейн, Джейн, посмотри - видала ты что-нибудь?.. Ну, мистер Уэстон, не иначе, вы обзавелись лампою Аладдина. Добрая миссис Стоукс просто не узнает собственную залу. Я встретила ее, когда входила в дом, она стояла у дверей. "А, миссис Стоукс!" - сказала я ей - но больше ничего не успела. - В эту минуту к ней приблизилась миссис Уэстон. - Прекрасно, сударыня, благодарствуйте. Надеюсь, вы тоже. Искренне рада это слышать. Так опасалась, что у вас может разыграться мигрень! Видя в окно, как часто вы проходите мимо... зная, сколько у вас должно быть хлопот... Право, счастлива это слышать. Ах, дорогая миссис Элтон! Так вам обязана за карету! Как раз вовремя. Мы с Джейн были совсем готовы. Не задержали лошадей ни на секунду. Удивительно удобный экипаж! Да - но, если на то пошло, мы должны и вам принести благодарность, миссис Уэстон! Миссис Элтон была столь добра, что заранее прислала Джейн записку, а не то бы мы непременно... Два подобных предложения в один день! У кого еще есть такие соседи! Я и матушке сказала: "Даю вам честное слово, сударыня..." Благодарю, матушка себя чувствует как нельзя лучше. Отъехала к мистеру Вудхаусу. Я заставила ее взять с собою шаль - вечерами довольно прохладно - большую новую шаль, подарок от миссис Диксон по случаю ее свадьбы. Так мило, что она вспомнила о матушке! Куплена в Уэймуте - а выбрана мистером Диксоном. Джейн говорит, там были еще три, которые им понравились, и это вызвало некоторые колебанья. Полковник Кемпбелл отдавал предпочтение оливковой... Джейн, милая, ты уверена, что не промочила ноги? Капнуло, правда, всего два-три раза, но я уже так напугана - хотя мистер Фрэнк Черчилл был необыкновенно... даже циновка постелена, чтоб не ступать по земле, - никогда не забуду его необычайной предупредительности. Да, мистер Фрэнк Черчилл! Матушкины очки, надобно вам сказать, ни разу с тех пор не ломались, заклепка больше не выскакивала. Матушка часто поминает вас добрым словом. Разве нет, Джейн? Разве не часто говорят у нас в доме про мистера Фрэнка Черчилла? А, вот и мисс Вудхаус. Здравствуйте, дорогая мисс Вудхаус, как поживаете?.. Тоже хорошо, благодарю вас, - отлично. Мы прямо как в волшебном царстве собрались. Такое превращенье! Нехорошо говорить комплименты, я знаю, - откровенно разглядывая Эмму, - это было бы невежливо, но даю вам слово, мисс Вудхаус, вы выглядите... да, а как вам нравится прическа Джейн? Вы у нас первый судья. Сделала ее своими руками. С поразительным искусством убирает себе волосы! Куда лондонским парикмахерам... О, кто это - доктор Хьюз? Так и есть - и миссис Хьюз тоже! Должна на минутку подойти к ним, сказать два слова. Здравствуйте, здравствуйте!.. Спасибо, очень хорошо. Прелестно все устроено, вы не находите? А где же наш милый мистер Ричард? А, вон он. Нет-нет, не трогайте его. Беседовать с барышнями - куда более приятное занятие... Как поживаете, мистер Ричард? Видела, как вы на днях проезжали по городу верхом... Кого я вижу - миссис Отуэй! И почтенный мистер Отуэй, и мисс Отуэй - и мисс Кэролайн. Целая толпа друзей. И мистер Джордж тут! И мистер Артур! Здравствуйте! Как все вы поживаете? Отлично, очень вам обязана. На редкость хорошо. Мне не послышалось - кажется, еще кто-то подъехал? Кто бы это мог быть? По всей вероятности, достойные Коулы. Очаровательно, когда вокруг столько друзей! И как славно горит камин! Так и пышет жаром. Нет, благодарю вас, я не пью кофе. Чашечку чая, пожалуй, - но можно потом, сэр, это не к спеху... Ах, вот и чай. Все так чудесно!
   Фрэнк Черчилл воротился на прежнее место подле Эммы, и как только мисс Бейтс затихла, она, сама того не желая, услышала, о чем беседуют, стоя чуть позади, миссис Элтон и мисс Фэрфакс. Фрэнк Черчилл стоял в задумчивости. Слышал ли их и он, она не могла сказать. После обильных комплиментов платью и внешнему виду Джейн - комплиментов, принятых весьма достойно и сдержанно, - миссис Элтон явно возжелала ответных комплиментов, ибо теперь посыпалось: "А как вам нравится мое платье? А отделка? К лицу ли причесал меня нынче Райт?" - вкупе с градом прочих, относящихся до того же вопросов, на каждый из коих следовал терпеливый и вежливый ответ. Затем миссис Элтон сказала:
   - Вообще, меня меньше всего на свете занимают наряды, однако в таком случае, как сегодня, когда на меня со всех сторон обращены взоры - а также из уважения к Уэстонам, которые, несомненно, дают этот бал главным образом в мою честь - мне бы не хотелось выглядеть хуже других. В жемчугах, я смотрю, кроме меня, здесь очень немногие... Итак, сколько я понимаю, Фрэнк Черчилл - отменный танцор. Ну что же, поглядим, какая из нас получится пара. Что он приятнейший молодой человек, этот Фрэнк Черчилл, мне уже ясно. Он очень мне понравился.
   В этот момент Фрэнк рьяно принялся занимать Эмму разговором, и она не могла не заподозрить, что он услышал эти восхваленья и больше слышать не хотел. На время он заглушил беседу обеих дам, но стоило ему сделать передышку, как вновь до них отчетливо донесся голос миссис Элтон. К ним только что подошел мистер Элтон, и супруга его воскликнула:
   - Ах, так вы все-таки отыскали нас в нашем уединенье? Я как раз говорила Джейн, что вас, должно быть, скоро потянет нас проведать.
   - Джейн? - с неудовольствием повторил Фрэнк Черчилл, удивленно нахмурив лоб. - Вольное обращенье... но, по-видимому, мисс Фэрфакс ничего не имеет против.
   - Как вам понравилась миссис Элтон? - шепнула Эмма.
   - Вовсе не понравилась.
   - Какая неблагодарность!
   - Неблагодарность? Почему? - И, переменяя вдруг хмурость на улыбку: - А впрочем, нет - не говорите почему, я не хочу знать... Где мой отец? Когда же мы начнем танцевать?
   Эмма его не понимала - он казался обуян странным настроением. Он отошел искать отца, но быстро вернулся вместе с мистером и миссис Уэстон. Вышло маленькое недоразумение, и им необходимо было поставить о нем в известность Эмму. Миссис Уэстон только теперь пришло в голову, что придется просить миссис Элтон открыть бал - она, вероятно, рассчитывает на это, - и таким образом, все их намеренья предоставить это почетное право Эмме рушатся. Эмма приняла прискорбное сообщение мужественно.
   - И как тогда быть с кавалером для нее? - сказал мистер Уэстон. - Ведь она будет ждать, что ее пригласит Фрэнк.
   Но Фрэнк, тотчас напомнив Эмме о данном ему когда-то обещании, объявил, что уже ангажировал даму, чем вызвал у своего родителя взгляд, исполненный одобренья, но оказалось, что миссис Уэстон прочит в кавалеры миссис Элтон его самого, - им же вменяется помочь ей уговорить его, что они довольно быстро и сделали. Мистер Уэстон с миссис Элтон стали первыми, а мистер Фрэнк Черчилл с Эммой за ними. Эмме пришлось уступить первенство миссис Элтон, хотя она до последней минуты считала, что роль царицы на этом бале уготована ей. От этого прямо-таки впору было задуматься о замужестве...
   Перевес во вполне удовлетворенном тщеславии оказался в этот раз, бесспорно, на стороне миссис Элтон, ибо хотя она и предполагала начать с Фрэнком Черчиллом, но отнюдь не проиграла от замены. Еще неизвестно, кто из двоих танцевал лучше - мистер Уэстон или его сын... Впрочем, эта мелкая заноза не мешала Эмме довольно улыбаться, наблюдая, в какую внушительную линию выстраиваются пары, и радоваться тому, что впереди - долгие часы столь редкостного для нее увеселения. Ежели что и омрачало ей радость, так это то, что мистер Найтли не танцует. Что он стоит среди зрителей, где ему совсем не место, - что ему полагалось бы танцевать, а он вместо этого прибился к толпе мужей, отцов и картежников, которые с притворным интересом поглядывают на танцующих, дожидаясь минуты, когда составится партия в вист. Он, такой моложавый! Нигде, пожалуй, не мог бы он предстать в более выгодном свете. Прямой, высокий, крепкий, он, думала Эмма, должен был каждому бросаться в глаза посреди сутулых, отяжелевших с годами фигур - да и в длинном ряду молодых людей она тоже не видела никого, кроме собственного кавалера, кто мог бы с ним сравниться. Он сделал несколько шагов вперед, и даже по этим немногим шагам видно было, какое благородство, какую естественную фацию движений явил бы он, когда бы взял на себя труд танцевать. Всякий раз, встречаясь с ним глазами, она принуждала его улыбнуться, но вообще он сохранял серьезный вид. Она жалела, что ему так не по душе бальные залы - и так не по душе Фрэнк Черчилл... Он, кажется, следил за нею. Она не могла льстить себя надеждой, что он любуется ее танцем, но ежели он смотрел, как она ведет себя, то ей нечего было бояться. Ничего похожего на флирт между нею и ее кавалером не происходило. Не как влюбленные держались они друг с другом, а скорей как хорошие, добрые приятели. С полной определенностью чувствовалось, что Фрэнк Черчилл переменился к ней.
   Бал между тем благополучно продолжался. Заботливые приготовления миссис Уэстон, ее бесконечная предусмотрительность не пропали даром. Всем было хорошо, и похвалы чудному балу, какие чаще раздаются, когда сам бал уже прекратил существованье, здесь не смолкали, едва он начался. Важных и достопамятных событий на нем совершилось не больше, чем обычно на такого рода собраниях, но один эпизод Эмма выделила из прочих. Начался предпоследний танец перед ужином, а Гарриет никто не пригласил - она, единственная из всех молодых девиц, осталась сидеть на месте; но как могло случиться, что ей не хватило кавалера, ежели до сих пор число танцующих обоего пола в точности совпадало! Недоумение Эммы быстро рассеялось, когда она увидела, как мимо с независимым видом прошествовал мистер Элтон. Он, конечно, не пригласит Гарриет, если найдется способ этого избежать, - и Эмма ждала, что он с минуты на минуту скроется в комнату для игры в карты.
   Однако он и не думал скрываться. Он проследовал на ту сторону залы, где сидели нетанцующие дамы, и стал прохаживаться перед ними, перебрасываясь несколькими словами то с одною, то с другой и как бы показывая, что ничем не занят и в таковом состоянии намерен пребывать. Иногда он, как нарочно, проходил прямо перед мисс Смит или же заговаривал с кем-нибудь, кто сидел с нею рядом. Эмма видела это. Она покамест не танцевала, а постепенно продвигалась вперед - у нее было время смотреть по сторонам, и, слегка поворотив голову, она все видела. Когда она дошла до середины, вся эта группа очутилась как раз у нее за спиною, и она уже не позволяла себе оборачиваться, но мистер Элтон стоял так близко, что она слышала каждое слово диалога, который в эти минуты произошел между ним и миссис Уэстон, - и обратила внимание, что жена его, стоявшая впереди нее, не только слушает тоже, но и подбадривает супруга красноречивыми взглядами... Участливая, добрая миссис Уэстон поднялась с места и, подойдя к нему, сказала:    - Вы разве не танцуете, мистер Элтон? На что он, не раздумывая, отозвался:
   - Я готов, миссис Уэстон, ежели вы изволите танцевать со мною.
   - Я? О нет - какая из меня танцорка! Я подберу вам даму получше.
   - Может быть, миссис Гилберт желает танцевать, - сказал он, - тогда я с величайшим удовольствием - я, правда, начинаю себя чувствовать степенным женатым человеком, который уж оттанцевал свое, но все же в любое время охотно пройдусь в паре с такою старой приятельницей, как миссис Гилберт.
   - Миссис Гилберт танцевать не настроена, но я бы очень рада была увидеть среди танцующих одну молодую особу, которая теперь не ангажирована, - мисс Смит.
   - Мисс Смит?.. М-м... я не заметил. Вы чрезвычайно любезны, и не будь я степенный женатый человек... Но я свое оттанцевал, миссис Уэстон. Вы уж меня увольте. Счастлив буду исполнить что угодно, только прикажите, но время танцевать для меня прошло.
   Миссис Уэстон ничего не сказала более, но Эмма могла вообразить, в какой растерянности, с какою обидой вернулась она опять на свое место. И это был мистер Элтон! Милый, услужливый, мягкий мистер Элтон!.. Она быстро оглянулась - он подошел к мистеру Найтли, стоявшему несколько поодаль, и располагался для основательного разговора, поминутно с ехидною улыбкой переглядываясь со своей женушкой.
   Больше Эмма не озиралась. Ее душа пылала негодованием, и она боялась, что щеки у нее пылают тоже.
   Однако еще минута - и глазам ее предстало более отрадное зрелище: к линии танцующих Гарриет подводил мистер Найтли! Какая неожиданность, какой восторг! Радостное, благодарное чувство охватило все существо ее, вместе с нестерпимым желанием изъявить ему признательность за Гарриет и за себя; и хотя сделать это на словах было невозможно, он стоял чересчур далеко, но выражение ее лица, когда ей снова удалось поймать его взгляд, сказало ему о многом.
   Танцевал он именно так, как она и предполагала, - превосходно, и ежели бы до этого с Гарриет не поступили столь жестоко, то можно было бы даже позавидовать ее удаче, глядя, как наслаждается она весельем и тем отличием, которое ей оказали. Она оценила его по достоинству - выше всех подлетала в подскоках, дальше всех выпархивала на середину, и улыбка не сходила с ее счастливого личика.
   Мистер Элтон, сознавая, полагала Эмма, что поставил себя в глупейшее положение, ретировался в комнату, где играли в карты. Он, как ей казалось, пока еще уступал своей супруге в черствости, хотя и догонял ее быстрыми шагами, - о ее же чувствах можно было судить по громкому замечанию своему кавалеру:
   - Я вижу, Найтли сжалился над несчастной маленькой мисс Смит! Великодушный поступок, надобно признать...
   Объявили, что ужин подан. Все пришло в движение, и с этого момента - и до того момента, пока она не села за стол и не взялась за ложку, - непрерывно слышался голос мисс Бейтс:
   - Джейн, Джейн милая, где ты?.. Вот твой палантин. Миссис Уэстон настаивает, чтобы ты надела палантин. Она боится, как бы тебя не продуло в переходе, хотя все меры, какие возможно... Одна дверь заколочена наглухо, весь пол застлан циновками... Джейн, родная моя, это необходимо. Ах!.. Мистер Черчилл, как вы любезны! Как вы ловко его накинули! Чрезвычайно вам обязана... Так, стало быть, танцы удались на славу!.. Да, милая, я сбегала домой, как и предупреждала - помогла бабушке лечь в постель и бегом назад, никто даже не хватился. Никому не обмолвилась, что ухожу, - так и было задумано, ты знаешь... С бабушкой все в порядке, провела чудесный вечер у мистера Вудхауса за триктраком и долгою беседой. Перед уходом подали чай, бисквиты, печеные яблоки, вино - нынче ей поразительно везло в картах, - много расспрашивала о тебе, как ты развлекаешься, кто твои кавалеры. "Нет, сударыня! - говорю я на это. - Я не стану опережать Джейн - когда я уходила, она танцевала с мистером Джорджем Отуэем - она сама захочет завтра обо всем вам рассказать, - первым ее пригласил мистер Элтон, а кто будет следующим ее кавалером, не знаю - вероятно, мистер Уильям Кокс". Сударь, вы необыкновенно любезны... Может быть, еще кому-нибудь требуется ваша... Я не столь беспомощна. Вы необычайно заботливы, сударь. По одну руку Джейн, по другую я - это, право... Стойте, стойте, посторонимся немножко, пропустим вперед миссис Элтон - дорогая миссис Элтон, как она элегантна! Изумительные кружева!.. А мы, как подобает свите, последуем за ней. Настоящая царица бала!.. Ну вот, дошли до перехода. Тут две ступеньки, Джейн, имей в виду - две ступеньки. Ах, нет - оказывается, одна. А я была почему-то уверена, что две. Как странно! Убеждена была, что две, а здесь всего одна... С какою изысканностью и комфортом все обставлено - никогда не видывала ничего... Везде свечи... Да, так я говорила тебе о бабушке, Джейн. Ее постигло небольшое огорченье. Печеные яблоки и бисквиты по-своему очень хороши, но сначала им принесли такой деликатес, как фрикасе из сладкого мяса и спаржу, а добрый мистер Вудхаус нашел, что спаржа недоварена, и отослал все назад. А бабушка как раз больше всего на свете любит сладкое мясо и спаржу, так что она слегка огорчилась, - но мы условились никому об этом не говорить, чтоб не дошло, чего доброго, до милой мисс Вудхаус, она бы ужасно расстроилась!.. Ба! Что за великолепие! У меня нет слов! Чего угодно могла ожидать!.. Какая красота, какое изобилие!.. Не видела ничего похожего со времен... Ну, куда же нам садиться? Где мы сядем? Мне все равно, лишь бы Джейн не оказалась на сквозняке. Я могу, мне ничего. А, так вы советуете на эту сторону?.. Да, разумеется, мистер Черчилл, - только не слишком ли почетно... а впрочем, как скажете. В этом доме, как вы распорядитесь, так тому и следует быть. Джейн, родная моя, как же нам удержать в памяти для бабушки хотя бы половину блюд? И даже суп? Невероятно! Мне первой? Не следовало бы, но от него такое благоуханье, что я не в силах...
   До окончания ужина Эмме так и не удалось поговорить с мистером Найтли, но, когда все вновь собрались в бальной зале, он, привлеченный неотразимою силой ее взгляда, подошел и услышал слова благодарности. Он с возмущением, как о непростительной грубости, отозвался о поведении мистера Элтона, досталось и миссис Элтон, за те сигналы, которые она подавала ему глазами.
   - Не одну Гарриет стремились они обидеть, - сказал он, - они метили дальше. Эмма, как вы объясните то, что они сделались вам врагами? - Он поглядел на нее с проницательной усмешкой и, не получив ответа, прибавил: Он - ладно, но ей-то, казалось бы, не за что на вас злиться?-- Вы, конечно, молчите в ответ на это мое предположенье, и все-таки сознайтесь, Эмма, - ведь вы хотели женить его на Гарриет.
   - Хотела, - сказала Эмма, - этого они и не могут мне простить.
   Он покачал головой, но глаза его смеялись, и он только заметил:
   - Я вас не стану бранить. Предоставляю это вашему внутреннему голосу.
   - И вы доверитесь такому льстецу? Разве моя тщеславная душа когда-нибудь скажет мне, что я не права?
   - Я не тщеславной стороне вашей души доверяюсь, а серьезной. Если первая собьет вас с пути, то вторая скажет вам о том, я уверен.
   - Да, признаюсь, что я глубоко ошибалась насчет мистера Элтона. Ему присуши ничтожные черты, которые вы умели распознать, а я - нет, и я была совершенно убеждена, что он влюблен в Гарриет. К этому привела цепочка немыслимых заблуждений!
   - А я, в ответ на столь чистосердечное признание, отдам вам справедливость и скажу, что ваш выбор был бы лучше того, который сделал он сам. У Гарриет Смит есть превосходные качества, которых миссис Элтон начисто лишена. Скромная, прямодушная, бесхитростная девушка, какую всякий мужчина с душою и понятием тысячу раз предпочтет дамочке, подобной миссис Элтон. С Гарриет и поговорить оказалось интересней, нежели я ожидал.
   Для Эммы такие речи были как бальзам... Прервал их неугомонный мистер Уэстон, который принялся тормошить всех, призывая возобновить танцы.
   - А ну-ка! Мисс Вудхаус, мисс Отуэй, мисс Фэрфакс! Чем это все вы занялись? Ну-ка, Эмма, покажите пример вашим приятельницам. Разленились все! Уснули!
    Я готова, - сказала Эмма, - за мною дело не станет.
   - С кем вы пойдете танцевать? - спросил мистер Найтли.
   Один лишь миг понадобился ей для раздумья.
   - С вами, - отвечала она, - ежели вы меня пригласите.
   - Вы позволите? - сказал он, предлагая ей руку.
   - Еще бы! Вы показали, что прекрасно танцуете, - и, знаете, не настолько мы с вами брат с сестрою, чтобы это противоречило приличиям.
   - Брат с сестрою? Ну нет!

