графика Ольги Болговой

Литературный клуб:

 

Мир литературы
  − Классика, современность.
  − Статьи, рецензии...
  − О жизни и творчестве Джейн Остин
  − О жизни и творчестве Элизабет Гaскелл
  − Уголок любовного романа.
  − Литературный герой.
  − Афоризмы.
Творческие забавы
  − Романы. Повести.
  − Сборники.
  − Рассказы. Эссe.
Библиотека
  − Джейн Остин,
  − Элизабет Гaскелл,
  − Люси Мод Монтгомери
Фандом
− Фанфики по романам Джейн Остин.
− Фанфики по произведениям классической литературы и кинематографа.
− Фанарт.

Архив форума
Форум
Наши ссылки


Авантюрно-исторический роман времен правления Генриха VIII Тюдора
Гвоздь и подкова
-

Авантюрно-исторический роман времен правления Генриха VIII Тюдора



Метель в пути, или Немецко-польский экзерсис на шпионской почве
-

«Барон Николас Вестхоф, надворный советник министерства иностранных дел ехал из Петербурга в Вильну по служебным делам. С собой у него были подорожная, рекомендательные письма к влиятельным тамошним чинам, секретные документы министерства, а также инструкции, полученные из некоего заграничного ведомства, которому он служил не менее успешно и с большей выгодой для себя, нежели на официальном месте...»


Водоворот
Водоворот
-

«1812 год. Они не знали, что встретившись, уже не смогут жить друг без друга...»


Денис Бережной - певец и музыкант

Исполнитель романсов генерала Поля Палевского Взор и Красотка к On-line роману «Водоворот»


Впервые на русском языке:
Элизабет Гаскелл
Элизабет Гаскелл

«Север и Юг» «Как и подозревала Маргарет, Эдит уснула. Она лежала, свернувшись на диване, в гостиной дома на Харли-стрит и выглядела прелестно в своем белом муслиновом платье с голубыми лентами...»

Жены и дочери «Осборн в одиночестве пил кофе в гостиной и думал о состоянии своих дел. В своем роде он тоже был очень несчастлив. Осборн не совсем понимал, насколько сильно его отец стеснен в наличных средствах, сквайр никогда не говорил с ним на эту тему без того, чтобы не рассердиться...»


Дейзи Эшфорд

Малодые гости,
или План мистера Солтины
«Мистер Солтина был пожилой мущина 42 лет и аххотно приглашал людей в гости. У него гостила малодая барышня 17 лет Этель Монтикю. У мистера Солтины были темные короткие волосы к усам и бакинбардам очень черным и вьющимся...»


Романы. Повести.

Сборник «Рассказы по картинам...»

Сборник «Новогодний (рождественский) рассказ»



Грани женской эмансипации в судьбах и творчестве британских писательниц XVIII-XIX вв.


Дневник Бриджит Джонс: Девять с половиной


 
 
 

О жизни и творчестве Джейн Остин

Подготовка и перевод материала - Элайза
Редактор - Romi

Джейн Остен, ее жизнь и окружение

По материалам книги
Клэр Томалин (Claire Tomalin)
Jane Austen: A Life
London, Penguin Books, 2007

1    2   3   4   5   6   7   8   9   10   11   12   13   14


Глава I

1775-й[1]

Зима 1775 года выдалась суровой. По наблюдениям натуралиста Гилберта Уайта в ноябре листва с деревьев вокруг его хэмпширской деревушки практически полностью облетела, о чем он и сделал соответствующую запись в своем дневнике. А в это время в 15 милях от него, в деревушке Стивентон, супруга местного приходского священника со дня на день ожидала рождения своего седьмого ребенка. Ей было 36 лет, 11 из них она была замужем. Четверо крепких мальчуганов бегали по пасторату, играли в большом саду позади дома, резвились по окрестным долам и весям. Старшему - серьезному Джеймсу - было 10 и он разделял интерес отца к книгам и чтению, а единственная дочь Кэсси, которой в январе исполнялось три, уже болтала без умолку и хвостиком ходила за матерью и по дому, и на молочную ферму, и в птичник - смотреть на уточек и цыплят. Если не считать кабинета мистера Остена, в доме редко царила полная тишина.

 

Ноябрь подходил к концу, и вот уже зарядили дожди, из-за которых мальчикам приходилось сидеть дома. В последние дни месяца темнело уже в три часа пополудни, и семейство садилось обедать пораньше, чтобы за столом обойтись без свечей. А ребенок все не рождался. Пришел декабрь, принеся с собой эпидемию простуд; в первой половине месяца ударили сильные морозы и окрестные пруды покрылись льдом достаточно толстым, чтобы мальчишки могли на нем кататься. А 16 декабря Уайт помечает в своем дневнике: «Дымка, солнце - чудесный день». 16 декабря стало днем рождения Джейн Остен. По поводу того, что она родилась на месяц позже, чем ожидали родители, ее отец шутливо заметил, что у него и супруги «на старости лет стало что-то совсем неважно с памятью». На тот момент ему было 44 года.

