О жизни и творчестве Джейн Остин

Вальтер Скотт
Перевод: К. Атаровой

В "Гордости и предубеждении" автор знакомит нас с семейством молодых девиц, воспитанных глупой и вульгарной матерью и отцом, чьи хорошие качества скрыты под таким грузом лености и равнодушия, что он предпочитает делать недостатки и безрассудства жены и дочерей скорее предметом сухого и насмешливого сарказма, чем увещевания и обуздания. Это один из тех портретов из обыденной жизни, который показывает талант нашего автора с самой выгодной стороны. Один наш друг, которого писательница никогда в жизни не видала и о котором не слыхала, был немедленно признан в своем семействе прототипом мистера Беннета, и мы не знаем, не носит ли он и посейчас это прозвище. Некий м-р Коллинз, сухой, самодовольный и одновременно подобострастный юнец, служитель церкви, нарисован с неменьшей силой и точностью. Сюжет вещи связан в основном с судьбой второй сестры; молодой человек, богатый и знатный, но надменный и сдержанный в обращении, влюбляется в нее, несмотря на тень, бросаемую на предмет его увлечения вульгарностью и неблаговидным поведением ее родственников. Леди же, наоборот, задета пренебрежением к ее родным и близким, которое поклонник даже и не пытается скрывать; предубежденная против него и по другим причинам, она отказывается от его руки, предложенной ей столь нелюбезно, и не подозревает, что сделала глупость, пока случайно не оказывается в принадлежащем ее поклоннику весьма красивом поместье. Они случайно встречаются, как раз когда благоразумие начинает брать в ней верх над предубеждением, и после нескольких существенных одолжений, оказанных ее семье, влюбленного поощряют возобновить ухаживания, и роман кончается счастливо.

В "Эмме" еще меньше сюжета, чем в любом из предшествующих романов. Мисс Эмма Вудхаус, именем которой названа книга, - дочь состоятельного и влиятельного джентльмена, проживающего в своем поместье недалеко от деревни Хайбери. Отец, добродушный, глуповатый и мнительный человек, оставляет все домашнее хозяйство на Эмму, сам же он занят только своим летним и зимним моционом, своим врачом, своей овсянкой и вистом. Последний составляется именно из того сорта людей из соседнего Хайбери, какие занимают вакантные места за ломберным столом, когда деревня поблизости, а в кругу семьи не находится ничего лучшего. Перед нами улыбчивый и любезный викарий, питающий тщеславную надежду получить руку мисс Вудхаус; перед нами миссис Бейтс, жена бывшего ректора, потерявшая интерес ко всему на свете, кроме чая и виста; ее дочь мисс Бейтс, добродушная, вульгарная и глуповатая старая дева; м-р Уэстон, джентльмен открытого нрава и скромного дохода, живущий поблизости, и его жена, приятная и одаренная особа, бывшая гувернантка Эммы, нежно ее любящая. Среди всех этих персонажей мисс Вудхаус выступает вперед, как принцесса, превосходя всех окружающих умом, красотой, богатством и талантами, обожаемая отцом и Уэстонами, вызывающая восхищение и почти преклонение более смиренных партнеров по висту. Желанная цель большинства молодых девиц - во всяком случае, так принято предполагать - вступление в брак. Но Эмма Вудхаус, либо предвосхищая вкусы более позднего периода жизни, либо, как добрый монарх, предпочитая благо своих подданных в Хайбери собственным интересам, щедро занимается устройством браков своих друзей, не строя собственных матримониальных планов. Мы узнаем, что в прошлом ее усилия увенчались полным успехом в отношении м-ра и м-с Уэстон, а к началу романа она использует все свое влияние ради мисс Харриет Смит, безродной, небогатой пансионерки, очень добродушной, очень хорошенькой, очень глупенькой и, что более всего соответствует намерениям Эммы, очень расположенной выйти замуж.

Этим матримониальным махинациям Эммы часто мешают - и не только предостережения ее отца, который резко осуждает любого, совершающего столь рискованный поступок, как вступление в брак, но и суровые порицания и увещания м-ра Найтли, деверя ее сестры, здравомыслящего провинциального джентльмена тридцати пяти лет, который знает Эмму с колыбели и единственный отваживается находить в ней недостатки. Эмма, однако, несмотря на его порицания и предостережения, вынашивает план выдать Харриет Смит замуж за викария; но, хотя ей вполне удается отвлечь мысли своей глупенькой подруги от честного фермера, сделавшего ей вполне достойное предложение, и вдохновить ее на страсть к м-ру Элтону, однако что касается другой стороны, то тщеславный священник совершенно неверно истолковывает оказанное ему поощрение и объясняет расположение, которое он снискал у мисс Вудхаус, тайной влюбленностью с ее стороны. Это в конце концов подвигает его на самонадеянное признание в своих чувствах; получив отказ, он продолжает поиски где-то на стороне и увеличивает общество Хайбери, вступив в брак с энергичной молодой особой, обладательницей той круглой суммы, которую принято определять в десять тысяч фунтов, и сопутствующих самонадеянности и невоспитанности.