       Глава 3

   Это маленькое объяснение с мистером Найтли доставило Эмме большое удовольствие. Оно было одним из приятнейших воспоминаний о бале, коим предавалась она, выйдя с этою целью поутру прогуляться на лужайку... Она всем сердцем радовалась, что они пришли к столь доброму согласию относительно Элтонов, что так схожи их мнения о муже и жене, и с особенною отрадой вспоминала хвалебные слова его о Гарриет и признание, сделанное им в ее пользу. Гадкая выходка Элтонов, грозившая было отравить ей остаток вечера, обернулась во благо и давала повод надеяться на еще одно благое последствие - избавленье Гарриет от несчастной любви. Во всяком случае, судя по тому, как говорила Гарриет об этом эпизоде перед тем, как они разошлись из бальной залы, этого явно следовало ждать. Она словно бы разом прозрела и увидела, что мистер Элтон - далеко не то совершенство, за которое она его принимала. Лихорадка прошла, и Эмма не видела причин опасаться, что сердечко Гарриет вновь забьется сильней от излишней учтивости со стороны ее предмета. Все указывало на то, что Элтоны, в неизбывной злобе, с лихвою дадут ей испытать отрезвляющее воздействие подчеркнутого пренебреженья... Гарриет образумится, Фрэнк Черчилл благополучно охладел, мистер Найтли настроен к ней миролюбиво - какие лучезарные дни сулило ей лето!
   Она не предполагала увидеться в это утро с Фрэнком Черчиллом. Он предупредил, что не может позволить себе удовольствие побывать с утра в Хартфилде, так как должен к полудню быть дома. И она не жалела об этом.
   Выстроив пред собою все эти обстоятельства, рассмотрев их и разложив по полочкам, она, освеженная, обратилась помыслами к своим маленьким племянникам и их деду, которые нуждались в ее заботах и уже поворачивала к дому, когда тяжелые чугунные ворота приоткрылись, пропуская двоих, которых Эмма меньше всего бы ожидала увидеть вместе - Фрэнка Черчилла и Гарриет, - да, Гарриет, и никто иной, шла, опираясь на его руку. Что-то стряслось - она поняла это с первого взгляда. Гарриет была бледна как мел, испугана; он пытался ее успокоить... От чугунных ворот до парадной двери было каких-нибудь двадцать ярдов, так что очень быстро все трое очутились в прихожей, где Гарриет опустилась на стул и немедленно лишилась чувств.
   Когда молодая девица теряет сознание, ее первым долгом приводят в себя - затем начинаются вопросы, ответы, и все разъясняется. Это захватывающая процедура, но ей недолго дано дразнить наше воображенье. Через несколько минут Эмма уже все знала.
   Мисс Смит и мисс Бикертон - тоже пансионерка, живущая одним домом с миссис Годдард, и тоже из тех, кто вчера был на бале, - сговорились пойти погулять и выбрали для прогулки дорогу - дорогу на Ричмонд, казалось бы, достаточно людную и безопасную, но которая привела их к злоключенью... В полумиле от Хайбери, за крутым поворотом, на довольно большом протяжении затененном с обеих сторон густыми вязами, не оказалось ни Души, и, пройдя немного дальше, девицы внезапно заметили чуть впереди, на придорожной дерновой прогалине, ватагу цыган. Мальчонка, стоявший на страже, приблизился к ним за подаяньем, и мисс Бикертон, испустив с перепугу громкий вопль, взлетела на крутую обочину, кликнула за собою Гарриет и, перемахнув через низкорослый кустарник на насыпи, понеслась напрямик обратно в Хайбери. Однако бедная Гарриет не могла пуститься вдогонку. Ее после вчерашних танцев долго мучили судороги в ногах, и при первой же попытке взобраться на насыпь они возобновились с такою силой, что ноги под ней подкосились - и в этом состоянии, перепуганная насмерть, она вынуждена была остаться.
   Как повели бы себя бродяги, выкажи девицы больше самообладания, сказать трудно, но перед столь явным призывом к нападению они не устояли, к Гарриет тут же подступились полдюжины ребятишек под предводительством толстой цыганки и рослого молодого цыгана, галдя, а более устрашая ее своим дерзким видом. Гарриет, едва дыша от испуга, мгновенно обещала, что даст им денег, и, достав кошелек, вынула шиллинг, умоляя их, чтобы не трогали ее и больше ничего не вымогали... К ней вернулась способность передвигаться - правда, медленно, - и она начала понемногу отступать, но ее ужас, равно как и кошелек, выглядели чересчур соблазнительно, и цыгане всею гурьбой повалили следом, а точней, обступили ее кольцом, требуя новой милостыни.
   В таком положении ее и застал Фрэнк Черчилл: она, вся дрожа, вымаливала себе условия, а они горланили, наглея с каждой минутой. По счастливой случайности, он несколько замешкался в Хайбери, что и привело его на помощь к ней в критический момент. В это погожее утро его потянуло пройтись; кучеру велено было встречать его на другой дороге, милях в двух от Хайбери, - но накануне вечером он взял у мисс Бейтс взаймы ножницы и забыл отдать - пришлось зайти к ней на несколько минут, и потому он возвращался позже, чем рассчитывал, а так как он шел пешком, то смог приблизиться к цыганам почти вплотную незамеченным. Теперь толстуху и рослого малого, нагонявших ужас на Гарриет, самих постигла та же участь. Он их оставил полуживыми от страха, а Гарриет, цепляясь за него, едва ворочая языком, кое-как добрела до Хартфилда, и тут силы окончательно изменили ей. Мысль отвести ее в Хартфилд принадлежала ему - это было первое, о чем он подумал.
   К тому и сводилось происшествие - сводилась, вкратце, история, рассказанная им и Гарриет, когда она пришла в себя и снова обрела дар речи... Убедившись, что с нею все благополучно, он не рискнул задерживаться дольше - ему, после стольких промедлений, уже нельзя было терять ни минуты; Эмма вызвалась сообщить миссис Годдард, что ее питомица в безопасности, и уведомить мистера Найтли о том, что за люди забрели в их края, и он ушел, от всего сердца напутствуемый ее благословеньями и за подружку, и за себя.
   Подобного рода приключение - когда судьба таким образом сводит вместе прекрасного молодого человека и прелестную девушку - невольно наталкивает на определенные мысли, будь у вас хоть самое холодное сердце и самый трезвый рассудок. Так, по крайней мере, считала Эмма. Какой лингвист, какой грамматик - какой математик, наконец, мог бы увидеть то, что видела она, наблюдать их появление вдвоем, слышать их объясненье этому, и не подумать невольно, что им силою самих обстоятельств назначено почувствовать особенный интерес друг к другу?.. Как же тогда должно оно распалить фантазию, разбередить провидческую жилку у такой выдумщицы, как она, - тем более, когда в душе для этого давно заложена основа!
   Поразительная история! Никогда на ее памяти ни с одною из молоденьких жительниц Хайбери не приключалось ничего похожего - ни столкновений, подобных этому, ни страхов, - и вдруг такое происшествие, и как нарочно с Гарриет, и как нарочно в такой час, когда не кто иной, как Фрэнк Черчилл проходил мимо и спас ее! Просто поразительная!.. В особенности когда известно, сколь благоприятное у них обоих именно теперь расположение ума. Он силится превозмочь свое увлечение другою - она как раз начинает избавляться от страсти к мистеру Элтону. Все, словно бы по уговору, обещает самые интересные последствия. Трудно поверить, что такое событие не заставит их обратить друг на друга пристальное внимание.
   Неспроста в те короткие минуты, когда Гарриет не совсем еще очнулась, он полурастроганно, полушутливо, но с большим чувством описывал ее ужас, ее простодушие - как она кинулась к нему, как уцепилась за его руку, - а перед самым уходом, когда и Гарриет завершила свой рассказ, так гневно, в самых резких выражениях осудил опрометчивый и низкий поступок мисс Бикертон... Но только пусть все идет естественным ходом; она не станет ни подгонять события, ни способствовать им. Пальцем не шевельнет, намека не обронит. Один раз она уже попробовала вмешаться, с нее хватит. Лелеять замысел никому не возбраняется; замысел - вещь безобидная. Сродни мечте. Но дальше замысла она не ступит ни шагу...
   Эмма вначале не собиралась посвящать в эту историю отца, зная, в какое волнение и тревогу она должна его повергнуть; но очень быстро поняла, что утаить ее не удастся. За полчаса она облетела весь Хайбери. Событие было как раз из тех, которые представляют занимательность для самых больших любителей посудачить - для молодых и низших, - вскоре вся местная молодежь и вся прислуга со сладострастьем смаковала жуткую новость. Цыгане совершенно заслонили собою вчерашний бал. Бедный мистер Вудхаус дрожал, точно лист, и, как и предвидела Эмма, не успокоился, покамест не вынудил у них обещание ни под каким видом больше не заходить далее ограды парка. Его, правда, несколько утешало, что весь день потом к ним приходили справляться, как он и мисс Вудхаус себя чувствуют (соседи знали, что он любит, когда осведомляются о его здоровье) и как чувствует себя мисс Смит, предоставляя ему удовольствие говорить за всех в ответ, что очень неважно, - чему Эмма предпочитала не препятствовать, хоть это не совсем соответствовало истине, ибо она себя чувствовала великолепно, да и Гарриет - не намного хуже. Ей вообще, как дочери такого человека, не посчастливилось со здоровьем - она, в сущности, не знала, что такое недомоганье, и очень бесцветно выглядела бы в справках о здоровье, когда бы он не изобретал для нее болезни.
   Цыгане не стали дожидаться, пока их настигнет правосудие, и живо убрались подобру-поздорову. Юные девы Хайбери даже не всполошились в полную силу, как уже снова получили возможность прогуливаться невредимо, и скоро это событие утратило свою примечательность для всех, кроме Эммы и ее племянников - в ее воображении оно по-прежнему занимало важное место, а Генри и Джон по-прежнему требовали каждый день, чтобы им рассказали историю про Гарриет и цыган, и с тем же упорством поправляли тетку, если она позволяла себе хоть чуточку отступить в каком-нибудь месте от первоначального варианта.

