|
Екатерина Юрьева Башмачок «Раз в крещенский вечерок
Девушки гадали:
За ворота башмачок,
Сняв с ноги, бросали...»
В.А.Жуковский − Что за черт?! - Муравский едва успел перехватить на лету какой-то предмет, запущенный прямо ему в лицо. − Какого черта?! – разозлившись, опять выругался он, при слабом лунном свете пытаясь рассмотреть пойманную вещь. Ботинок! Маленький, явно женский, из мягкой кожи... Муравский оценивающе взвесил его на руке. Легкий. Попади он в цель, удар не нанес бы ему ощутимого вреда, но все равно как-то не очень приятно получить по лицу ботинком. Ни с того, ни с сего. Этот предновогодний вечер он провел весьма приятно в гостях у приятеля, своего бывшего однополчанина. Их собралось несколько человек, все старые знакомые Муравского, с которыми он некогда вместе прошел не одну военную кампанию. Сытно и вкусно поужинали, как водится, выпили – не слишком много, но тостов набралось предостаточно: за государя-императора, за матушку-Россию, за храбрую, удалую российскую армию. Помянули погибших товарищей, чокнулись за здоровье живых, за удачу и будущие успехи. Поговорили, вспоминая былые дни, поделились нынешними своими делами и заботами. Разошлись где-то около полуночи. Муравский снимал квартиру неподалеку, потому отказался от предложений его подвезти, решил пройтись – всего-то несколько кварталов. Он любил тихие ночи, не исключая зимние. Да и погода тому благоприятствовала: небольшой морозец, без обычного для Петербурга пронизывающего ветра. Самое милое дело прогуляться по скрипучему снегу, подышать свежим воздухом, полюбоваться заснеженными улицами, деревьями и домами. И тут вдруг на тебе... Краем глаза Муравский заметил неуклюже метнувшуюся тень с той стороны, откуда прилетел ботинок. Реакция его была молниеносной. Сунув ботинок в карман, в несколько прыжков он настиг злоумышленника и, крепко ухватив его за плечо, развернул к себе. Девица. Маленькая бесформенная фигурка, закутанная в пуховой платок и толстый стеганый салоп. Пойманная шалунья тонко пискнула, попыталась вырваться, испуганными темными глазами косясь на Муравского, но безуспешно. − Как прикажешь это понимать?! – он хорошенько встряхнул девицу и посмотрел на калитку, возле которой они стояли. За калиткой - железной, состоящей из спаянных ажурных звеньев в такой же ограде находился сад, за деревьями вдали виднелась крыша большого особняка. Вероятно, Муравский узнал бы, чей это дом, увидев его с фасада, но в этот проулок выходили задники зданий, расположенных на набережной Фонтанки, и определить по ним что-либо было сложно. − Гадаешь что-ли, кидаясь башмаками в прохожих? - усмехнулся Муравский. Злость его прошла, ситуация выглядела скорее курьезной. Девчонка – совсем молоденькая горничная или кто она там – выскочила в полночь на улицу, чтобы погадать на суженого. Он еще раз встряхнул ее, уже легонько, и отпустил. Она молча бросилась к калитке, забыв подобрать полы длинного, похоже, с чужого плеча, салопа – подол сего одеяния был ей длиннее на добрую пядь и волочился по снегу, споткнулась и с размаха села в сугроб под оградой. Попытка подняться ей не удалась: ноги ее еще основательнее запутались в складках огромного салопа. Она беспомощно взмахнула руками и укоризненно посмотрела на Муравского, который не удержался, рассмеялся – уж больно забавно выглядела девица, барахтающаяся в снегу. − Чем насмехаться, лучше б помогли, - пробурчала девчонка. − Видела бы ты себя со стороны, - он, все смеясь, протянул ей руку.
Она ухватилась, было встала, но поспешила и опять наступила на подол салопа. Муравский хотел перехватить ее за талию, но не смог высвободить руку - девица намертво в нее вцепилась, - и она с визгом вновь упала, чуть не утянув его за собой. Он еле удержался на ногах и опять чертыхнулся, хотя обычно этим не злоупотреблял. − Не торопись, вставай осторожно, - Муравский стоял, наклонившись, и лицо девчонки оказалось совсем близко. Глазищи так и сверкают, пушистые волосы выбились из-под платка... Кажется, хорошенькая, несмотря на запорошившиеся снегом брови и нос. Он, медленно выпрямляясь, потащил ее из сугроба. − Ну, что вы, право, сударь, - одной своей рукой держась за его левое запястье, другой она решительно потянулась к его накидке – к тому месту, где у всех людей находится правая рука. – Куда сподручнее обеими руками... И осеклась. − У меня нет второй руки, - коротко бросил Муравский. Ох, как неловко получилось! Сан опустила голову, чтобы скрыть смущение, хотя вряд ли в бледном лунном свете можно было заметить загоревшийся на ее щеках румянец. Она ухватилась за единственную руку прохожего, наконец встала на ноги и принялась отряхиваться. Незнакомец тоже принял в этом участие: похлопал ее по спине и смахнул снег с платка. «И что меня понесло на ночь глядя на улицу?» - Сан подхватила полы громадного няниного салопа, при первом удобном случае собираясь ретироваться за калитку. Если бы не этот спор с маман... У нее была, в общем, славная мать, которая разве чрезмерно беспокоилась о своей единственной дочери, чем невероятно всех утомляла, в первую очередь саму Сан. И сегодня уже с утра маман продолжила бесконечный разговор о женихах, вернее, о князе Рогачевском, чье предложение руки и сердца ожидалось всеми со дня на день. Сан была влюблена в князя, с трепетом предвкушала знаменательное событие, а все, абсолютно