В то время как Эмма тщетно пытается опутать брачными узами других, ее друзья строят подобные же планы относительно ее самой и сына м-ра Уэстона от первого брака, который живет под опекой, носит имя и является наследником богатого дядюшки. К несчастью, м-р Фрэнк Черчилл уже подарил свою любовь Джейн Фэрфакс, молодой леди с небольшим состоянием, но так как этот роман держится в тайне, Эмма, когда на сцене появляется м-р Черчилл, подумывает, не влюбиться ли ей самой; вскорости, однако, излечившись от этой опасной склонности, она не против уступить его своей покинутой подруге Харриет Смит. Харриет между тем безнадежно влюбилась в м-ра Найтли, твердохарактерного, склонного к назиданиям холостяка; а так как вся деревня считает, что Фрэнк и Эмма влюблены друг в друга, то перепутавшихся стремлений достаточно (будь книга более романтического свойства), чтобы половина мужчин перерезала себе горло, а у всех женщин разбились бы сердца. Но в Хайбери Купидон разгуливает благопристойно и с большой осторожностью, упрятав огонь факела под стекло фонаря, а не размахивая им вокруг так, что можно поджечь дом. Вся эта путаница приводит только к цепи ошибок и затруднительных ситуаций и к разговорам на балах и званых вечерах, где автор обнаруживает свое исключительное чувство юмора и знание жизни. Интрига разрешается с удивительной простотой. Тетка Фрэнка Черчилла умирает; его дядя, освободившись от ее дурного влияния, соглашается на его брак с Джейн Фэрфакс. М-р Найтли и Эмма при помощи этого неожиданного события осознают, что они давно уже любят друг друга. Возражения мистера Вудхауса против замужества дочери преодолены страхами перед грабителями, а также удобствами, которые он надеется извлечь из постоянного присутствия в семье здоровяка зятя; легко же обратимые увлечения Харриет Смит возвращаются, как чек с передаточной надписью, к ее прежнему поклоннику, честному фермеру, который использует удачную возможность возобновить свои ухаживания. Таков несложный сюжет истории, которую мы читаем с удовольствием, если не с глубоким интересом, и к которой, быть может, захотим вернуться скорее, чем к одному из тех произведений, где внимание приковано к сюжету во время первого чтения благодаря сильно возбужденному любопытству.

Знание жизни и особый такт в изображении характеров, которые читатель не может не узнать, чем-то напоминают нам достоинства фламандской школы живописи. Сюжеты редко бывают изысканными и, разумеется, никогда - грандиозными, но они выписаны близко к природе и с точностью, восхищающей читателя. Это - достоинство, которое очень трудно проиллюстрировать примерами, потому что оно пронизывает все сочинение и не может быть понято из одного отрывка. Нижеследующее представляет собой разговор м-ра Вудхауса с его старшей дочерью Изабеллой, которая, как и отец, очень заботится о своем здоровье и, подобно ему, имеет любимого врача. Надо предупредить, что эта дама вместе с мужем, здравомыслящим и властным человеком, приехала на неделю к отцу.

"В то время как все остальные были заняты столь приятным образом, м-р Вудхаус наслаждался, изливая на дочь поток подходящих случаю соболезнований и опасений.

- Бедная моя дорогая Изабелла,- сказал он, нежно беря ее за руку и прерывая на несколько мгновений работу, предназначенную одному из ее пяти малышей, - как давно, как ужасно давно тебя не было здесь! И как ты, должно быть, устала после поездки! Тебе следует лечь пораньше, дорогая моя, и я советую немного овсяной каши перед сном. Мы вместе съедим по славной миске овсяной каши. Эмма, дорогая моя, как ты думаешь, может быть, нам всем поесть немного овсянки?

Эмма так не думала: она прекрасно знала, что оба м-ра Найтли были столь же непоколебимы в этом вопросе, как и она сама, и были заказаны только две миски. После еще некоторых разглагольствований в пользу овсяной каши и удивления, почему не все едят ее по вечерам, он продолжал говорить с серьезным видом:

- Опасное это было дело, дорогая моя, - провести осень в Саут-Энде, вместо того чтобы приехать сюда. Я всегда был низкого мнения о морском воздухе.

- М-р Уингфилд рекомендовал его, сэр, самым настоятельным образом, а не то мы не поехали бы. Он рекомендовал его всем детям, но особенно для больного горла маленькой Беллы - и морской воздух, и купание.