       Глава 4

   В одно прекрасное утро, спустя два-три дня после упомянутого происшествия, к Эмме явилась с каким-то сверточком в руках Гарриет - села и, помявшись немного, начала:
   - Мисс Вудхаус, ежели вы не заняты... я имею сказать вам кое-что, сделать одно признанье - и тогда со всем этим будет кончено.
   Эмма несколько удивилась, но, впрочем, просила ее говорить. В поведении Гарриет угадывалась серьезность, которая, наряду с этим вступлением, свидетельствовала о том, что готовится нечто значительное.
   - Я и не вправе, - продолжала та, - и, разумеется, не желаю ничего от вас таить касательно сего предмета. Я обязана обрадовать вас, что в известном вам отношении сделалась, к счастью, совсем другим человеком. Не стану говорить лишних слов... мне чересчур стыдно, что я могла настолько утратить власть над собою, - к тому же вы, вероятно, и так понимаете меня.
   - Да, - отвечала Эмма, - надеюсь.
   - Как я могла столько времени выдумывать глупости!.. - горячо воскликнула Гарриет. - Прямо затмение нашло какое-то! И что я в нем видела особенного... Теперь - встречусь ли я с ним, нет ли - мне безразлично, хоть, может быть, из них двоих я предпочла бы его встречать пореже - любою дальней дорогой пойду, лишь бы с ним разминуться, - но я больше не завидую его жене, ничуть не завидую и не восхищаюсь ею, как раньше, - наверное, она очаровательная и все такое, но, по-моему, она ужасная змея и злюка. Век не забуду, как она на меня поглядывала в тот вечер!.. Однако уверяю вас, мисс Вудхаус, я не желаю ей ничего худого. Нет, пускай им сопутствует всяческое счастье, мне от того уже ни на миг не станет больно - а чтобы доказать вам, что это правда, я сейчас уничтожу то, что надобно было уничтожить давным-давно... да и вообще незачем было хранить - сама прекрасно знаю... - Краснея при этих словах. - Как бы то ни было, сейчас я все это уничтожу, и особливое мое желанье - сделать это при вас, чтобы вы видели, как я образумилась... Вы не догадываетесь, что в этом свертке? - прибавила она смущенно.
   - Представленья не имею... Он разве дарил вам что-нибудь?
   - Нет, здесь не подарки, их так нельзя назвать... просто кой-какие вещи, которыми я очень-очень дорожила.
   Она протянула сверточек к Эмме, и та прочла на нем надпись: "Бесценные сокровища". Это становилось любопытно. Гарриет начала его разворачивать; Эмма с нетерпеньем наблюдала. Из-под слоев серебряной бумаги показалась хорошенькая инкрустированная шкатулочка танбриджской работы¹⁹. Гарриет открыла ее: изнутри она была заботливо выложена мягчайшею ваткой, но, кроме ваты, Эмма не увидела ничего, только маленький лоскуток липкого пластыря.
   - Ну теперь-то вы вспомнили? - сказала Гарриет.
   - Нет, все еще теряюсь в догадках.
   - Странно! Никогда бы не подумала, что вы забудете случай с пластырем - когда мы сошлись втроем вот в этой комнате, едва ли не в последний раз!.. Всего за несколько дней до того, как у меня разболелось горло... прямо накануне приезда мистера Джона Найтли и миссис Найтли - по-моему, как раз в тот самый вечер... Помните, он порезал палец вашим новым перочинным ножиком и вы посоветовали залепить его липким пластырем? А так как у вас при себе пластыря не было, то вы сказали, чтобы я дала свой, - я вынула, отрезала кусочек, но оказалось, что чересчур большой, и он разрезал его пополам, потом покрутил в руках вторую половинку и отдал мне. А для меня, в моем тогдашнем помраченье, он стал сокровищем, и я, вместо того чтобы пустить его в дело, спрятала его и берегла и только изредка им любовалась.
   - Ох, Гарриет, дружочек вы мой! - вскричала Эмма, вскакивая с места и закрывая лицо ладонью. - Знали бы вы, как мне совестно это слышать! Помню ли я? Да, теперь я все вспомнила. Все, кроме того что вы сберегли эту реликвию, - об этом я до сих пор не знала - но как он порезал палец, как я посоветовала заклеить порез пластырем, как сказала, что у меня его при себе нет!.. Ох, грехи мои, грехи!.. А у самой в кармане было сколько угодно!.. Одна из моих дурацких штучек... Видно, краснеть мне от стыда до конца моих дней - и поделом... Ну, продолжай-те. - Садясь обратно. - Что еще?
   - Значит, в самом-то деле, он был у вас под рукой? А я не подозревала. Это выглядело так правдиво...
   - И все это время вы берегли ради него, словно драгоценность, обрезок пластыря? - сказала Эмма, чувствуя, как приступ стыда сменяется у нее насмешливым изумленьем. И мысленно прибавила: "Господи помилуй! Чтобы мне когда-нибудь пришло в голову хранить в вате кусочек пластыря, который теребил в руках Фрэнк Черчилл!.. Нет, меня на такое не хватит".
   - А вот, - заговорила Гарриет опять, роясь в шкатулочке, - еще одно сокровище, и ему подавно нет цены - то есть, я хочу сказать, не было... потому что, в отличие от липкого пластыря, эта вещь однажды принадлежала ему.
   Эмма с любопытством оглядела заветную драгоценность. То был огрызок карандаша - самый кончик, где уже нет графита.
   - Эта вещь - уже настоящая его собственность, - говорила Гарриет. - Помните, как-то утром... Хотя вы, вероятно, не помните. Одним словом, как-то утром, еще до того вечера - забыла, который это был день недели, то ли вторник, то ли среда - он хотел сделать запись в своей карманной книжке, насчет хвойного пива. Мистер Найтли что-то рассказывал о том, как варить хвойное пиво, и он хотел записать. Достал карандаш, но там оставалось так мало графита, что, когда его очинили раз-другой, он больше не писал, - тогда вы дали ему другой, а огрызочек остался на столе, ни к чему не пригодный. Но я не спускала с него глаз, и при первой возможности - хвать его незаметно, и с той минуты не расставалась с ним.
   - Нет, я помню! - воскликнула Эмма. - Помню как сейчас... Зашел разговор о хвойном пиве... ну да, мы с мистером Найтли сказали, что любим хвойное пиво, и мистер Элтон решил, что тогда стоит его распробовать... Прекрасно помню... Погодите-ка, мистер Найтли стоял вот здесь, верно? У меня осталось такое впечатление.
   - Да? Не знаю. Не припомню что-то... Как ни странно, это мне не запомнилось... Мистер Элтон, помню, сидел вот тут, почти на том же месте, где я сейчас...
   - Ну хорошо, продолжайте.
   - Нет, это все. Мне больше нечего ни показать вам, ни сказать. Прибавлю лишь, что сейчас я намерена бросить то и другое в камин, и хочу, чтобы вы это видели.
   - Бедная, милая моя Гарриет! Неужели вы правда находили отраду в том, что берегли, как сокровище, эти вещицы?
   - Да, дурочка я этакая!.. Мне так стыдно теперь - вот бы сжечь их и сразу забыть. Очень дурно было хранить эту память о нем после того, как он женился. Я знала, что дурно, - но мне недоставало духу с ними расстаться.
   - Но, Гарриет, есть ли надобность сжигать пластырь?.. Огрызок старого карандаша - не спорю, но липкий пластырь может пригодиться.
   - По мне, лучше сжечь, - возразила Гарриет. - Мне неприятно его видеть. Я должна избавиться от всего, что... Вот так! И с мистером Элтоном, слава Богу, покончено!
   "А когда же, - подумала Эмма, - начнется с мистером Черчиллом?.."
   В скором времени у ней появились основания думать, что начало уже положено, и надеяться, что хоть цыганка и не предсказывала Гарриет ее судьбу, но, может статься, устроила ее... Недели через две после той истории между ними произошло знаменательное объяснение, и совершенно непреднамеренно. Эмма в тот момент ни о чем таком не помышляла - что придавало полученным ею сведениям сугубую ценность. Она лишь заметила вскользь и незначащем разговоре: "Что ж, Гарриет, когда вы выйдете замуж, я бы вам рекомендовала поступать так-то и так-то" - это сказано было между прочим, но в ответ, после минутного молчания, послышалось: "Я никогда не выйду замуж", - сказанное очень важным тоном.
   Эмма бросила на нее быстрый взгляд, тотчас увидела, как обстоит дело, и, после короткого колебанья пропустить эту реплику мимо или нет, возразила:
   - Не выйдете замуж? Это новость.
   - Таково, однако, мое решение, и оно останется неизменным.
   И после короткой заминки:
   - Надеюсь, ему причиной не... Оно, надеюсь, не дань воспоминаньям об мистере Элтоне?
   - Об мистере Элтоне? Вот еще! - пренебрежительно вскричала Гарриет. - Ах, нет... - И Эмма уловила еле слышное: - Сравниться ли мистеру Элтону...
   Теперь Эмма задумалась серьезнее. Может быть, дальше не заходить? Остановиться на этом и сделать вид, будто она ничего не заподозрила? .. Пожалуй, Гарриет может принять это за признак холодности или недовольства - или, пожалуй, сочтет ее молчанье призывом излиться перед нею полнее, чем следует, меж тем как она решительно против прежней безудержной откровенности, этих непрестанных бесед начистоту о заветных видах и чаяниях... То, что надобно высказать и узнать, вероятно, разумнее высказать и узнать сразу. Всегда лучше действовать напрямик. Она уже наметила для себя границу, за которую нельзя выходить в ответ на подобного рода обращенья, так не надежней ли будет для них обеих, если она без отлагательств огласит предостерегающий приговор своего рассудка?.. Да, решено - и она заговорила:
   - Гарриет, я не хочу притворяться, будто не понимаю вас. Ваше решение, а вернее, предположение, что вы никогда не выйдете замуж, внушено мыслью, что человек, коему вы, может быть, отдали бы предпочтенье, стоит слишком высоко, чтобы обратить на вас свои взоры. Разве не так?
   - Ах, мисс Вудхаус, поверьте, я не дерзну рассчитывать... Я не совсем сошла с ума. Мне просто доставляет радость восхищаться им издалека, и изумляться... и с благодарностью, с благоговеньем, которых он заслуживает, в особенности от меня, думать, сколь он неизмеримо выше всех на свете.    - Меня это ничуть не удивляет, Гарриет. Он оказал вам такую услугу, что ваше сердце не могло этим не тронуться.
   - Услугу? Ах, больше - неописуемое благодеянье! Стоит лишь вспомнить все это... и мои чувства, когда я увидела, что он подходит ко мне - с таким благородным видом... и то, что я вынесла перед тем... Эта внезапная перемена! В одну минуту все переменилось! От полного отчаянья - к полному счастью!
   - Это очень естественно. Естественно - и достойно. Да, по-моему, сделать такой хороший выбор, с такими благодарными чувствами - достойно... Только, увы, не в моих силах обещать, что этот выбор окажется для вас удачным. Я вам советую, Гарриет, не поддаваться вашим чувствам. Никоим образом не поручусь, что вам на них ответят. Подумайте хорошенько. Может быть, вам разумнее подавить свои чувства, пока не поздно, - во всяком случае, не отдавайтесь им безраздельно, ежели в вас нет уверенности, что вы ему нравитесь. Понаблюдайте за ним. Руководствуйтесь в ваших чувствах его поведением. Я предостерегаю вас теперь, потому что впредь никогда более не заговорю с вами об этом предмете. Я приняла решение не вмешиваться. Пусть уста наши ни разу не вымолвят ничьего имени. Мы раньше поступали неправильно - будем же теперь осмотрительней... Он выше вас по положению, это правда, вас разделяют преграды и препоны весьма серьезного свойства, и все же, Гарриет, случались и не такие чудеса - бывали еще более неравные браки. Но будьте осторожны. Я не хочу, чтоб вы лелеяли слишком радужные надежды, хотя, чем бы это ни кончилось, знайте, что, устремив свои помыслы к нему, вы выказали отменный вкус, и я умею оценить это по достоинству.
   Гарриет с немою и покорной благодарностью поцеловала ей руку. А Эмма думала, что такого сорта привязанность определенно не повредит ее другу. Она будет возвышать и облагораживать ей душу и должна оградить ее от опасности уронить себя.

       Глава 5

   В этом смешенье замыслов, надежд и молчаливого потворства застиг хозяйку Хартфилда июнь месяц. Вообще же в Хайбери его наступление не произвело существенных перемен. У Элтонов по-прежнему велись разговоры о приезде Саклингов и видах на их ландо; Джейн Фэрфакс по-прежнему жила у бабушки, где - так как возвращение Кемпбеллов из Ирландии опять откладывалось, теперь уже до августа - ей предстояло, по-видимому, прожить еще целых два месяца, при том условии, конечно, если бы удалось укротить благотворительную ретивость миссис Элтон и избежать досрочного и принудительного водворенья на восхитительное место.
   Мистер Найтли, который по неведомым причинам с самого начала определенно невзлюбил Фрэнка Черчилла, день ото дня не любил его все больше. Он стал подозревать, что Фрэнк Черчилл ведет нечестную игру, ухаживая за Эммой. То, что он избрал ее своим предметом, представлялось неоспоримым. Об этом свидетельствовало все: внимание, которое он ей оказывал, намеки его отца, тонкие умолчанья его мачехи - все сходилось на одном, говорило о том же - слова и недомолвки, сдержанность и несдержанность. И покамест его с таким единодушием прочили Эмме, а сама Эмма прочила его Гарриет, у мистера Найтли зародилось подозрение, что он не прочь приволокнуться за Джейн Фэрфакс. Он ничего не понимал, но были признаки, что между ними существует некая связь, по крайней мере, так ему казалось - признаки того, что он восхищается ею, и мистер Найтли, обнаружив их, уже не мог убедить себя, что они ничего не значат, хоть меньше всего желал бы сделаться, уподобясь Эмме, жертвою собственного воображенья. Первые подозрения появились у него в отсутствие Эммы. Вместе с Уэстонами, их сыном и Джейн он в тот день обедал у Элтонов и заметил - притом, не раз, - что молодой человек посылает мисс Фэрфакс взгляды, не совсем уместные со стороны поклонника мисс Вудхаус. Когда он снова оказался в их обществе, то уже не мог не вспомнить увиденное и удержаться от наблюдений, которые - если только с ним не происходило то, о чем Уильям Купер, глядя в сумерках на огонь в камине, сказал: "То, что я вижу, мной сотворено" ²⁰, - еще более подтверждали его подозренья, что Фрэнка Черчилла и Джейн связывает тайная склонность... даже, может быть, тайное согласие.
   Однажды после обеда он, как это частенько бывало, отправился провести вечер в Хартфилде. Эмма и Гарриет собирались на прогулку; он пошел с ними, а на обратном пути их нагнала большая компания, которая, как и они, предпочла совершить моцион пораньше, так как собирался дождь: то были мистер и миссис Уэстон с сыном и мисс Бейтс со своею племянницей, которые случайно встретились им по дороге. Дальше все пошли вместе, и, когда поравнялись с воротами Хартфилда, Эмма, зная, как обрадует ее батюшку приход таких гостей, стала усердно зазывать их зайти и откушать с ними чаю. Семейство из Рэндалса тотчас согласилось, и мисс Бейтс, после пространной речи, которую мало кто слушал, тоже сочла возможным принять любезнейшее приглашение дорогой мисс Вудхаус.
   Они входили в ворота, когда мимо проехал верхом мистер Перри. Мужчины заговорили об его коне.
   - Кстати, - сказал через минуту Фрэнк Черчилл, оборотясь к миссис Уэстон, - а как планы мистера Перри обзавестись коляской?
   Миссис Уэстон сделала удивленное лицо.
   - Я не знала, что у него есть такие планы.
   - Как же, ведь я узнал это от вас. Вы мне писали об этом три месяца тому назад.
   - Я? Быть не может!
   - Уверяю вас. Я прекрасно помню. Писали как о событии, которое должно произойти очень скоро. Так сообщила кому-то миссис Перри с большим торжеством. Это она настояла, считая, что ему чрезвычайно вредно постоянно бывать под открытым небом в ненастную погоду. Ну, вспомнили теперь?
   - Даю вам слово - первый раз слышу.
   - Первый раз? В самом деле? Вот так штука!.. Откуда же я взял... Приснилось тогда, должно быть, - а я совершенно был убежден... Мисс Смит, вы едва бредете. Устали? Бодритесь, сейчас будете дома.
   - Что-что? - встрепенулся мистер Уэстон. - Что там насчет Перри, Фрэнк! Говоришь, собирается завести коляску? Рад, что он может себе это позволить. От него самого об этом слышал, да?
   - Нет, сэр, - смеясь, отозвался его сын. - Получается, что ни от кого не слышал... Странная вещь!.. Убежден был, что миссис Уэстон излагала это со всеми подробностями в одном из писем в Энскум - правда, много недель миновало, - но раз она утверждает, что ни звука об этом не слыхала, то, стало быть, конечно, приснилось. Я, знаете ли, горазд видеть сны. Как уеду отсюда, все те, которые остались в Хайбери, являются ко мне в снах, а когда весь запас близких друзей исчерпан, мне начинают сниться мистер и миссис Перри.
   - Но удивительно, - заметил его отец, - что ты видел такой связный, отчетливый сон про людей, о которых тебе, казалось бы, нет особых причин вспоминать, когда ты в Энскуме. Что Перри заводит себе экипаж, и что на этом настояла его жена, тревожась за его здоровье, - то есть, именно то, что и сбудется рано или поздно, без сомненья. Только ты это видел раньше. До чего подчас правдивы бывают сны! А подчас - сплошные нагроможденья невероятного! Во всяком случае, Фрэнк, твой сон показывает, что Хайбери присутствует в твоих мыслях, когда тебя здесь нет... Эмма, вы, ежели я не ошибся, тоже большая мастерица видеть сны?
   Но Эмма не слышала его. Она ушла далеко вперед, торопясь подготовить отца к появлению гостей, и многозначительный призыв мистера Уэстона не достиг ее.
   - Признаться откровенно, - подала голос мисс Бейтс, которая вот уже две минуты безуспешно пыталась вставить слово, - ежели на то пошло, мистер Фрэнк Черчилл, возможно... нет, я не отрицаю, что он мог это видеть во сне, мне и самой такое порой приснится, что... но если вы спросите мое мнение - не скрою, этой весной такая мысль была. Миссис Перри сама поделилась ею с матушкой, и Коулы тоже знали, но кроме нас - никто, так как это был секрет, и просуществовала она дня три, не больше. Миссис Перри ужасно волновалась, что у него нет коляски, а он в то утро как будто начал ей уступать и она на радостях прибежала сказать матушке. Помнишь, Джейн, бабушка нам рассказывала, когда мы пришли домой? Куда бишь мы в тот раз ходили, я забыла - не в Рэндалс ли? Да, по-моему, в Рэндалс... Миссис Перри с давних пор любит матушку - да и кто ее не любит - и поделилась с нею по секрету. Не возражала, понятно, чтобы матушка рассказала нам, но с условием, что это не пойдет дальше, и, сколько помню, я с тех пор и по сей день не помянула об этом ни единой живой душе. Но в то же время не исключаю, что у меня разок-другой мог вырваться намек... я знаю, со мною так бывает - не успею спохватиться, как уже выпалю то, что не следует. Я, знаете ли, болтушка, страшная болтушка, и мне случалось иной раз сболтнуть лишнее. Я не Джейн, к большому сожалению. За нее я поручусь вполне - никогда ничегошеньки не выдаст. Джейн, ты где? А, отстала немножко... Ясно помню, как к матушке приходила миссис Перри... Да, необыкновенный сон!
   Они входили в прихожую. Когда мисс Бейтс оглянулась на Джейн, ее опередил взгляд мистера Найтли. Он перевел его невольно на ее лицо с лица Фрэнка Черчилла, на котором заметил - или ему почудилось? - смущение, мгновенно прикрытое смехом; но Джейн и точно отстала и деловито поправляла на себе шаль. Мистер Уэстон вошел в дом. Двое оставшихся мужчин расступились у дверей, пропуская ее вперед. Мистер Найтли подозревал, что Фрэнк Черчилл пытается поймать ее взгляд - он смотрел на нее не отрываясь, - но ежели так, то напрасно: Джейн прошла мимо них в прихожую, не взглянув ни направо, ни налево.
   Для дальнейших реплик и объяснений не оставалось времени. Пришлось удовольствоваться предположеньем насчет сна - пришлось мистеру Найтли расположиться вместе со всеми за новым круглым большим столом, который своею властью завела в Хартфилде Эмма - никому, кроме Эммы, не удалось бы поставить его на это место и уговорить отца пользоваться им, а не маленьким пембруком²¹, за которым мистер Вудхаус дважды в день трапезничал в тесноте и неудобстве сорок лет подряд. Чай прошел очень мило, и никто не торопился выходить из-за стола.
   - Мисс Вудхаус, - сказал Фрэнк Черчилл, обследовав столик у себя за спиной, до которого мог дотянуться, не вставая, - что, ваши племянники забрали с собою свой алфавит - коробку с буквами? Она прежде стояла здесь. Куда она подевалась? Нынче как-то пасмурно, в такой вечер тянет к зимним забавам, а не летним. Помните, как мы славно скоротали однажды утро, угадывая слова? Не угодно ли вам поломать голову еще раз? Эмма с удовольствием ухватилась за эту мысль; в одну минуту извлечена была коробка, рассыпаны буквы по всему столу, и оба приступили к игре с азартом, который, казалось, не слишком разделяли остальные. Они проворно составляли слова друг для друга и для всякого, который изъявлял желание их угадывать. Больше всего это тихое занятие соответствовало вкусу мистера Вудхауса, который не однажды приходил в расстройство от более оживленных забав, затеваемых время от времени мистером Уэстоном, а теперь мог в полное свое удовольствие предаваться с нежною грустью сожалениям об отъезде "бедных бутузиков" либо, подцепив поблизости от себя заблудшую букву, любовно указывать, как красиво вывела ее Эмма.
   Фрэнк Черчилл положил стопочку букв перед мисс Фэрфакс. Она окинула быстрым взглядом стол и принялась за дело. Фрэнк сидел рядом с Эммой. Джейн - напротив них, а мистеру Найтли видны были с того места, где он сидел, все трое сразу, и он старался как можно менее заметно увидеть как можно больше. Слово было угадано, и с легкою улыбкой отодвинуто прочь. Ежели предполагалось, что оно тут же смешается с ворохом букв и скроется от глаз, то ей бы следовало смотреть на стол, а не напротив - ибо оно не смешалось, и Гарриет, которая набрасывалась на каждое новое слово и ни одного не могла угадать, немедленно его подхватила и начала трудиться над ним. Она сидела возле мистера Найтли и скоро воззвала к нему о помощи. Оказалось, что это "оплошность", и, когда Гарриет с ликованьем огласила разгадку, у Джейн зарделись щеки, отчего это слово обрело примечательность, которой, когда бы так не случилось, было бы лишено. Мистер Найтли связывал его с пресловутым сном, но как это все могло быть - он понимать отказывался. Что сталось с деликатностью, скромностью его любимицы? Он боялся, что ее определенно опутали. На каждом шагу вставали пред ним изворотливость и двуличие. Эти буквы были не что иное, как орудие обольщенья и обмана. Детская игра, избранная служить прикрытием двойной игры, которую вел Фрэнк Черчилл.
   С возмущением продолжал он наблюдать за ним, наблюдать с возрастающей тревогой, не веря своим глазам, и за обеими своими ослепленными приятельницами. Он видел, как для Эммы подобрали короткое слово, как с затаенной и коварной усмешкой подали его ей. Видел, что Эмма без труда его разгадала и нашла в высшей степени забавным, хотя, должно быть, и содержащим в себе нечто предосудительное, ибо она произнесла: "Глупости! Как вам не стыдно!" И вслед за тем услышал, как Фрэнк Черчилл, показав глазами на Джейн, сказал: "Дам-ка его ей - дать?" - и как Эмма, давясь от смеха, запротиворечила: "Нет-нет, не надо, я вам решительно не позволяю".
   Но это не возымело действия. Галантный молодой человек, который, кажется, умел любить без сердца и располагать к себе без особых церемоний, немедленно подал буквы Джейн и с преувеличенно смиренной учтивостью предложил их ее вниманию. Мистер Найтли, снедаемый любопытством узнать, какое это слово, поминутно косился на них и быстро смекнул, что это "Диксон". Джейн, судя по всему, не отстала от него в сообразительности, но, разумеется, лучше уловила дополнительное значение, скрытый смысл, который заключали в себе шесть букв, расположенные в таком порядке. Она явно осталась им недовольна; подняла глаза, увидела, что за нею пристально следят, густо, как никогда на его памяти, покраснела и, бросив: "Я полагала, имена собственные не разрешаются", - порывисто, даже с сердцем, отодвинула от себя буквы, показывая своим видом, что более не даст вовлечь себя в это занятие. Она с решимостью отвернулась от своих нападчиков и обратилась лицом к тетке.
   - Да, милая, ты совершенно права, - вскричала та, хотя Джейн не проронила ни слова, - я как раз собиралась это сказать. Нам в самом деле пора идти. Время позднее, и бабушка, я думаю, нас заждалась... Сударь, вы необычайно любезны... Так что мы вынуждены пожелать вам покойной ночи.
   Джейн откликнулась на этот призыв с готовностью, свидетельствующей, что тетушка поняла ее верно. Она очутилась на ногах в мгновение ока, порываясь выбраться из-за стола, но многие тоже задвигали стульями и это ей не удавалось; мистер Найтли мельком видел, как к ней озабоченно пододвинули еще одну стопочку букв и она, не взглянувши на них, решительно смела их прочь... Потом она искала свою шаль - искал ее и Фрэнк Черчилл, - уже смеркалось, в комнате царила неразбериха и мистер Найтли не узнал, как они расстались.
   Он задержался в Хартфилде после того, как все ушли, переполненный тем, что видел, в такой мере, что, когда на помощь его наблюдательности явились свечи, почувствовал, что должен, - да, непременно должен, как друг, заботливый друг - сделать Эмме один намек, задать один вопрос. Он не имел права, видя ее в столь опасном положении, не попытаться уберечь ее. Это была его обязанность.
   - Скажите, Эмма, - начал он, - могу я знать, чем вас так позабавило последнее слово, предложенное вам и мисс Фэрфакс? В чем его соль? Я видел, что это за слово, и мне любопытно, каким образом оно могло так распотешить одну из вас и так глубоко задеть другую.
   Эмма смешалась - и очень. У ней язык не поворачивался объяснить ему, как обстоит дело, ибо, хоть подозрения ее никоим образом не исчезли, ей, честно говоря, стыдно было, что она проговорилась о них кому-то.
   - Ах, это! - воскликнула она в очевидном замешательстве. - Это мы просто так... Шутили между собою.
   - Шутили, мне кажется, только вы с мистером Черчиллом, - серьезно возразил мистер Найтли.
   Он надеялся, что она скажет что-нибудь на это, но она молчала. Она находила себе то одно, то другое занятие лишь бы не разговаривать. Мистера Найтли одолевали сомненья. Зловещие мысли, сменяя друг друга, проносились у него в голове. Вмешаться? Но что пользы? Смущение Эммы, ее молчаливое признанье коротких отношений с молодым человеком показывали, что сердце ее несвободно. И все же надобно было ей сказать. Что бы ни рисковал он услышать в ответ на непрошенное вмешательство - все лучше, чем рисковать ее благополучием; лучше навлечь на себя что угодно, нежели корить себя после за то, что он в такую минуту пренебрег своим долгом.
   - Милая Эмма, - произнес он наконец с большою сердечностью, - вы совершенно уверены, что вам понятен характер знакомства между тем господином и тою девицей, о которых у нас шла речь?
   - Между мистером Фрэнком Черчиллом и мисс Джейн Фэрфакс? О да, совершенно!.. Отчего вы в этом усомнились?
   - И у вас никогда, ни разу не было оснований думать, что она нравится ему, а он - ей?
   - Ни разу, никогда! - искренне и горячо воскликнула Эмма. - Никогда ни на секунду мне такое не приходило в голову. Не понимаю, откуда у вас взялась эта мысль?
   - Я вообразил себе в последнее время, что наблюдаю меж ними приметы взаимной склонности - многозначительные взгляды, не предназначенные для посторонних глаз...
   - Вот насмешили! Очень рада, что вы соблаговолили дать волю своему воображению, но оно завлекло вас в дебри. Сколь мне ни жаль с первого же раза прерывать его полет, но только ничего этого нет. Могу уверить вас, между ними нет никакой взаимной склонности, а видимость, которая ввела вас в заблужденье, проистекает из неких особливых обстоятельств - вернее, чувств - совершенно иного рода... Все это трудно поддается объяснению, тут примешана доля всяческого вздора... но одно можно сказать прямо и определено - ничего похожего на влечение или склонность друг к другу меж ними нет и в помине. То есть, говоря о ней, я предполагаю это - говоря о нем, могу в этом поручиться. Ручаюсь, что он к ней равнодушен.
   Это сказано было с апломбом, который ошеломил мистера Найтли, - с самодовольством, от которого он онемел. Эмма пришла в оживленье, ей хотелось продолжить разговор, выведать подробности о его подозрениях, услышать описание каждого взгляда, узнать досконально, где и как зародилось это невероятно занимательное предположенье, - но он не разделял ее веселость. Он убедился, что не может быть ей полезен, и пребывал в слишком раздраженных чувствах, чтобы заниматься болтовнею. И дабы упомянутые чувства не воспламенились окончательно подле камина, который пылал здесь по вечерам круглый год, как того требовали изнеженные привычки мистера Вудхауса, он вскоре поспешил откланяться и зашагал навстречу прохладе и уединенью Донуэллского аббатства.