все свидетельствовало о том, что оно состоится: и особое внимание к ней Александра Васильевича, и его каждодневные к ним в дом визиты, и ангажементы на танцы, и... Маман того, конечно, не знала, а Сан не посвятила ее в некоторые подробности собственной личной жизни, но на неделе, а точнее третьего дня, в зимнем саду у Бояриновых Рогачевский объяснился ей в любви и просил дозволения побеседовать с ее батюшкой после новогоднего бала Дома она никому ничего не рассказала, беспокоясь, что князь вдруг передумает, или какие-нибудь дела помешают ему в условленное время просить ее руки, и тогда она будет выглядеть ужасно в глазах родителей и прочих домочадцев. Маман же по десятому разу вновь принялась обсуждать достоинства вероятного жениха и поучать свою дочь, как ей должно себя с ним вести. Кроме того, неоднократно вспоминала, как на прошлогоднее Крещенье, когда Сан с гостившей у них кузиной отправилась на улицу гадать об имени суженого, то первый же прохожий назвался ей Александром. Маман видела в этом особый знак. − Лизе сказали имя Иван, - напоминала ей Сан, - а замуж она вышла за Андрея... − Неважно, - отмахивалась от очевидного маман, с трудом пережившая тот факт, что племянница обзавелась мужем раньше ее дочери. – Лиза несерьезно отнеслась к гаданию, поэтому так и получилось. Тебе же сказали: Александр. Все сходится! Сан лишь пожала плечами: они с кузиной обе вели себя несерьезно: хихикали, подталкивая друг друга, сначала перед зеркалом – и, конечно, ничего в нем не увидели, затем лили воск в воду, а потом побежали на улицу. Тогда-то Сан и бросила один свой ботинок, задник которого застрял в сугробе, мыском показывая на небо, что вызвало новый приступ смеха у девушек. А сегодня вдруг объявился второй – она нащупала его в кармане, когда, разгоряченная спором с маман, схватила первую попавшуюся под руку одежду - нянин салоп и ее пуховой платок, в сердцах натянула на себя, промчалась по саду, вылетела на улицу и зачем-то, не глядя, швырнула ботинком... А все из-за того, что сегодня у них на обеде не присутствовал по обыкновению князь Рогаческий. Он прислал записку с извинениями и сожалениями, что никак не сможет приехать и появится только завтра на бале. Это дало повод маман весь вечер пилить дочь, что та якобы не умеет вести себя с молодыми людьми, недостаточно с ними обходительна, у нее дурной характер, и из-за того навсегда останется старой девой, несмотря на происхождение из старинного рода, большое приданое и миловидную внешность. Сан вскипела, попыталась доказать матери недоказуемое, и в результате оказалась в сугробе, перед этим чуть не убив башмаком ни в чем не повинного прохожего. − Благодарю вас, сударь, - сказала она, все еще испытывая неловкость, - и примите мои извинения... Просить прощения за то, что вынудила этого господина поставить ее в известность о том, что у него нет второй руки, Сан показалось совсем неуместным, к счастью, она вспомнила, за что ей действительно следует извиниться.
− ...за ботинок... - девушка кашлянула. – Поверьте, я вовсе не хотела в кого-то попасть... Случайно так получилось... − Радует, что ты... вы не нарочно целились в меня, - ответил Муравский.
По речи девчонки он догадался, что перед ним не служанка. Барышня, пусть и одетая в не совсем подобающую для дворянской девушки одежду. И в одиночестве гуляющая по улице, да еще в столь поздний час. Он присмотрелся, пытаясь лучше разглядеть ее в тусклом свете, и лицо ее показалось ему знакомым. Где-то он уже видел ее. На светских приемах? В театре?
Она как-то робко улыбнулась, подняв к нему голову, и Муравский заметил родинку на ее скуле. И тут же понял, с кем столь странным образом свела его случайность в эту ночь. Как же - знаменитая родинка, неоднократно воспетая в виршах петербургских галантных рифмоплетов. Бархат нежной родинки На лице ее прелестном.
Лакому смородинку Съест кто - неизвестно... Александра Буланова – хорошенькая, кокетливая и избалованная барышня, невеста с огромным приданым, переваливающим чуть не за 500 тысяч. О ее руке мечтали все великосветские холостяки, разве за исключением Муравского и ему подобных инвалидов, которых сия девица не удостаивала и взглядом. Один его приятель, лишившийся на войне кисти, как-то решился пригласить ее на танец, но получил недвусмысленный отказ. Действительно, кому нужен кавалер-калека, тем более муж, если только отчаявшейся неказистой старой деве, которую никто не ангажирует на балах, за которой никто не ухаживает, и потому несчастная рада вниманию любого, как и готова выйти замуж за кого угодно. Мадемуазель Буланова имела все основания быть разборчивой невестой, и по последним слухам, она наконец остановила свой выбор на князе Рогачевском – статном красавце, повесе и кутиле, что почему-то в глазах женщин придает мужчине особое очарование. Во всяком случае князь намедни хвастал, что де с у него с Булавиной все решено, и по такому случаю проиграл в банк тридцать тысяч, не моргнув и глазом.
Зачем барышне понадобилось гадать на жениха, ежели он у нее уже был, казалось необъяснимым, впрочем, Муравского этого не касалось. Он подошел к калитке, отворил ее и коротко кивнул на тихий заснеженный сад: − Изволите пройти, мадемуазель? (Продолжение следует)
декабрь, 2010 г.
Copyright © 2010 Е.Юрьевa
Вернуться
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено
|