- Ах, дорогая, но Перри сильно сомневается, что море для нее полезно; а что до меня, то я давно уже твердо убежден, хотя, быть может, и не говорил тебе раньше, что море очень редко идет на пользу кому бы то ни было. Уверен, что оно однажды чуть не убило меня.

- Ну, полно! - воскликнула Эмма, чувствуя, что они затронули опасную тему. - Прошу вас, не говорите о море. Я начинаю завидовать и чувствовать себя несчастной: подумать только, я его никогда не видала! О Саут-Энде запрещено говорить, прошу вас. Дорогая моя Изабелла, я не слыхала еще от тебя ни единого вопроса о м-ре Перри, а он никогда не забывает тебя.

- Ах, добрый м-р Перри, как он поживает, сэр?

- Что ж, неплохо, но не совсем здоров. Бедняга Перри страдает разлитием желчи, и у него нет времени позаботиться о себе. Да, он говорил мне, что у него нет времени позаботиться о себе - что очень грустно, - но в нем нуждается вся округа. Думаю, нигде нет другого врача с такой "практикой". Да нигде и не найдешь другого такого умницы.

- А м-с Перри и детки, как они? Детки подрастают? Я глубоко ценю м-ра Перри. Надеюсь, он скоро заглянет к нам. Ему будет так приятно посмотреть на моих малышей.

- Надеюсь, он будет здесь завтра, потому что у меня есть к нему один-два довольно важных вопроса относительно моего состояния. Но, дорогая, когда бы он ни пришел, тебе следует показать ему горло маленькой Беллы.

- О, дорогой сэр, ее горло настолько улучшилось, что я о нем почти не беспокоюсь. Либо купанье сослужило ей такую хорошую службу, либо это стоит отнести за счет великолепного растирания м-ра Уингфилда, которое мы время от времени используем уже с августа.

- Вряд ли купанье могло пойти ей на пользу, дорогая моя; а если бы я знал, что тебе нужно растирание, я обратился бы к...

- Мне кажется, ты совсем забыла м-с и мисс Бейтс, - сказала Эмма. - Ты не спросила о них ни слова.

- О! Дорогие Бейтсы! Мне стыдно за себя, но ты упоминала о них почти в каждом письме. Надеюсь, у них все благополучно. Добрая старая м-с Бейтс! Завтра же вместе с детьми навещу ее. Они всегда так рады видеть моих детей. А эта замечательная мисс Бейтс! Такие исключительно достойные люди. Как они, сэр?

- Ну, в целом неплохо, дорогая. Но бедная м-с Бейтс сильно простудилась около месяца назад.

- Какая жалость! Но никогда так много не страдали от простуды, как этой осенью. М-р Уингфилд сказал, что он не знает, когда еще простуда была столь распространенной и тяжелой, как этой осенью, за исключением периодов настоящей инфлюэнцы.

- В какой-то мере это так, дорогая моя, но не до такой степени, как ты говоришь. Перри сказал, что простуда была очень распространенной, но не такой тяжелой, как ему часто случалось наблюдать в ноябре; Перри не считает это в целом нездоровым временем года.

- Но я не слыхала, чтобы и м-р Уингфилд считал его очень нездоровым, хотя -

- Ах, дорогая моя бедная девочка, все дело в том, что в Лондоне всегда нездоровое время года. В Лондоне все нездоровы, да и не может быть иначе. Ужасно, что тебе приходится там жить - так далеко от нас! - и воздух такой плохой!

- Нет, право, у нас совсем не плохой воздух. Наша часть Лондона почти самая лучшая. Вы не должны смешивать нас с Лондоном в целом, дорогой сэр! Окрестности Брэнсвик-сквер весьма отличаются от всего остального города. У нас такой чистый воздух! Признаюсь, я не хотела бы жить в любой другой части Лондона, едва ли найдется такая, где я решилась бы держать детей, но у нас такой замечательный воздух! М-р Уингфилд считает окрестности Брэнсвик-сквер самыми благоприятными в отношении воздуха.

- Ах, дорогая моя, это не то, что Хартфилд. Ты делаешь все, что можешь, и все же после недели в Хартфилде все вы будете совершенно другими людьми. Ты уже не та, что прежде. Сейчас я не могу сказать, что кто-либо из вас выглядит хорошо.

- Грустно это слышать от вас, сэр, но уверяю, если не считать небольших нервных мигреней и сердцебиений, от которых я никогда не могу полностью избавиться, я сама совершенно здорова, а если дети перед сном были довольно бледны, так это потому только, что они устали немного больше обычного от поездки и радости приезда. Надеюсь, завтра вы убедитесь, что они выглядят лучше, и уверяю вас, м-р Уингфилд говорил, что он никогда не отправлял всех нас в таком хорошем состоянии. Уверена по крайней мере, что вы не думаете, будто м-р Найтли выглядит плохо, - сказала она, с любовью и тревогой взглянув на мужа.