       Глава 6

   Долго потчевали обитателей Хайбери надеждами на скорый приезд мистера и миссис Саклинг, и тем обидней им было узнать, что он не может состояться ранее осени.
   До тех пор такое событие не обогатит их духовные запасы новизною впечатлений. В повседневном обмене новостями им приходилось вновь ограничивать себя другими предметами, к которым прибавился было на время визит Саклингов, а именно: последними сведениями о здоровье миссис Черчилл, каковые имели тенденцию меняться со дня на день, - и положением миссис Уэстон, которая ждала ребенка, чье появленье на свет должно было осчастливить ее в будущем, а весть о нем уже осчастливила ее соседей в настоящем.
   Миссис Элтон была разочарована до крайности. Откладывалось столько удовольствий - и столько случаев ими почваниться! Знакомства, рекомендации - со всем этим приходилось подождать; все предполагаемые увеселенья оставались до времени лишь разговорами... Так думала она вначале - однако по некотором размышлении сделала вывод, что откладывать все незачем. Что мешает им, даже если Саклинги не приедут, предпринять прогулку на Бокс-хилл? А осенью побывать там еще раз, вместе с ними? Прогулка на Бокс-хилл была задумана давно. Все вокруг давно знали, что она должна состояться - кое-кто даже перенял эту мысль. Эмма никогда не бывала в тех местах, и ей хотелось посмотреть, что там достопримечательного, чем все ездят любоваться. И они с мистером Уэстоном условились, что выберут как-нибудь погожее утро и съездят туда. Решено было взять с собою только двух-трех избранных и обставить все тихо, скромно, просто, что в тысячу раз изысканнее, чем суматошливые приготовленья, трапезы и возлиянья по всей форме и показная шумиха, которыми сопровождаются пикники у таких господ, как Элтоны и Саклинги.
   Обо всем этом они договорились между собою столь ясно, что для Эммы было неожиданностью - и довольно неприятной - услышать от мистера Уэстона, что он предложил миссис Элтон, раз ее братец и сестра подвели ее, объединиться двумя компаниями и ехать сообща, на что миссис Элтон немедленно отвечала согласием; а потому, ежели у нее нет возражений, то так тому и быть. А как все возраженья Эммы сводились бы к тому, что она терпеть не может миссис Элтон, о чем мистер Уэстон должен был уже и без того прекрасно знать, то приводить их заново не имело смысла, тем более что сделать это - значило бы укорить его и тем самым причинить огорченье его жене. Таким образом, Эмма вынуждена оказалась принять условия, которые стремилась бы всеми способами избежать - унизительные условия, когда, пожалуй, могли сказать, что это миссис Элтон соблаговолила взять ее с собою! Она была возмущена до глубины души и хотя внешне, покорясь обстоятельствам, ничем себя не выдала, но втайне долго еще сурово осуждала мистера Уэстона за неразборчивое и безудержное дружелюбие.
   - Значит, вы меня одобряете - вот и славно, - безмятежно заключил между тем сей последний.
   - Я так и думал. В таких делах главное - большая компания. Чем больше, тем лучше. Где много народу, там и весело. Да и она, в конце концов, добродушная бабенка. Негоже было бы ее обойти.
   Эмма вслух ничего не оспаривала, но про себя ни с чем не согласилась.
   Близилась середина июня, погода стояла прекрасная, и миссис Элтон не терпелось поскорее назначить день, разрешить с мистером Уэстоном все вопросы о пирожках с голубятиной и холодной баранине - как вдруг захромала одна из выездных лошадей и вся затея повисла в воздухе. Недели пройдут или всего лишь несколько дней, покуда лошадь можно будет запрягать, - никто не знал, но заниматься приготовленьями не отваживались; во всем наступил тоскливый застой. Миссис Элтон, при всех своих ресурсах, дрогнула под нежданным ударом судьбы.
   - Ну не досада ли, Найтли? - восклицала она. - И погода как на заказ!.. Эти отсрочки и неурядицы просто несносны. Как нам быть?.. Эдак, пожалуй, и год кончится, а мы ничего не успеем. В прошлом году, верьте слову, мы к этому времени уже совершили восхитительную прогулку из Кленовой Рощи в Кингсуэстон...
   - А вы бы совершили прогулку в Донуэлл, - отозвался мистер Найтли. - И лошадей не понадобится. Приходите отведать моей клубники. Она, того и гляди, поспеет. Может быть, мистер Найтли затеял разговор об этом в шутку, но продолжать его пришлось серьезно, так как предложение было с восторгом подхвачено и недвусмысленное: "О, с величайшим наслажденьем!" - подкреплялось столь же недвусмысленным тоном и выражением лица. Донуэлл славился своею клубникой, так что подобное приглашение было оправданным, но оправданья даже не требовалось: его собеседница прельстилась бы и капустным полем, ей важен был лишь предлог куда-нибудь пойти. Она вновь и вновь давала ему заверенья, что придет, - хоть он и так едва ли в этом сомневался - и не скрывала своего довольства таким подтверждением дружеской близости, таким, как она предпочитала думать, почетным комплиментом своей особе.
   - Можете на меня рассчитывать, - говорила она. - Буду непременно. Назовите мне день, и я приду. Вы разрешите мне привести с собою Джейн Фэрфакс?
   - День, - отвечал он, - я не могу назвать, покуда не поговорю еще кое с кем, кого буду просить составить вам компанию.
   - Ах, это вы предоставьте мне. Дайте мне только карт-бланш... Я буду дама-патронесса! Ведь это мой праздник, Я сама приведу друзей.
   - Вы, надеюсь, приведете Элтона, - сказал он, - но больше никого приглашать не трудитесь, это моя забота.
   - У, с каким хитрым видом это сказано!.. Нет, правда, меня вы можете без страха облечь властью. Я - не молоденькая девица, непривычная к высокой должности. На замужнюю женщину, знаете ли, можно положиться спокойно. Это мой праздник. Я беру на себя его устройство. Я приглашу к вам гостей по своему усмотрению.
   - Нет, - возразил он невозмутимо. - На свете есть только одна замужняя женщина, которой я мог бы доверить приглашать в Донуэлл гостей по своему усмотрению, и это...
   - Миссис Уэстон, надобно полагать, - с обидой в голосе перебила его миссис Элтон.
   - Нет - миссис Найтли. И покамест таковая не появится, я буду в подобных случаях распоряжаться сам.
   - Ах, какой вы чудак! - воскликнула она, довольная, что он никого ей не предпочел. - Вы - оригинал, и вольны говорить все, что вам вздумается. Большой оригинал... Ладно, я приведу с собою Джейн - Джейн и ее тетку, а остальных предоставляю вам. Пусть и Вудхаусы будут, я ничего не имею против. Можете не стесняться. Я знаю, вы с ними дружны.
   - Всенепременно будут, ежели мне посчастливится их уговорить. А к мисс Бейтс я заверну нынче же, по дороге домой.
   - В этом вовсе нет надобности - я вижусь с Джейн каждый день... а впрочем, как вам угодно. Соберемся спозаранку, Найтли, и попросту. На мне будет шляпа с большими полями... на руку повешу корзиночку... Вот эту, пожалуй - с розовою лентой. Видите, совсем-совсем простенько. И у Джейн будет такая же. Без этих церемоний, без парада - полное приволье. Разбредемся по саду, будем своими руками рвать клубнику, сидеть под деревьями, и если вам вздумается нас угощать еще чем-нибудь, то чтобы на открытом воздухе - пусть стол накроют где-нибудь в тени... Чтобы как можно проще, естественнее. Вы себе так это представляете, верно?
   - Не совсем. По-моему, самое простое и естественное накрыть стол в столовой. Так как у дам и господ естественность и простота сопряжены с мебелью и прислугой, то ее легче соблюсти, я думаю, угощаясь под крышей. Когда вам наскучит есть клубнику в саду, вас будет ждать холодная закуска в доме.
   - Что ж, воля ваша... только не затевайте ничего грандиозного. И кстати, может быть, нужно, чтобы я или моя экономка помогли вам советом? Вы не стесняйтесь, Найтли. Хотите, я поучу миссис Ходжес или послежу, как...
   - Весьма признателен, но не имею ни малейшего желанья.
   - Как знаете, но если вдруг возникнут трудности... моя экономка - профессор в своем деле.
   - Ручаюсь вам, что моя тоже почитает себя профессором и не потерпит, чтобы кто-нибудь ее поучал.
   - Какая жалость, что у нас нет ослика... Это было бы самое идеальное - мы с Джейн и мисс Бейтс верхом на осликах, а мой саrо sposo шагал бы рядом. Нужно будет серьезно с ним обсудить, не завести ли нам ослика. Я чувствую, при сельской жизни это своего рода необходимость. Ведь невозможно женщине все время сидеть дома, каковы бы ни были ее внутренние ресурсы... А далеко ходить пешком - вы сами понимаете... Летом пыльно, зимою - грязь.
   - От Хайбери до Донуэлла вам не встретится ни то, ни другое. Пыли на донуэллской дороге вообще не бывает, а в эту сушь и грязи нет. Впрочем, езжайте на ослике, ежели вам так угодно. Я бы желал, чтобы все было как можно более вам по вкусу.
   - В этом-то я уверена. Не беспокойтесь, я оценила вас по достоинству, мой добрый друг. Я знаю, за этою суховатой, резкой манерой скрывается золотое сердце. Вы просто большой оригинал, я и мистеру Э. так говорю... Да, можете мне поверить, Найтли, я очень чувствую, что вся эта затея - свидетельство вашего внимания ко мне. И как вы верно угадали, чем меня побаловать!...
   У мистера Найтли имелся свой резон не накрывать стол под деревом. Он собирался склонить не только Эмму, но и мистера Вудхауса принять участие в увеселенье и предвидел, что угощать гостей снаружи - значило бы обречь мистера Вудхауса на муки. Неблаговидно было бы соблазнить мистера Вудхауса прокатиться поутру на часок-другой в Донуэлл и под этим предлогом заманить его на пытку.
   Приглашение сделано было с чистой совестью. Мистера Вудхауса не подстерегала зловещая опасность поплатиться за свою доверчивость. И он дал согласие. Он не был в Донуэлле уже два года. Вот установится хорошая погода, и как-нибудь утром прекрасно можно будет прокатиться с Эммою и Гарриет - он посидит покойно с миссис Уэстон, а они, душеньки, могут тем временем погулять в саду. В июньский полдень, вероятно, там не будет сыро. Он с наслажденьем снова навестит старинный Дом и очень будет рад повидать мистера и миссис Элтон и остальных соседей... Да, отчего бы ему, в самом деле, не прокатиться туда с Эммой и Гарриет утречком, по хорошей погоде? Он находит, что это чрезвычайно удачная мысль - очень разумное и любезное приглашенье - и молодец мистер Найтли, что не устроил званый обед. Ну их совсем, эти званые обеды...
   Мистеру Найтли повезло: никто не отклонил его приглашения. Его принимали повсюду с такой готовностью, как если б каждый, подобно миссис Элтон, полагал, что прием затевается единственно ради него. Эмма и Гарриет объявили, что ждут от него бессчетных удовольствий; мистер же Уэстон, в знак одобрения и благодарности, обещался, если удастся, вызвать ради такого случая Фрэнка, хотя его о том не просили... Мистеру Найтли не оставалось ничего другого, как сказать, что он будет очень рад, и мистер Уэстон успокоил его, что напишет, не теряя времени, и не поскупится на доводы, чтобы уговорить его приехать.
   Хромая лошадь между тем столь быстро оправилась, что уже снова радостно обсуждалась прогулка на Бокс-хилл, и кончилось тем, что Донуэлл назначили на один день, а Бокс-хилл - на следующий; погода тому благоприятствовала.
   Под ярким полуденным солнцем, в самый, можно сказать, разгар лета, мистер Вудхаус благополучно прибыл в своей карете - спустив одно окошко! - для участия в увеселении на лоне природы, проследовал в одну из лучших комнат, где в ожидании его приезда с утра топили камин и, удобно расположась, весьма собою довольный, изготовился с приятностью рассказывать о своих свершениях и советовать всем и каждому посидеть в доме и не перегреваться на солнце... А когда всех прочих звали или уводили в сад, то его сочувственной и терпеливой слушательницей оставалась миссис Уэстон, которая, казалось, пришла сюда пешком с единою целью утомиться и неотлучно сидеть при нем.
   Эмма так давно не была в аббатстве, что, как только удостоверилась, что ее батюшка устроен с удобством, радостно поспешила наружу оглядеть все вокруг, освежить и пополнить свои воспоминания об этом доме, этом поместье, представляющем для нее и всего ее семейства такой интерес теперь и в будущем, - внимательнее ко всему присмотреться, лучше узнать. С гордостью и самодовольством, законными при тех родственных узах, которые связывали ее с нынешним и с будущим владельцем имения, обозревала она внушительные размеры и стиль дома, его удачное, своеобразное и выгодное местоположенье в низинке, закрытой со всех сторон; роскошный сад, за которым простирались луга, омываемые речкой, почти не видной из дома, построенного, как строили в старину, с пренебрежением к видам, открывающимся из окон; густые ряды деревьев в рощах и вдоль аллей, не поредевшие в угоду моде или расточительности... Дом был больше чем Хартфилд, и в совершенно ином духе - неправильной формы, со множеством удобных, а в редких случаях и красивых комнат, он беспорядочно раскинулся на довольно обширном пространстве - такой, каким ему и надлежало быть; такой, без обмана, каким он выглядел, - Эмма все глубже проникалась уважением к этому родовому гнезду чистокровного, истинного, доблестного дворянства. Пускай у мистера Джона Найтли нрав был небезупречен, но Изабелла не ошиблась в выборе. За достоинства, за имя и именья тех, с которыми она породнила свое семейство, можно было не краснеть... То были приятные размышленья, и, предаваясь им, она гуляла, покуда не настало время идти, как другие, рвать клубнику прямо с грядок. Все общество было в сборе, за исключением Фрэнка Черчилла, которого ждали из Ричмонда с минуты на минуту, и миссис Элтон, при полном снаряжении, необходимом ей для счастья: в широкополой шляпе и с корзиночкой, сразу обнаружила готовность показать, кто здесь первая фигура; собирала ли она ягоды, принимала ли подношенья или разговаривала - о клубнике, и только о клубнике, больше ни о чем никому сказать, или хотя бы подумать, не дозволялось. "Нет в Англии ягоды вкуснее - всеми любима - каждому полезна. Образцовые грядки - отборные сорта. Восхитительно рвать своими руками - тогда лишь вы получаете подлинное удовольствие. Утренние часы определенно наилучшее время - она никогда не устает - каждый сорт по-своему хорош - мускусная гораздо вкуснее - никакого сравненья - другие сорта почти несъедобны - мускуская попадается реже всего - она больше любит чилийскую землянику - которой далеко до лесной, - цены на клубнику в Лондоне - под Бристолем целые плантации - в Кленовой Роще - как взрыхлять землю - когда пересаживать - каждый садовник говорит свое - единого правила не существует - садовника переучить очень трудно - отличная ягода - но чересчур сочна и быстро приедается - вишня вкуснее - смородина больше освежает - если бы только не нагибаться - солнце палит нещадно - смертельно устала - нет никаких сил - должна пойти и сесть в тени".
   К этому сводился на протяжении получаса весь разговор, прерванный лишь однажды, когда из дома, движимая беспокойством за пасынка, вышла миссис Уэстон осведомиться, не приехал ли он, - ей уже становилось не по себе. Его лошадь не внушала ей большого доверия.
   Все, кто как умел, разместились в тени, и теперь Эмме пришлось, самой того не желая, слушать, о чем миссис Элтон ведет разговоры с Джейн. Обсуждалось предлагаемое место - не место, а мечта! Миссис Элтон уведомили о нем нынче утром, и она была в упоенье. Оно объявилось не у миссис Саклинг, и не у миссис Брэгг, но разве что им одним уступало в заманчивости и великолепии; объявилось оно у кузины миссис Брэгг и приятельницы миссис Саклинг - дамы, вхожей в Кленовую Рощу. Восхитительное, дивное, превосходное - избранный крут, высшее общество, положение, сферы и все прочее, - миссис Элтон выходила из себя, доказывая, что необходимо немедля соглашаться. Она торжествовала, она горячилась, она наступала; она не желала слушать никаких возражений, хотя ее приятельница по-прежнему пыталась ей втолковать, что до поры до времени никуда поступать не намерена, приводя те же мотивы, которые Эмма уже однажды слышала. Миссис Элтон продолжала добиваться, чтобы ее уполномочили завтра же отправить с первой почтой положительный ответ... Эмма только дивилась, откуда у Джейн берется терпение все это выносить. Раз или два на лице у нее промелькнула досада, раз или два она отвечала резко - и наконец, с решимостью, обыкновенно ей несвойственной, предложила встать и пройтись. Не пойти ли им прогуляться! Может быть, мистер Найтли покажет им весь сад - и парк? Ей бы хотелось осмотреть весь донуэллский парк. Как видно, приятельница все-таки доняла ее своею навязчивостью.
   Было жарко; походив вразброд по саду - кто поодиночке, кто по двое, - все незаметно потянулись друг за другом под благодатную сень короткой и широкой липовой аллеи, которая выходила из парка и кончалась на полпути к реке, как бы замыкая пределы усадьбы. Она никуда не вела - никуда, если не считать кругозора, который открывался за низкой каменной оградой с высокими столбами, воздвигнутыми, по всей видимости, с целью обозначить подъезд к дому, хотя дом стоял вовсе не там. Уместность подобного завершения могла представляться спорной, но сама аллея была прелестным местом для прогулок и вид в конце ее открывался обворожительный. Покатый склон, почти у подножия которого раскинулось аббатство, спускаясь, становился круче и в полумиле от границ усадьбы заканчивался величественным обрывом, сплошь одетым лесом, - а под обрывом, в укромном и живописном уголке, красиво обрамленном речною излучиной, высилась, глядя на заливные луга, ферма Эбби-Милл.
   Вид был чудесный - ласкающий глаз и душу. Английская зелень, английский уют; английский ландшафт, залитый лучами яркого, но милосердного солнца.
   На этой аллее Эмма и мистер Уэстон застали все общество, и она тотчас заметила, что шествие к виду над обрывом, потихоньку отделясь от остальных, возглавляют мистер Найтли и Гарриет. Мистер Найтли - и Гарриет!.. Неожиданный тет-а-тет - впрочем, Эмму он порадовал. Было время, когда мистер Найтли отверг бы такую собеседницу, отвернулся бы от нее без особых церемоний. Теперь он был, судя по всему, увлечен приятным разговором. Было также время, когда Эмма насторожилась бы, увидев Гарриет в таком месте, откуда ферма Эбби-Милл являлась взорам в столь выигрышном свете; теперь ей было не страшно. Зрелище фермы во всей ее красе и благоденствии - с тучными пастбищами, ленивыми стадами, садом в цвету и легким дымком, курящимся над крышей - уже не представляло опасности... Подойдя к ограде, Эмма стала рядом с ними и убедилась, что они более поглощены беседой, нежели созерцанием окрестности. Он делился с Гарриет сведениями по части сельского хозяйства, и Эмме досталась улыбка, которая, казалось, говорила: "Все это занимает меня самого. Я вправе толковать о подобного рода предметах, не навлекая на себя подозрений в умысле напомнить кому-то о Роберте Мартине". У нее и не было таких подозрений. Эта история давно канула в прошлое. Роберт Мартин, наверное, и думать забыл о Гарриет... Они несколько раз прогулялись втроем туда и обратно по аллее. В тени дышалось легко, и для Эммы это были самые отрадные минуты за весь день.
   Отсюда все направились в дом - их приглашали закусить; общество расселось за столом, занялось едою, а Фрэнк Черчилл все не ехал. Миссис Уэстон глаза проглядела, высматривая его, но тщетно. Его отец не видел причин волноваться и смеялся над ее страхами, но она не могла от них избавиться и продолжала сокрушаться, зачем он не расстался со своею вороной кобылой. Он в этот раз с полной определенностью дал понять, что приедет! Его тетеньке несравненно лучше, и у него не было сомнений, что он к ним попадет... Однако здоровье его тетеньки, дружно напомнили ей в ответ, подвержено столь прихотливым колебаниям, что самые основательные предположения ее племянника могут расстроиться в одну минуту, и в конце концов миссис Уэстон убедили - так, по крайней мере, она сказала - что ему, должно быть, и вправду помешал приехать какой-нибудь внезапный недуг миссис Черчилл. Пока происходили дебаты, Эмма поглядывала на Гарриет; та держалась прекрасно и ничем не выдавала своих чувств.
   С холодною закуской покончили; теперь обществу предстояло снова выйти наружу и осмотреть то, что оставалось осмотреть: старинные пруды, в которых разводили рыбу: может быть, дойти и до клеверного поля, которое завтра начинали косить - во всяком случае, еще раз испытать удовольствие побыть на жаре и воротиться в прохладу... Мистер Вудхаус, который успел совершить легкий моцион по самой возвышенной части парка, где даже он не мог учуять малейшей сырости от реки, уже не тронулся с места, и его дочь решила остаться при нем, чтобы миссис Уэстон, которой полезно было отвлечься от своих тревог, могла пройтись вместе с мужем.
   Мистер Найтли заранее позаботился сделать все, чтобы мистер Вудхаус не скучал. Его старого друга поджидали альбомы с гравюрами, витринки с медалями, камеями, кораллами, раковинами и так далее, выдвинутые из шкафов, в которых сохранялись фамильные собрания - и заботы доброго хозяина не пропали даром. Мистер Вудхаус не скучал ни минуты. Все утро миссис Уэстон показывала ему коллекции, и он, с детскою неразборчивой любознательностью ко всяческим диковинкам и со старческой медлительностью, скрупулезностью и кропотливостью, жаждал теперь показать их Эмме... Перед началом этой вторичной демонстрации Эмма на несколько минут вышла в прихожую, чтобы посмотреть без помех на вход в общий план дома, и не успела она ступить за дверь, как из сада - впопыхах и с таким видом, словно за нею гонятся, - показалась Джейн Фэрфакс. Не ожидая, по-видимому, столкнуться прямо на пороге с мисс Вудхаус, она вздрогнула; впрочем, как выяснилось, именно мисс Вудхаус и была ей нужна.
   - Не будете ли вы добры сказать, когда меня хватятся, - начала она, - что я пошла домой? Я сию минуту ухожу. Тетушка не замечает, как поздно и как нас давно нет дома, а я уверена, что нас уже там ждут, и потому решилась идти сейчас же... Я никому не сказалась - это лишнее беспокойство и огорченье. Одни направились теперь к прудам, другие - на липовую аллею. Пока все не вернутся назад, меня не хватятся, а когда хватятся, не будете ли вы любезны сказать, что я ушла?
   - Разумеется, извольте - но не одна же вы пойдете в Хайбери?
   - Одна, а что тут страшного? Я хожу быстро. Двадцать минут, и я дома.
   - Но вам нельзя, никак нельзя идти совсем одной в такую даль. Позвольте, вас проводит слуга моего батюшки... Или позвольте, я прикажу подать карету. Она здесь будет через пять минут.
   - Спасибо, спасибо - ни в коем случае. Я предпочитаю идти пешком. А что одна, то мне ли этого бояться! Мне ли, которой так скоро, может быть, придется охранять других!..
   Она говорила очень возбужденно, и Эмма с большим чувством возразила:
   - И все-таки это не причина подвергать себя опасности теперь. Я непременно прикажу подать карету. Идти опасно хотя бы из-за жары. Вы уже и так устали.
   - Я... да, устала, - отвечала она, - только это не та усталость... прогулка быстрым шагом подбодрит меня... Мисс Вудхаус, каждый из нас когда-нибудь испытал, что значит утомиться душою. Моя, признаюсь вам, в изнеможенье. Вы очень добры, но сейчас лучшее, что для меня можно сделать - это позволить мне поступить по-своему и сказать только, когда понадобится, что я ушла домой.
   Эмма не возражала более ни единым словом. Она все поняла и, угадывая ее состояние, помогла ей быстро собраться и с дружеской участливостью проводила до дверей. Прощальный взгляд Джейн Фэрфакс полон был благодарности, прощальные слова ее: "Ох, мисс Вудхаус, какое счастье иногда побыть одной!" - казалось, вырвались из самой глубины измученной души, нечаянно выдав, чего ей стоит эта постоянная сдержанность даже с теми, кто так ее любит.
   "И правда - что за дом! Что за тетушка! - говорила себе Эмма, опять возвращаясь в прихожую.
   - Да, вас нельзя не пожалеть. И чем чаще вы будете показывать, сколь они - и справедливо! - для вас ужасны, тем вы мне будете милей".
   Не минуло и четверти часа после ее ухода - Эмма с мистером Вудхаусом едва пролистали несколько видов на площадь Св. Марка в Венеции, - как в комнату вошел Фрэнк Черчилл. Эмма о нем не думала - он как-то выпал у ней из памяти, - но очень обрадовалась при виде его. Теперь у миссис Уэстон отляжет от сердца. Черная кобылка ничем не провинилась; правы оказались те, которые называли причиною его опозданья миссис Черчилл. Он задержался, потому что ей сделалось худо - с ней приключился нервический припадок, который не проходил несколько часов, он уже было совсем отказался от мысли приехать - и, верно, не поехал бы, когда бы знал, как жарко будет в дороге и как он поздно попадет сюда, хоть и скакал во весь опор. Убийственная жара - он подобной не помнит - почти раскаивается, что не остался дома, - погибает от жары - готов терпеть любой холод, мороз, но жара для него невыносима... И, сделав плачущее лицо, он уселся как можно дальше от камина, в котором дотлевали любезные сердцу мистера Вудхауса угольки.
   - Посидите тихо, и вы скоро остынете, - сказала Эмма.
   - Как остыну, сразу еду назад. Мне вообще не следовало отлучаться, но на моем приезде так настаивали! Вы все, вероятно, скоро разойдетесь, отправитесь по домам. Кой-кого я уже встретил по дороге сюда... В такую погоду! Безумие - чистое безумие!
   Эмма посмотрела, послушала и догадалась, что Фрэнк Черчилл пребывает в состоянии, которое лучше всего определяется метким выражением "не в духе". Есть люди, которые бесятся, когда им жарко. Возможно, он был тоже так устроен - и, зная, что при пустячных тягостях, вроде этой, порой невредно перекусить, она посоветовала ему подкрепиться с дороги - в столовой найдется чем - и сочувственно показала нужную дверь.
   Нет, он не будет есть. Ему и не хочется, и от этого станет только жарче. Впрочем, уже через две минуты он сменил гнев на милость и, буркнув что-то насчет хвойного пива, удалился. Эмма повернулась опять к своему батюшке, втайне говоря себе: "Какое благо, что прошла моя влюбленность! Невелика радость иметь дело с мужчиной, которого способно вывести из себя жаркое утро. С этим легко мириться такому кроткому, покладистому существу, как Гарриет".
   Отсутствовал он довольно долго - за такое время можно покушать в свое удовольствие - и вышел к ним другим человеком; он остыл, сделался вновь похож на себя, к нему вернулись хорошие манеры: он мог уже придвинуть к ним свой стул, полюбопытствовать, чем они занимаются, и изъявить резонное сожаленье, что вынужден был так опоздать. Он был не в самом лучшем настроении, но старался его исправить и в конце концов принялся болтать милый вздор о том о сем. Они рассматривали в это время гравюры с видами Швейцарии.
   - Как только тетушка поправится, поеду за границу, - сказал он. - Не успокоюсь, покуда не повидаю эти места. Предъявлю вам когда-нибудь на посмотренье свои рисунки - либо путевые записки на прочтенье - либо поэму. Так или иначе изыщу способ обречь себя вашему суду.
   - Возможно, но это будут не швейцарские пейзажи. Вы не поедете в Швейцарию. Дядюшка с теткой никогда не отпустят вас из Англии.
   - Им, может быть, самим придется ехать за границу. Врачи ей могут предписать теплый климат. У меня сильное предчувствие, что мы отправимся туда втроем. Я вас уверяю. У меня нынче определенно такое чувство, что быть мне в скором времени за границей. Меня зовут путешествия. Мне скучно ничего не делать. Я не шучу, мисс Вудхаус, что бы там ни рисовалось вашему проницательному оку, - мне надоела Англия, я ею сыт по горло - я завтра бы уехал, когда бы мог.
   - Вы пресыщены богатством и негой. Не лучше ль вам изобрести для себя два-три лишенья и претерпевать их, оставаясь в Англии?
   - Я пресыщен богатством и негой? Вы глубоко ошибаетесь. Не изнеженным богачом вижу я себя - отнюдь. Всем, что есть в жизни существенного, судьба меня обделила. Я вовсе не почитаю себя ее баловнем.
   - И все-таки вы теперь не столь несчастны, как в первые минуты, когда приехали. Ступайте съешьте и выпейте еще что-нибудь, и вам совсем полегчает. Еще один ломтик холодного мяса, еще глоток мадеры с водою - и вы уравняетесь во благости со всеми нами.
   - Нет, я не тронусь с места. Я посижу подле вас. Вы лучшая панацея для меня.
   - Мы едем завтра на Бокс-хилл - и вы с нами? Это не Швейцария, но это тоже кое-что для молодого человека, который так ищет перемен. Вы остаетесь, и мы едем вместе?
   - Нет, конечно! Я тронусь по вечерней прохладе домой.
   - Но завтра вы можете снова тронуться сюда по утренней прохладе.
   - Нет... Не стоит труда. Я буду злиться, ежели приеду.
   - Тогда сделайте одолженье, оставайтесь в Ричмонде.
   - А если останусь, то буду злиться еще пуще. Мне будет нестерпимо сознавать, что вы все там, а меня нет.
   - Ну, это трудности, которые никому не разрешить, кроме вас. Решайте сами, которая мера злости вам предпочтительней. Я более слова не скажу.
   Гуляющие начали понемногу возвращаться, и скоро все собрались в доме. Одни при виде Фрэнка Черчилла бурно радовались, другие приняли его появленье сдержанно - зато весть об исчезновении мисс Фэрфакс встревожила и огорчила всех. Все единодушно признали, что пора и честь знать, и, оговоря напоследок вкратце план действий на завтра, разошлись. Несклонность Фрэнка Черчилла оставаться в стороне столь возросла к этому времени, что прощальные слова его к Эмме были:
   - Что же - ежели вы желаете, чтоб я остался и ехал тоже, то я подчиняюсь.
   Она улыбнулась в знак одобренья, и они поладили на том, что до завтрашнего вечера ничто, кроме экстренного вызова из Ричмонда, его туда не воротит.