- Так себе, дорогая, не могу тебя порадовать. Думаю, что м-р Джон Найтли выглядит далеко не прекрасно.

- В чем дело, сэр? Вы что-то хотите сказать? - воскликнул м-р Найтли, услыхав свое имя.

- Меня огорчает, любовь моя, что папа находит тебя не совсем здоровым, но надеюсь, это только от легкой усталости. Ты помнишь, я так хотела, чтобы ты повидал м-ра Уингфилда перед отъездом.

- Дорогая моя Изабелла, - поспешно воскликнул он, - умоляю, не заботься о том, как я выгляжу, занимайся лечением и уходом за собой и детьми и позволь мне выглядеть так, как я хочу.

- Я не совсем поняла, что вы рассказывали сейчас брату, - вскричала Эмма, - о намерении вашего друга Грэма нанять бейлифа из Шотландии смотреть за своим поместьем. Но оправдает ли это надежды? Не окажутся ли старые предрассудки слишком сильны?

И она говорила в том же духе так долго и успешно, что когда ей вновь пришлось обратить внимание на отца и сестру, то она не услышала, ничего худшего, чем доброжелательные расспросы Изабеллы о Джейн Фэрфакс, и хотя вообще-то Эмма не очень благоволила к Джейн Фэрфакс, она рада была присоединиться к похвалам в ее адрес".

Возможно, в приведенном выше отрывке читатель найдет и достоинства, и недостатки автора. Первые определяются прежде всего силой повествования, ведущегося искусно и точно, и спокойными, хотя и комическими диалогами, в которых характеры говорящих раскрываются, как в пьесе. Недостатки же, наоборот, возникают из чрезмерной детализации, предусмотренной авторским замыслом.

Чудаки или простаки, такие, как старик Вудхаус и мисс Бейтс, смешны, когда появляются впервые, но если их слишком часто выдвигать на первый план и слишком долго на них задерживаться, их болтовня начинает становиться такой же утомительной в романе, как и в реальной жизни. В целом стиль этого автора так же напоминает романы сентиментального или романтического свойства, как поля, коттеджи и луга - ухоженные угодья роскошного особняка или суровую величавость горного ландшафта. Они не столь пленительны, как первые, и не столь грандиозны, как второй, но они доставляют тем, кто часто их посещает, радость, не идущую вразрез с опытом повседневной жизни, и - что еще важнее - юный путник может возвратиться после такой прогулки к обыденным занятиям, не рискуя потерять голову при воспоминании о местах, по которым он блуждал.

Пару слов, однако, должны мы сказать в защиту этого некогда могущественного божества Купидона, повелителя богов и людей, который в наши революционные времена атакован даже в собственных романтических владениях авторами, бывшими в прошлом его преданными жрецами. Нам прекрасно известно, что первые увлечения редко заканчиваются счастливо - так и должно быть в обществе столь цивилизованном, что оно рассматривает ранние браки в высших классах, вообще говоря, как поступки неблаговидные. Но ныне молодежь в нашем королевстве не нуждается в том, чтобы ей преподавали доктрину себялюбия. Им отнюдь не свойственно совершать эту ошибку - отдавать весь мир или все блага его за любовь; и прежде чем авторы назидательных романов неразрывно соединят Купидона с расчетливым благоразумием, мы хотим, чтобы они поразмышляли над тем, как они могут подчас способствовать замене более низкими, корыстными и эгоистическими мотивами тех романтических чувств, которые их предшественники разжигали чересчур пламенно. Кто из испытавших в юности сильную страсть, какой бы романтической и несчастной она ни была, не сможет отнести за счет ее воздействия многое, что есть в его характере благородного, достойного, бескорыстного? И если он вспоминает время, убитое в бесплодных надеждах или омраченное сомнениями и разочарованиями, он может мысленно задержаться и на многих других часах, вырванных у глупости и распущенности и посвященных занятиям, которые могли бы сделать его достойным предмета его любви или, быть может, проложить путь к отличию, необходимому, чтобы стать достойным возлюбленной. Даже вошедшая в привычку уступка чувствам, совершенно далеким от нас и от наших непосредственных интересов, смягчает, облагораживает и исправляет ум человека; и когда боль разочарований уже позади, те, кто уцелел (а к счастью, таких большинство), не оказываются менее мудрыми или менее достойными членами общества, оттого что они испытали в молодости влияние страсти, которая была справедливо определена как "нежнейшая, благороднейшая и лучшая".

Обсудить на форуме

О жизни и творчестве Джейн Остин

В начало страницы