       Глава 7

   День для прогулки на Бокс-хилл выдался великолепный и прочие внешние обстоятельства, как-то: распорядок, устройство, сроки, тоже складывались благоприятно. Надзирал за сборами мистер Уэстон, деловито снуя между Хартфилдом и домом викария, и все снарядились к условленному часу. Эмма ехала вместе с Гарриет, миссис Бейтс и ее племянница с Элтонами, мужчины - верхом. Миссис Уэстон вызвалась побыть с мистером Вудхаусом. Оставалось лишь ехать и наслаждаться. Семь миль дороги промелькнули в приятном предвкушении, и, прибыв на место, все ахнули от восторга - но вообще чувствовалось, что в этот день чего-то недостает. Ощущалась какая-то вялость, отсутствие одушевленья, отсутствие единения, которое не удавалось преодолеть. Общество дробилось на части. Элтоны гуляли вдвоем; мистер Найтли взял под свое покровительство мисс Бейтс и Джейн; Эмма и Гарриет достались Фрэнку Черчиллу. Напрасно хлопотал мистер Уэстон, добиваясь большего сплоченья. Вначале такое разделение представлялось случайным, однако оно в более или менее неизменном виде сохранялось до конца. Мистер и миссис Элтон, правда, не выказывали нежеланья сообщаться с остальными и по возможности стремились к сближению, однако у других все два часа, проведенные на холме, столь велико было тяготенье к расколу, что ни красоты природы, ни холодная трапеза, ни неунывающий мистер Уэстон не могли его устранить.
   Эмма вначале откровенно скучала. Она никогда не думала, что Фрэнк Черчилл способен быть таким тупым и молчаливым. Он говорил неинтересно - он смотрел и не видел - восхищался плоско - отвечал невпопад. Он был попросту скучен - неудивительно, что Гарриет, глядя на него, поскучнела тоже, и они оба наводили на Эмму тоску.
   Когда все сели закусить, положение исправилось - существенно исправилось, по ее мнению, ибо Фрэнк Черчилл ожил, разговорился и принялся вовсю за ней ухаживать. Он осыпал ее знаками внимания. Казалось, у него не было другой заботы, как только забавлять ее и угождать ей; и Эмма, радуясь случаю развлечься, не гнушаясь лестью, держалась тоже свободно, весело и, совсем как в раннюю, самую увлекательную пору их знакомства, щедро оказывала ему дружеское поощренье и не возбраняла любезничать, с тою, однако, разницей, что теперь, как она убедилась, это для нее ничего не значило, хотя в глазах сторонних наблюдателей должно было выглядеть самым откровенным флиртом - точнее нет слова в английском языке. "Мисс Вудхаус и мистер Фрэнк Черчилл флиртовали напропалую". Они открыто рисковали навлечь на себя подобный отзыв - который от одной из дам пойдет по почте в Кленовую Рощу, а от другой в Ирландию. Нельзя сказать, что Эмма предавалась беспечной веселости от избытка чувств - напротив, скорее оттого, что ожидала большего. Она смеялась потому, что испытывала разочарованье, и хотя его внимание нравилось ей и представлялось как нельзя более уместным, чем бы оно ни объяснялось - дружественной ли приязнью, поклоненьем или природною игривостью, - оно более не покоряло ее сердца. Она по-прежнему предназначала ему роль друга.
   - Сколь много я вам обязан, что вы велели мне поехать нынче сюда! - говорил он. - Какого удовольствия лишился бы, когда бы не вы! Я уже было и впрямь собрался уезжать назад.
   - Да, вы были ужасно сердиты, а почему - не знаю. Ну, опоздали, не вам досталась лучшая клубника... Вы не заслуживали моего доброго участия. Но вы смирили свой нрав. Вы прямо-таки взывали о том, чтобы вам приказали сюда ехать.
   - Не говорите, что я сердился. Я был утомлен. Меня одолела жара.
   - Сегодня жарче.
   - А я не чувствую. Сегодня мне очень хорошо.
   - Потому хорошо, что вы сохраняете власть над собою.
   - Вашу власть? Да, согласен.
   - Положим, я рассчитывала на такой ответ, но я имела в виду самообладанье. Вчера вы, по той или иной причине, не сдержались и вышли у себя из повиновенья, но нынче вы опять владеете собой - а так как я не могу постоянно быть с вами, то, надо думать, вы все-таки подчиняетесь собственной власти, а не моей.
   - Это одно и то же. Не мог же я снова обрести над собою власть ни с того, ни с сего. Молча или вслух, вы все равно повелеваете мною. И потом, вы можете постоянно быть со мной. Вы со мной всегда.
   - Начиная со вчерашнего дня, с трех часов пополудни. На более раннее время мое непреходящее влияние не распространяется, иначе вы бы раньше не вышли из себя.
   - Со вчерашнего дня? Это вы так считаете. По-моему, я вас впервые увидел в феврале.
   - Ваша галантность поистине не знает границ. Однако, - понижая голос, - смотрите, кроме нас, никто не разговаривает. Семь человек сидят и молчат, и занимать их, болтая подобный вздор, - это немного слишком.
   - Отчего же! Я не стыжусь ни единого слова, - возразил он, с нарочитым вызовом. - Да, я вас увидел первый раз в феврале. Пусть это слышит каждый на Бокс-хилле. Пусть голос мой разнесется окрест, от Миклема до Доркинга - я вас увидел первый раз в феврале! - И - шепотом: - На наших спутников напало оцепененье. Чем бы нам их расшевелить? Любой пустяк сослужит эту службу. Они у меня заговорят!.. Дамы и господа, по приказанью мисс Вудхаус, которая главенствует повсюду, где бы ни присутствовала, объявляю вам: она желает знать, о чем каждый из вас сейчас думает.
   Кто-то рассмеялся и отвечал добродушно. Мисс Бейтс разразилась многословной тирадой, миссис Элтон надулась при утверждении, что главенствует мисс Вудхаус, - и с наибольшей определенностью отозвался мистер Найтли:
   - Мисс Вудхаус в этом уверена? Ей в самом деле хочется знать, что все мы думаем?
   - Ох, нет, нет! - с преувеличенно беззаботным смехом воскликнула Эмма. - Ни за что на свете! Меньше всего я хотела бы подставить себя под такой удар. Готова выслушать что угодно, только не о чем все думают. Впрочем, я бы сказала, не все. Есть кое-кто, - взглянув на миссис Уэстон и Гарриет, - чьи мысли я бы, возможно, узнать не побоялась.
   - А я, - с негодованием вскричала миссис Элтон, - никогда бы не позволила себе вторгаться в подобную область. Хоть, вероятно, как устроительница и патронесса - в тех кругах, где я привыкла... обозревая достопримечательности - молодые девицы - замужние дамы...
   Ее бурчанье предназначалось преимущественно супругу, и он бормотал ей в ответ:
   - Вы правы, дорогая, очень правы. Верно, именно так - просто неслыханно - иные особы сами не знают, что говорят. Лучше не придавать значенья и пропустить мимо ушей. Каждому понятно, чего заслуживаете вы.
   - Нет, так не годится, - шепнул Эмме Фрэнк Черчилл, - большинство принимает это как афронт. Надобно подойти деликатней... Дамы и господа, объявляю вам по приказанью мисс Вудхаус, что она отказывается от права знать, что у вас на уме, и только требует, чтобы каждый просто сказал что-нибудь крайне занимательное. Вас здесь семеро, не считая меня, о котором она уже соблаговолила отозваться как о крайне занимательной личности, - и каждому вменяется всего лишь сказать либо одну очень остроумную вещь, либо две не очень, либо три отъявленные глупости - как собственного сочиненья, так и в пересказе, можно в прозе, можно в стихах, - а она обещает в любом из вышеперечисленных случаев от души посмеяться.
   - О, прекрасно! - воскликнула мисс Бейтс. - Тогда я могу не волноваться. Три отъявленные глупости - это как раз по моей части. Мне только стоит рот открыть, и я тотчас брякну три глупости, не так ли? - Озираясь кругом в благодушнейшей убежденности, что ее все поддержат. - Ну признайтесь, разве не так?
   Эмма не устояла.
   - Видите ли, сударыня, тут может встретиться одно затрудненье. Простите, но вы будете ограничены числом - разрешается сказать всего лишь три за один раз.
   Мисс Бейтс, обманутая притворною почтительностью ее обращенья, не вдруг уловила смысл сказанного, но и когда до нее дошло, не рассердилась, хотя, судя по легкой краске на лице, была чувствительно задета.
   - А, вот что!.. Понимаю. Да, мне ясно, что она подразумевает, и я постараюсь впредь придерживать язык. Видно, - обращаясь к мистеру Найтли, - от меня стало совсем невмоготу, иначе она бы не сказала такое старому другу.
   - Хорошая мысль, Фрэнк! - вскричал мистер Уэстон. - Одобрено и принято! Дай-ка я попробую. Предлагаю вам загадку. Как у вас оцениваются загадки?
   - Невысоко, сэр, - отвечал его сын, - боюсь, что весьма невысоко. Но мы будем снисходительны - в особенности к тому, который начинает первым.
   - Нет-нет, - сказала Эмма, - неправда, что невысоко. Загадкою собственного сочиненья мистер Уэстон откупится и за себя и за соседа. Смелее, сэр, - я вас слушаю.
   - Да мне и самому сомнительно, чтобы она была очень остроумной, - сказал мистер Уэстон. - Обыкновенная, ничего в ней такого нет, а впрочем, судите сами. Какие две буквы алфавита обозначают совершенство?
   - Две буквы? Совершенство?.. Нет, право, не знаю.
   - Ага! Ни за что не угадаете. Вам, - адресуясь к Эмме, - уж наверное нипочем не угадать... Ну так и быть, скажу. "М" и "А". Эм-ма. Понятно?
   Слово "понятно" в этом случае одновременно означало и "приятно". Возможно, загадка не отличалась остроумием, но что-то, очевидно, в ней было, если Эмма смеялась и радовалась, а вместе с нею - Фрэнк и Гарриет. На остальное общество она как будто не произвела впечатления - кое-кто вообще принял ее с деревянным лицом, а мистер Найтли без улыбки заметил:
   - Теперь мы видим, какого сорта требуется остроумие, и мистер Уэстон в нем преуспел, но только для других он, вероятно, истощил эту ниву. Не следовало так спешить с "совершенством".
   - Что до меня, по крайней мере, то прошу уволить, - заявила миссис Элтон. - Решительно не расположена... не имею ни малейшей наклонности. Я как-то получила акростих на имя Августа и вовсе не испытала удовольствия. Я знаю, кто его прислал. Неисправимый вертопрах! Вам известно, о ком я говорю. - Кивая головою мужу: - Такие занятия хороши на Рождество, когда вы сидите вокруг камина, но летом, когда знакомитесь с красотами природы, они, на мой взгляд, совсем не к месту. Пусть мисс Вудхаус меня извинит. Я не из тех, чьи остроты к услугам каждого, и не посягаю на званье записного острослова. Я не обижена живостью ума, но пусть уж мне предоставят самой решать, когда сказать что-нибудь, а когда промолчать. Как вам угодно, мистер Черчилл, но увольте нас. Мы пас - мистер Э., Найтли, Джейн и я. Ничего остроумного сказать не имеем ни я, ни они.
   - Да-да, - с насмешливым высокомерием подхватил ее супруг, - меня, сделайте милость, увольте. Мне нечем позабавить ни мисс Вудхаус, ни других молодых особ. Степенный женатый человек - какой с меня спрос. Пойдемте, может быть, прогуляемся, Августа?
   - С величайшею охотой. Мне, признаться, наскучило так долго обследовать окрестности на одном месте. Идемте, Джейн, вот вам другая моя рука.
   Джейн, однако, отказалась, и муж с женою пошли вдвоем.
   - Счастливая чета! - молвил Фрэнк Черчилл, подождав, пока они удалятся на порядочное расстояние. - Как подходят друг к другу! Повезло им - жениться, зная друг друга лишь по встречам в общественных местах! Знакомство, когда не ошибаюсь, продолжалось считанные недели, там же, где началось, - в Бате! Редкая удача! Что можно, в сущности, узнать о человеке, о том, каков он, в Бате или ином общественном месте? Ровно ничего. Только тогда можно составить верное сужденье о женщине, когда вы видите ее в домашней обстановке, в ее привычном окружении такою, какова она всегда. Без этого все лишь одно гаданье да воля случая, и большею частью - злая воля. Сколько мужчин на основании поверхностного знакомства связали себя и каялись после всю жизнь!
   Мисс Фэрфакс, которая до сих пор почти не разговаривала, кроме как со своими союзниками, неожиданно заговорила:
   - Верно, такие случаи бывают. - Она закашлялась и умолкла. Фрэнк Черчилл выжидательно повернул к ней голову.
   - Вы что-то собирались сказать, - произнес он очень серьезно.
   К ней опять воротился голос.
   - Я только хотела заметить, что хотя подобного рода прискорбные случаи и бывают, как с мужчинами, так и с женщинами, но это едва ли происходит часто. Поспешная и опрометчивая привязанность возникнуть может, но обыкновенно потом бывает время одуматься. То есть, иначе говоря, одни только слабые и нерешительные натуры - судьбою коих так или иначе распоряжается случай - допустят, чтобы неудачное знакомство осталось помехой и обузой навеки.
   Он ничего не отвечал; лишь посмотрел на нее и поклонился в знак согласия. Немного погодя он сказал беспечным тоном.
   - А вот я столь мало доверяю собственному сужденью, что надеюсь, когда мне приспеет пора жениться, то жену для меня выберет кто-нибудь другой. Может быть, вы? - Поворотясь к Эмме. - Не угодно ли вам выбрать мне жену?.. Уверен, что ваш выбор придется мне по вкусу. Вам не внове оказывать эту услугу нашему семейству. - С улыбкой покосясь на своего отца. - Подыщите мне кого-нибудь. Я вас не тороплю. Возьмите ее к себе под крыло, воспитайте ее.
   - По образу и подобию самой себя.
   - Непременно, ежели вам удастся.
   - Хорошо. Я берусь за это порученье. Вы получите прелестную жену.
   - Главное, пусть у ней будет живой нрав и карие глаза. Остальное для меня неважно. Укачу года на два за границу, а как вернусь - так к вам за женою. Запомните.
   Он мог не опасаться, что Эмма забудет. В самую жилку попало это порученье! Не портрет ли Гарриет он изобразил? Отбросить карие глаза - и что мешает Гарриет сделаться за два года тою, которая ему нужна! Возможно даже, ее-то он и имел в виду, говоря все это, - как знать? Ведь не зря он упомянул про воспитанье...
   - А что, сударыня, - обратилась к своей тетке Джейн Фэрфакс, - не последовать ли нам примеру миссис Элтон?
   - Как скажешь, родная моя. Я - с дорогой душой. Давно готова. Готова была сразу пойти с нею, но и так будет ничуть не хуже. Мы ее быстро догоним. Вон она... нет, это кто-то другой. Это дама из той ирландской компании, которая приехала в наемной карете, - и нисколько на нее не похожа. Ну и ну...
   Они ушли, и через полминуты за ними следом направился мистер Найтли. Остались только мистер Уэстон с сыном, Эмма и Гарриет, и теперь одушевленье молодого человека достигло таких пределов, что становилось уже неприятно. Даже Эмма пресытилась наконец зубоскальством и лестью и предпочла бы мирно побродить с другими или посидеть - пускай не в полном одиночестве, но не будучи предметом внимания - и тихо полюбоваться прекрасными видами, открывавшимися с высоты. Она воспрянула духом при появлении слуг, которые искали их, чтобы доложить, что кареты готовы, и безропотно терпела суматоху сборов, настоянья миссис Элтон, чтобы ее экипаж подали первым - утешаясь мыслями о спокойной поездке домой, которою завершатся весьма сомнительные удовольствия этого празднества на лоне природы. Больше, надеялась она, уже ничье вероломство не вовлечет ее в затеи для столь неудачно подобранной компании.
   Дожидаясь кареты, она в какую-то минуту обнаружила, что рядом стоит мистер Найтли. Он оглянулся по сторонам, словно проверяя, нет ли кого поблизости, и сказал:
   - Эмма, я снова вынужден, как повелось издавна, сделать вам выговор - возможно, эту привилегию не даруют мне, а скорее терпят, и все-таки я обязан воспользоваться ею. Как вы могли так бессердечно обойтись с мисс Бейтс? Как могли позволить себе столь дерзкую выходку по отношению к женщине ее возраста, ее склада и в ее положении?.. Эмма, я никогда бы не поверил, что вы на это способны.
   Эмма вспомнила, вспыхнула и устыдилась, но попыталась обратить все в шутку.
   - Да, но как было удержаться? Никто бы не смог. Ничего страшного. Она, я думаю, даже не поняла.
   - Все поняла, можете мне поверить. Вполне. Об этом уже шел разговор. И вы бы слышали, как она говорила откровенно, великодушно. Слышали бы, как искренне хвалила вас за долготерпенье - что вы к ней столь внимательны, что она постоянно видит от вас и вашего отца столько добра, хотя должна невероятно раздражать вас своим присутствием.
   - Ох, я знаю! - вырвалось у Эммы. - Знаю, это святая душа, но согласитесь - хорошее, к несчастью, так тесно переплетается в ней с курьезным!
   - Переплетается, - сказал он. - Согласен. И будь она богата, я мягче подходил бы к тем, которые не видят подчас хорошего за курьезным. Будь она женщина состоятельная, я не спешил бы вступаться за нее при каждой безобидной нелепости - не ссорился бы с вами из-за маленьких вольностей в обращении. Будь она вам равна по положению... Но, Эмма, задумайтесь - ведь это далеко не так. Она бедна - она, рожденная жить в довольстве, пришла в упадок и, вероятно, обречена еще более прийти в упадок, если доживет до старости. Ее участь должна была бы внушать вам сострадание. Некрасивый поступок, Эмма!.. Вы, которую она знает с колыбели... вы росли у ней на глазах с той еще поры, когда за честь почитали заслужить ее внимание, и вот теперь, из легкомыслия, из минутной заносчивости вы насмехаетесь над нею, унижаете ее - и это в присутствии ее племянницы, при всех, не подумав о том, что многие - некоторые наверняка - возьмут себе за образец ваше обращенье с нею... Вам это неприятно слышать - мне очень неприятно говорить, но я должен, я буду говорить вам правду, пока могу, и жить со спокойной совестью - знать, что я вам был истинным другом, давая добрые советы, и верить, что когда-нибудь вы поймете меня лучше, чем теперь.
   За разговором они подошли к карете; она стояла наготове, и Эмма рот не успела открыть, как он уже подсадил ее туда. Он неверно истолковал чувства, которые не давали ей повернуться к нему лицом, сковывали язык. На себя, одну себя она сердилась, глубокая жалость и стыд владели ею. Это они помешали ей говорить, и, сев в карету, она на миг бессильно откинулась назад, но тотчас - браня себя, что не простилась, не отозвалась, что уезжает с недовольным видом, - высунулась наружу, чтобы окликнуть его, помахать рукою, показать, что все это не так, - однако как раз на этот миг опоздала. Он уже отошел; лошади тронули. Она продолжала смотреть ему в спину, но он не оглянулся, и скоро - казалось, они не ехали, а летели - карета уже была на полпути к подножию, и все осталось позади. Эмму душила невыразимая и почти нескрываемая досада. Как никогда в жизни, изнемогала она от волненья, сожаленья, стыда. Его слова потрясли ее. Он сказал правду, отрицать было бесполезно. Она в душе сама это знала. Как могла она так жестоко, так грубо поступить с мисс Бейтс!.. Уронить себя в глазах того, чьим мнением так дорожила! Как допустила, чтобы они расстались без слова благодарности, без слова согласия с ее стороны - вообще без единого доброго слова!
   Минуты шли, но они не приносили облегченья. Чем она дольше размышляла, тем глубже чувствовала свою вину. Ей было тяжело, как никогда. К счастью, поддерживать разговор не было надобности. Рядом сидела только Гарриет, и тоже, кажется, не в лучшем настроении - молчаливая, подавленная, - и всю дорогу домой по щекам у Эммы - неслыханное дело! - текли и текли слезы, и она не трудилась их сдерживать.

       Глава 8

   Весь вечер Эмму не покидало сожаление о злополучной прогулке на Бокс-хилл. Какое впечатление осталось у других участников, она не знала. Возможно, каждый из них сейчас в своем доме и на свой манер с удовольствием перебирал в памяти ее подробности, но она сама не назвала бы второго такого утра - убитого совершенно напрасно, - которое не дало ничего ни уму, ни сердцу и о котором после так тошно вспоминать. Играть целый вечер со своим батюшкой в триктрак было, по сравнению с этим, блаженством. Тут, по крайней мере, она могла черпать удовлетворенье в сознании, что отдает ему любимейшее время суток; что хотя, вероятно, не вполне по заслугам пользуется его обожанием, его безоговорочным доверием, но не заслуживает и суровой укоризны. Могла надеяться, что хотя бы как дочь не окончательно очерствела душой. Что ей не скажут: "Как могли вы столь бессердечно обходиться с отцом?.. Я должен, я буду говорить вам правду, пока могу". Чтобы она еще когда-нибудь позволила себе с мисс Бейтс... Никогда! Если вниманием в будущем можно стереть прошлую вину, то у нее, пожалуй, есть надежда снискать себе прощенье. А вина за нею была - правда, более в помыслах, чем на деле, - об этом ей твердила совесть; слишком часто она бывала пренебрежительна, суха. Но это больше не повторится. В порыве искреннего раскаяния она решила, что на другое же утро пойдет ее навестить и тем положит начало добрым, ровным и равным отношениям.
   Наутро эта решимость не ослабла, и Эмма пораньше вышла из дому, чтобы ничто не помешало ей. Она не исключала, что может встретить по пути мистера Найтли или что он может заглянуть к мисс Бейтс в то время, когда она будет там. И пусть. Ее это не смущало. Пускай он станет свидетелем справедливого, чистосердечного покаянья... Она поглядывала в сторону Донуэлла, покуда шла, но он не показался.
   "Хозяюшки дома". Первый раз она радовалась этим словам, первый раз вступала в эту прихожую, поднималась по этой лестнице с желанием сделать приятное, а не сделать одолженье; получить удовольствие, а не возможность высмеять за спиною.
   Ее приближенье вызвало переполох - за дверьми возникло движение, раздались голоса. Слышно было, как мисс Бейтс кого-то торопит; прислуга с испуганным, растерянным лицом попросила ее минутку подождать, а потом впустила слишком рано. Тетушка с племянницей в это мгновенье исчезали за дверью в другую комнату. Она отчетливо разглядела, что у Джейн ужасный вид, и перед тем, как дверь за ними затворилась, уловила слова мисс Бейтс: "Ладно, милая, скажу, что ты в постели, ведь ты и впрямь совсем больна".
   Бедная старенькая миссис Бейтс, учтивая и тихая, как всегда, как будто не очень понимала, что происходит.
   - Боюсь, что Джейн нездоровится, - сказала она, хотя не знаю - мне говорят, что она здорова. Дочь, вероятно, сейчас выйдет, мисс Вудхаус. Вы не поищете себе стульчик? И Патти куда-то запропастилась, как на грех. Я сама мало чем могу... Нашли стул, сударыня? Вам удобно? Она сию минуту будет здесь, я уверена.
   Эмма искренне на это надеялась. У нее мелькнуло опасенье, что мисс Бейтс избегает ее. Но мисс Бейтс вскоре появилась. "Как это мило, они так рады", - однако совесть подсказывала Эмме, что это уже не прежнее жизнерадостное многословье - что облику и манерам недостает былой непринужденности. Она сердечно осведомилась о здоровье мисс Фэрфакс, не без умысла понемногу возродить в мисс Бейтс прежние чувства. Это мгновенно возымело действие.
   - Ах, мисс Вудхаус, как вы добры! Вы, вероятно, уже слышали и пришли разделить нашу радость. Наверно, глядя на меня, трудно поверить, что это большая радость, но... украдкой смахивая слезинку, - нам тяжело с нею расставаться после того, как она жила у нас так долго - у нее теперь страшно разболелась голова - легко ли, целое утро писала письма, одно длинней другого - и полковнику Кемпбеллу, знаете, и миссис Диксон. "Родная моя, - говорю ей, - так и ослепнуть недолго", - пишет, а у самой то и дело слезы на глазах. Неудивительно, неудивительно... Такая перемена в жизни - и хотя ей необыкновенно повезло - я полагаю, никому прямо смолоду, с первого раза не доставалось такое место - вы не подумайте, мисс Вудхаус, мы ценим, это невероятная удача, но... - снова смаргивая слезы, - знали бы вы, как у нее, моей бедняжечки, раскалывается голова! Когда вам очень больно, это мешает оценить благо по достоинству. Это ужасно удручает. По ее виду никто бы не догадался, как она рада и счастлива, что получила это место. Вы извините, что она к вам не вышла - она не в состоянии - пошла к себе, я просила ее лечь в постель. "Скажу, милая, что ты легла", - только она не лежит, а ходит из угла в угол. Хотя, по ее словам, теперь, когда письма написаны, ей скоро должно стать легче... Так что, мисс Вудхаус, она, к величайшему сожалению, не может с вами увидеться, но, зная вашу доброту, я надеюсь, что вы ее простите. Вам пришлось ждать у дверей - мне так совестно - но вышел маленький конфуз - дело в том, что мы не слышали стука в дверь и не знали, что кто-то к нам идет, покуда вы не стали подниматься по лестнице. "Это только миссис Коул, - говорю я, - можешь мне поверить. Больше никто не придет так рано". "Что ж, - говорит она, - все равно через это придется когда-нибудь пройти, так отчего бы и не теперь". Но тут входит Патти и докладывает, что это вы. "А, это мисс Вудхаус, - говорю я, - ты, разумеется, захочешь ее повидать". А она: "Я ни с кем видеться не могу", - и встает, и хочет уйти - вот отчего мы вас заставили ждать, хотя это стыд и позор. "Ладно, милая, - говорю я ей, - нет так нет, иди - я скажу, что ты в постели".
   Эмма слушала с живейшим интересом. Она давно начала смягчаться сердцем к Джейн, и эта картина ее теперешних страданий вытеснила прочь все прежние недостойные подозренья, оставив место одной только жалости, а память о том, как мало справедливости и доброты она выказывала раньше, вынуждала ее признать естественным, что Джейн, допуская до себя таких надежных друзей, как миссис Коул, с нею встречаться не в состоянии. С неподдельным сочувствием и теплотою она изъявила пожелание, чтобы шаг, на который, как явствует из слов мисс Бейтс, теперь определенно решилась ее племянница, оказался возможно более правильным и успешным. Она понимает, какое это, должно быть, для них испытание. До сих пор, кажется, подразумевалось, что все откладывается до возвращения полковника Кемпбелла.
   - Вы так добры! - отозвалась мисс Бейтс. - Впрочем, вы всегда добры...
   Слышать это "всегда" было свыше сил, и Эмма прервала эту пытку благодарностью прямым вопросом:
   - А куда, могу ли я узнать, направляется мисс Фэрфакс?
   - К некой миссис Смолридж - очаровательная особа, самых высоких достоинств, - где ей будут отданы на попеченье три прелестные крошки, ее дочери. Нельзя вообразить себе большее довольство и изобилие, разве что у самой миссис Саклинг или миссис Брэгг, - но миссис Смолридж близко знакома с тою и другой и живет по соседству, в четырех милях от Кленовой Рощи. Джейн будет всего в четырех милях от Кленовой Рощи!
   - Вероятно, не кому иному, как миссис Элтон, обязана мисс Фэрфакс...
   - Да, нашей славной миссис Элтон. Ее неустанным заботам и верной дружбе. Это она настояла. Если бы не она, Джейн могла потерять это место, потому что вначале, когда миссис Элтон ей только сказала - а было это позавчера, в то самое утро, когда мы ходили в Донуэлл, - вначале Джейн, по причинам, которые вы упомянули, была категорически против - она, как вы справедливо заметили, решила не предпринимать ничего определенного до возвращения полковника Кемпбелла, и ничто не могло склонить ее к немедленному согласию, о чем она много раз повторила миссис Элтон, - мне бы в голову не пришло, что она может передумать, - спасибо, что славная миссис Элтон, которую чутье никогда не подводит, оказалась дальновиднее меня. Не всякой достанет доброты выстоять, как она, не слушая возражений, но она твердо заявила нет, когда Джейн просила ее ответить отказом на другой же день, то есть вчера, - и видите, уже ко вчерашнему вечеру все решилось наоборот - что Джейн едет. А я и понятия не имела! Полнейшая неожиданность!.. Джейн отвела миссис Элтон в сторону и сказала без обиняков, что, взвесив еще раз предложение миссис Смолридж и все его преимущества, она пришла к заключению, что его следует принять... Мне это сообщили, только когда все уже было слажено.
   - Так вы провели вечер у миссис Элтон?
   - Да, миссис Элтон хотела этого во что бы то ни стало. Мы уговорились еще на холме, когда гуляли с мистером Найтли. "Вечером непременно жду всех вас к себе, - сказала она. - Положительно требую всех к себе".
   - А, значит, мистер Найтли тоже был!
   - Нет, мистер Найтли сразу отказался - я, признаться, думала, мы его все-таки увидим, так как миссис Элтон объявила, что знать ничего не желает, но он не пришел, а мы все были - матушка, Джейн и я - и чудесно провели вечер. С такими добрыми друзьями, мисс Вудхаус, не может не быть чудесно - только чувствовалось, что после утренней поездки все несколько утомлены. От удовольствий, знаете ли, тоже устают, хоть и нельзя сказать, чтобы она кому-нибудь из них доставила большое удовольствие. Но я сохраню о ней приятные воспоминания и признательность добрым друзьям, которые взяли меня с собою.
   - По-видимому, хотя вы о том не догадывались, мисс Фэрфакс целый день обдумывала свое решение.
   - Да, вероятно.
   - Ей и всем ее близким предстоит пережить горестные минуты. Но я надеюсь, что они с лихвою окупятся на новом месте, что нравы и обычаи семейства ее за них вознаградят.
   - Спасибо, дорогая мисс Вудхаус. Да, там она найдет все на свете, что только может украсить существованье. Ни у кого из знакомых миссис Элтон, за исключением Саклингов и Брэггов, вы не увидите в детской подобной изысканности и комфорта. Миссис Смолридж - само очарованье!.. Стиль жизни почти не уступает Кленовой Роще, а дети - таких прелестных, благонравных малюток, кроме как у Саклингов и Брэггов, не сыскать нигде. Джейн ждет самое уважительное и ласковое обхожденье! Это будет не жизнь, а удовольствие, сплошное удовольствие... А жалованье! Страшно выговорить, мисс Вудхаус. Даже вы, которой не в диковинку крупные суммы, не поверите, что ей, такой молоденькой, могли положить такое огромное жалованье.
   - Ох, сударыня! - воскликнула Эмма. - Ежели другие дети таковы, какой я помню себя, то это жалованье - будь оно даже в пять раз больше, чем принято платить в подобных случаях, - достанется дорогою ценой.
   - Какой у вас благородный взгляд на вещи!..
   - И когда же мисс Фэрфакс покидает вас?
   - Скоро, очень скоро - то-то и беда. Крайний срок - две недели. Миссис Смолридж не может ждать. Не представляю себе, как это все перенесет моя бедная матушка. Уж я стараюсь как могу, чтобы она над этим меньше задумывалась. "Полно, сударыня, - говорю ей, - не будем больше об этом думать".
   - Друзьям, наверное, грустно будет ее лишиться должно быть, полковник Кемпбелл и жена его огорчатся, когда узнают, что она предприняла этот шаг, не дожидаясь их возвращенья?
   - Да, Джейн в этом уверена, но она чувствует себя не вправе отказаться от такого места. Меня она просто ошеломила в первый момент, когда сказала, о чем у них с миссис Элтон был разговор - и в это время сама миссис Элтон подошла меня поздравить! Как раз перед тем, как пить чай, - нет, погодите, не может быть, ведь мы тогда садились за карты... нет, все-таки перед тем, как пить чай, потому что я, помнится, подумала... Ах нет, совершенно верно - теперь я вспомнила, - перед чаем, и точно, произошло кое-что, но не это. Перед чаем с мистером Элтоном пришел поговорить сын старого Джона Эбди и вызвал его из комнаты. Бедный Джон... я чрезвычайно к нему привязана, он был двадцать семь лет причетником у покойного батюшки, а теперь, на старости лет, прикован к постели жестокою подагрой - надо будет сегодня же пойти его проведать - Джейн, я уверена, пойдет, если у ней хватит сил выйти нынче из дому... Да, так его сын пришел поговорить с мистером Элтоном относительно вспомоществованья от прихода - сам он, вы знаете, живет в полном достатке, состоя старшим конюхом в "Короне" и так далее, но все же нуждается в пособии, чтобы содержать отца, - ну вот, а потом мистер Элтон воротился и рассказал нам о том, что узнал от конюха Джона, тогда-то и выяснилось, что в Рэндалс послали фаэтон, на котором поедет в Ричмонд мистер Фрэнк Черчилл. Вот что произошло перед чаем. А Джейн говорила с миссис Элтон после чая.
   Мисс Бейтс не давала Эмме вставить двух слов и объяснить, что это последнее обстоятельство для нее совершенная новость; но так как, не допуская мысли, что Эмма может не знать во всех подробностях об отъезде мистера Фрэнка Черчилла, она принялась тем не менее излагать эти подробности, то Эмма ничего не потеряла.
   Суть того, что узнал на этот счет от старшего конюха мистер Элтон, слагалась из личных наблюдений поименованного конюха и сведений, полученных от рэндалсской прислуги, и состояла в том, что вскоре по возвращении всех с прогулки на Бокс-хилл из Ричмонда прибыл посыльный - что было, впрочем, более или менее в порядке вещей - с запискою от мистера Черчилла, содержащей отчет о состоянии миссис Черчилл - в целом сносном - и еще всего лишь пожелание, чтобы племянник не задерживался слишком долго и завтра утром возвращался назад, но мистер Фрэнк Черчилл решил не ждать до утра и ехать домой немедленно, а так как лошадь его, судя по всему, простудилась, то в "Корону" срочно отрядили Тома за фаэтоном и конюх, стоя на улице, видел потом своими глазами, как он проехал мимо - жеребец шел отлично, размашистым и ровным шагом.
   Сообщение это не содержало ничего удивительного и интересного и привлекло внимание Эммы только в соотнесении с предметом, который уже занимал собою ее мысли. Ее поразил контраст между положением в этом мире миссис Черчилл и Джейн Фэрфакс - одна была все, другая - ничто; за размышлениями о несходстве женских судеб она не замечала, на чем покоится ее взгляд, покуда ее не вывел из задумчивости голос мисс Бейтс:
   - Да, вижу, о чем вы думаете - о пианино. Что с ним станется... Вы правы. Джейн, бедная, как раз только что вела об этом речь... "С тобою, - сказала она, - нам придется расстаться. Нас ждет разлука. Тебе здесь нечего будет делать...", "Пусть еще постоит некоторое время, - сказала она мне. - Потерпите его у себя до возвращения полковника Кемпбелла. Я с ним поговорю, он распорядится инструментом, поможет мне справиться со всеми трудностями..." А ведь ей, как я подозреваю, и по сей день неизвестно, кто его подарил - полковник или его дочь...
   Невольно мысли Эммы перешли на пианино, ей вспомнилось, какими несправедливыми, вздорными измышленьями встретила она его появление, и на душе у нее сделалось так скверно, что она сочла возможным не затягивать долее свой визит и вскоре, повторив от чистого сердца еще раз все свои добрые пожелания, простилась с мисс Бейтс.

       Глава 9

   Ничто не прерывало меланхолического раздумья Эммы, покамест она шла домой, и лишь при входе в гостиную, когда она увидела, кто там сидит, оно оборвалось. Там с ее батюшкой сидели мистер Найтли и Гарриет, пришедшие в ее отсутствие. Мистер Найтли тотчас поднялся и сухо, с необычно серьезным видом произнес:
   - Я не хотел уезжать, не повидавши вас, но мне пора, мое время на исходе. Я еду на несколько дней в Лондон, к Джону с Изабеллой. Не нужно ли отвезти или передать им что-нибудь, помимо непременных поклонов, которые не стоят упоминанья?
   - Нет, ровно ничего. Это, кажется, несколько неожиданное решение?
   - Да, отчасти... Я об этом подумывал в последнее время.
Эмма была уверена, что он ее не простил, - он был не похож на себя. Однако, думала она, время ему покажет, что им надлежит сделаться снова друзьями. Он стоял, словно бы собираясь уходить, но не уходил - между тем ее батюшка, по обыкновению, приступил к расспросам:
   - Ну, душенька, благополучно ли добралась? И как ты нашла мою почтенную старую приятельницу и ее дочь? Воображаю, сколь одолжила ты их своим визитом. Эмма, как я вам уже сказывал, мистер Найтли, ходила навестить миссис и мисс Бейтс. Она всегда к ним так внимательна!
   Эмма покраснела при этой незаслуженной похвале и с улыбкой, которая говорила о многом, отрицательно покачав головою, взглянула на мистера Найтли. Ей показалось, что он прочел по ее глазам всю правду - угадал и оценил все то хорошее, что в ней совершилось, - и моментально смягчился. У Эммы потеплело на душе, а через минуту потеплело еще больше, от маленького, но необычного для него знака приязни. Он взял ее за руку - может быть, она первая сделала легкое движенье - может статься, сама его вызвала на это, сказать трудно, - как бы то ни было, он взял ее руку, пожал и явно собирался поднести к губам, но внезапно, из неведомой прихоти, отпустил. Что его вдруг остановило, отчего он в последний миг передумал - непонятно. На ее взгляд, разумней было не останавливаться. Намерение, однако, присутствовало неоспоримо, и - то ли потому, что вообще ему была мало свойственна галантность, то ли по какой другой причине - оказалось ему как нельзя более к лицу. У него в этом жесте было столько простоты и достоинства! Это незавершенное поползновенье оставило по себе столь отрадную память! Оно столь очевидно свидетельствовало о благорасположении... Сразу после этого он ушел - во мгновенье ока. Он был всегда быстр в движениях, не склонный по природе своей мямлить, но на сей раз скрылся с быстротою молнии.
   Эмма никоим образом не жалела, что отлучалась к мисс Бейтс, только корила себя, что не ушла от нее на десять минут раньше и упустила увлекательную возможность обсудить с мистером Найтли положение Джейн Фэрфакс. Не вправе полагала она себя сожалеть и о том, что он уезжает, так как знала, с какою радостью его встретят на Бранзуик-сквер, - но он выбрал для отъезда не лучшее время, и обидно было, что не предупредил заранее. Но главное - они расстались добрыми друзьями, она не могла обмануться: об этом говорило и выражение его лица, и, пусть не завершенный, галантный жест, - все убеждало ее, что она снова поднялась в его мнении... Оказалось, он просидел у них полчаса. Да, жаль, что она не пришла домой чуть раньше!
   В надежде отвлечь своего батюшку от огорчительных мыслей об отъезде мистера Найтли в Лондон - к тому же внезапном - к тому же, молвить жутко, верхом - Эмма изложила новости о Джейн Фэрфакс, и не зря понадеялась на их действие - он заинтересовался, но не огорчился. Он давно свыкся с мыслью, что Джейн Фэрфакс предстоит поступить в гувернантки, и способен был говорить об этом спокойно, меж тем как отъезд мистера Найтли в Лондон был непредвиденным ударом.
   - Весьма рад слышать, душа моя, что у нее все устроилось так благополучно. Миссис Элтон - добропорядочная, любезная особа, и я уверен, что ее знакомые - достойные люди. Надеюсь, их дом стоит на сухом месте и они будут хорошенько заботиться об ее здоровье. Это - первейшая их забота, как моею, конечно, всегда было здоровье бедной мисс Тейлор. Подумай, душенька, ведь она станет для этой новой дамы тем, чем для нас была мисс Тейлор... Только надеюсь, в одном отношении ее судьба сложится удачнее - что ей не придется покидать гнездо, в котором она прожила столько лет.
   Следующий день принес с собой новость, которая оттеснила все прочее на задний план. В Рэндалс прибыл нарочный из Ричмонда с сообщением, что миссис Черчилл скончалась! Хотя у ее племянника не было позавчера особых оснований торопиться из-за нее назад, но случилось так, что по его возвращении она прожила "еще лишь тридцать шесть часов. Ее, после недолгого сопротивленья, унес внезапный приступ - иной природы нежели ее обычные недуги, и оттого непредугаданный. Всемогущей миссис Черчилл не стало.
   На известие об этом отозвались так, как и принято отзываться на подобные известия. Все притихли, присмирели, взгрустнули об усопшей, посочувствовали ее близким и во благовременье, приободрясь, полюбопытствовали, где ее похоронят. Голдсмит учит, что коль красавица запятнала себя грехопаденьем, ей ничего не остается, как умереть, - это средство обелить себя столь же действенно, когда красавица запятнана самодурством. Двадцать пять лет миссис Черчилл терпеть не могли - теперь, задним числом, ей многое простилось. По одному пункту она была оправдана полностью. Смерть доказала, что обвинения в капризах и самодурстве, якобы вызванных недомоганьем, - чистый поклеп.
   "Бедная миссис Черчилл! Настрадалась, должно быть - никто и не предполагал, - конечно, от постоянной боли портится характер... Печальная история - такое потрясение, - и каково-то будет без нее мистеру Черчиллу? При всех ее недостатках, для мистера Черчилла это ужасная потеря. Нет, мистеру Черчиллу не оправиться от такого удара". Мистер Уэстон и тот крутил головой, хмурил брови, приговаривал: "Да - бедная женщина! Кто бы мог подумать..." - и положил себе носить траур по всей форме, а жена его, подрубая широким швом что-то крошечное, вздыхала и с неизменною трезвой рассудительностью делала выводы себе в назиданье. Обоих в первую голову волновало, как скажется это событие на положении Фрэнка. То же очень занимало и Эмму. Нрав миссис Черчилл, горе ее супруга - этих предметов мысль ее касалась с состраданием и трепетом лишь мимоходом - и облегченно устремлялась к Фрэнку: как отразится на нем перемена, что даст ему, насколько освободит. Возможные преимущества обрисовались для нее мгновенно. Теперь на пути его склонности к Гарриет Смит не будет преград. Мистер Черчилл, в отдельности от жены, был никому не страшен - легкий, покладистый человек, которого племянник уговорит на что угодно. Дело было за малым - чтобы племянник имел таковую склонность, в чем Эмма, при всем своем желании и доброй воле, пока что не ощущала уверенности.
   Гарриет в сих чрезвычайных обстоятельствах держалась отлично, обнаруживая большое самообладание. Ярче ли разгорелись в ней надежды - она того не выдавала. Эмма, с удовольствием наблюдая такое доказательство благоприобретенной твердости духа, избегала всякого намека, который мог бы поколебать ее, и их разговоры о кончине миссис Черчилл отличались взаимной сдержанностью.
   В Рэндалс приходили короткие письма от Фрэнка, в которых сообщалось самое важное об их текущих делах и планах. Мистер Черчилл перенес свою утрату лучше, чем можно было ожидать, и сразу после похорон - а они должны были состояться в Йоркшире - намечалось поехать вдвоем в Виндзор, к старинному другу, которого миссис Черчилл обещала навестить лет десять. Благие попечения о Гарриет до поры до времени откладывались; в настоящем Эмма не могла ей предложить ничего, кроме благих пожеланий.
   Ее пока что больше тревожило, как выказать внимание Джейн Фэрфакс, для которой тучи на горизонте сомкнулись столь же стремительно, как для Гарриет - расступились, и всякому в Хайбери, который хотел сделать ей что-нибудь хорошее, не оставалось времени для промедлений - а Эмма хотела этого превыше всего. Ни в чем она так не раскаивалась, как в своей былой холодности, и рада была бы осыпать всеми мыслимыми знаками сочувствия и симпатии ту, которую столько месяцев не желала замечать. Она жаждала быть ей полезной, жаждала показать, что ищет ее общества, подтвердить ей свое уважение и приязнь. Она решилась убедить ее провести день в Хартфилде. Послана была записка с настоятельным приглашением. Его отклонили - устно. "Мисс Фэрфакс не совсем здорова и затрудняется писать", - а спустя немного, когда в Хартфилд зашел мистер Перри, выяснилось, что она расхворалась так серьезно, что к ней, без ее согласия, сочли нужным позвать его; что ее терзают головные боли и нервическая лихорадка; он не уверен даже, будет ли она способна прибыть в назначенное время к миссис Смолридж. На сегодняшний день, во всяком случае, здоровье у нее никуда не годится - совершенно пропал аппетит - и хотя грозных симптомов не наблюдается и нет оснований предполагать, что затронуты легкие, чего пуще всего опасаются в семействе, но мистер Перри за нее не спокоен. По его мнению, она взяла на себя непосильную ношу и сама это чувствует, хоть и не хочет сознаться. Ее душенные силы, кажется ему, подорваны. Нельзя не отметить, что условия, в которых она содержится дома, не способствуют исцелению от нервического расстройства - прискорбно, что она вынуждена все время ютиться в одной и той же комнатке, а ее славная тетушка, старая его приятельница - чего греха таить, не лучшее общество для болящей. Заботливость и внимание ее неоспоримы, но, откровенно говоря, чрезмерны. Он боится, что они приносят мисс Фэрфакс не столько пользу, сколько вред. Эмма слушала с живейшим участием, все больше сочувствовала ей и мысленно прикидывала, чем бы помочь. Забрать бы ее хоть на час-другой от тетки, вывезти на воздух - ей, вероятно, даже на час-другой хорошо было бы сменить обстановку, побыть с разумным, спокойным собеседником; и наутро она снова, в самых прочувствованных выражениях, написала Джейн, что заедет за нею в карете, пусть ей лишь укажут час, прибавив, что мистер Перри определенно высказался при ней в пользу подобного моциона.
   В ответ пришла коротенькая записка: "Мисс Фэрфакс кланяется, благодарит, но решительно не в силах совершить моцион", - и только.
   Эмме подумалось, что ее предложение заслуживает более теплого отклика, но невозможно было сердиться, глядя на эти неровные, прыгающие буквы, явно выведенные немощною рукой, и она только силилась придумать, как бы сломить это упорное нежеланье видеться и принимать помощь. Кончилось тем, что, несмотря на таковой ответ, она велела закладывать карету и поехала к дому миссис Бейтс, надеясь, что все-таки склонит Джейн к совместной прогулке, - но ничего не получилось: к карете вышла мисс Бейтс и, рассыпаясь в благодарностях, горячо согласилась, что для больной ничего не может быть лучше, как проехаться по свежему воздуху - обещалась передать это ей со всею убедительностью - и все оказалось тщетным. Мисс Бейтс пришлось воротиться назад ни с чем; Джейн ни поддавалась ни на какие уговоры - ей как будто хуже сделалось от одного предложения выехать на воздух... Эмме хотелось самой увидеться с нею и попытать свои силы, но не успела она заикнуться об этом, как мисс Бейтс тут же дала понять, что племянница взяла с нее обещание ни под каким видом не допускать к ней мисс Вудхаус. "Джейн, бедная, правду сказать, никого не хочет видеть - совершенно никого - миссис Элтон, разумеется, нельзя было отказать - и миссис Коул так настаивала - и миссис Перри так просила - но больше никого Джейн, право, видеть не в состоянии".
   Эмма не жаждала становиться на одну доску с такими дамами, как миссис Элтон, миссис Перри, миссис Коул и им подобные, которые войдут куда угодно даже незваными, - а претендовать на предпочтение чувствовала себя не вправе; поэтому она покорилась и только подробней расспросила мисс Бейтс о том, какая диета предписана ее племяннице и на что у нее аппетит, - не может ли Хартфилд предложить свои услуги. При упоминании об этом бедная мисс Бейтс очень расстроилась и разговорилась: Джейн почти ничего не ест; мистер Перри сказал, что ей нужна питательная еда, но все, чем они располагают - а ни у кого на свете нет более заботливых соседей, - ей невкусно.
   Приехав домой, Эмма призвала экономку немедля обследовать наличные съестные припасы и к мисс Бейтс была в спешном порядке отправлена толика наипервейшего качества маниоки, сопровождаемая дружественной запиской. Через полчаса маниоку вернули назад; мисс Бейтс тысячу раз благодарила, но "милая Джейн сказала, что не может принять такое приношенье и не успокоится, покуда его не отошлют обратно, - а сверх того просила передать, что решительно ни в чем не нуждается".
   После Эмме рассказывали, что в тот самый день, когда Джейн, под тем предлогом, что она не в силах совершить моцион, категорически отказалась прогуляться с нею в карете, кто-то, ближе к вечеру, видел, как она бродила по лугам на порядочном расстоянии от Хайбери, - и все это вместе взятое не оставляло сомнений, что ее доброту Джейн намеренно отвергает. Это было грустно; очень грустно. Сердце буквально сжималось от жалости - кровью обливалось - при виде такой раздражительности духа, непоследовательности поведения, нехватки прочности; было обидно, что ее сочли неспособной на добрые чувства, недостойной дружбы, но утешало сознание, что она действовала из благих побуждений и может сказать себе, что в этом случае мистеру Найтли - когда б он ведал об ее попытках прийти на помощь Джейн Фэрфакс, когда бы просто мог заглянуть к ней в душу, - не за что было бы ее бранить.

Книга 1
Книга 2
Книга 3
Комментарии к роману

Кадры из фильма "Эмма" 
Вальтер Скотт "Эмма"
Арнольд Кеттл "Джейн Остин "Эмма"

О жизни и творчестве Джейн Остин

Обсудить на форуме

В начало страницы