 

Ребенок появился на свет ближе к вечеру, без долгих схваток. За доктором посылать нужды не было: его редко приглашали для чего-то столь обычного и рутинного, как роды. К тому же ближайший доктор находился в Бэзингстоке, а это семь миль по плохой дороге. Так или иначе, но «вскоре все благополучно завершилось». Родители были рады появлению в семье второй дочери, «сейчас - игрушки, а в будущем - товарища для своей сестры Кэсси. Она у нас будет Дженни». И мистер Остен продолжает письмо рассказом о крайне интересующем его предстоящем матче-соревновании на плугах (Кент против Хэнтса с призовым фондом в виде говяжьего огузка), который состоится, если позволит погода. Священник в отдаленном сельском приходе был фермером не меньше, чем пастырем человеческих душ.

 

Джейн была крещена сразу же, прямо на дому своим отцом, как и все дети Остенов. Церковная церемония состоится позже. А пока зима всецело вступила в свои права. Соревнование на плугах, которого с таким интересом ожидал мистер Остен, так и не состоялось, потому что снег покрыл землю толстым слоем и продолжал валить, наметая сугробы до самого верха ворот. Вскоре по дорогам уже практически невозможно было проехать. Домашняя птица не высовывалась из курятника, а полевые пташки то и дело подлетали к кухонной двери в поисках крошек. «Суровая сибирская погода», - пишет Уайт в своем дневнике, отмечая, какие романтичные и причудливые узоры образует выпавший и вскоре леденеющий снег. Новорожденные ягнята примерзали к земле, и зайцы залезали в сад в поисках пищи.

 

А на втором этаже пасторского дома, на широкой двуспальной кровати, рядом с которой стояла колыбелька новорожденной, заботливо укутанная в теплые пуховые одеяла лежала миссис Остен, пока кто-то из родственниц - скорее всего, сестра ее мужа Филадельфия Хэнкок, - занималась домашним хозяйством и руководила прислугой. Им, должно быть, приходилось много стирать и готовить, имея в доме столько маленьких детей и мать с младенцем. Горничные разжигали огонь и грели воду в медных котлах, а прачка, когда могла, пробиралась к ним по заснеженной дороге из деревни и целый день трудилась над бельем. Оно замерзало прежде, чем успевало высохнуть, поэтому его развешивали не на улице, а в доме, так что в комнатах повсюду сушились простыни и детские вещи.

 

Вероятно, мистер Остен после раннего трехчасового обеда какое-то время читал старшим детям книжки. Но мальчишки любят бегать и кататься вверх-вниз по перилам, а в доме не было ковров, чтобы приглушить весь этот шум и топот. Ожидалось, что миссис Остен спустится вниз не раньше, чем через две недели после родов.

 

Соседи добирались до них с трудом, за исключением нескольких крепких джентльменов, преодолевших зимнюю дорогу верхом и передавших поздравления и подарки для новорожденной от своих жен. В сочельник дети по традиции украсили оконные рамы веточками остролиста, а в рождественское утро мистер Остен, хорошенько укутавшись и обувшись потеплее, отправился на холм, к своей крохотной и неотапливаемой каменной деревенской церквушке св. Николая, надеясь, что там будет достаточно светло для того, чтобы прочесть проповедь и причастить тех немногих фермеров и жителей деревни, которые придут его послушать. Ну, во всяком случае, на семейство Дигвидов можно было смело рассчитывать: они уже много лет арендовали большую кирпичную усадьбу прямо рядом с церковью. Хью Дигвид возделывал почти всю землю вокруг Стивентона и считался местным сквайром. А потом - обратно домой, в тишине, под густо падающим снегом. В Стивентоне проживало не более 30 семей: единственная линия коттеджей тянулась в некотором отдалении от пастората. В деревеньке не было ни магазинов, ни гостиницы.

 

Если у Остенов в это время действительно гостила тетя Филадельфия, то там была и ее дочь, Бетси - темноволосая, изящная, хорошенькая Бетси, которая родилась в Индии, где по сию пору находился ее отец и куда мать время от времени собиралась снова ее отправить. Кузине Бетси было уже 14 - почти совсем взрослая, старше всех стивентонских детей и в их глазах куда более утонченная и искушенная. Во-первых, она жила в городе, то бишь в Лондоне; во-вторых, у нее там была собственная лошадь, чем никто из детей Остенов пока похвастаться не мог. А когда она не каталась верхом, то скорее разъезжала со своей матерью в экипаже, чем ходила пешком. В-третьих, она училась французскому; в-четвертых, однажды играла на сцене, участвуя в представлении с другими детьми, когда ей было всего 10 лет; в-пятых, у нее имелся клавесин и четыре нитки жемчуга, только что присланные отцом в подарок. Неудивительно, что и Джеймс, и Эдвард, и даже развитый не по годам четырехлетний Генри взирали на свою кузину с восхищением.

 

Когда детям разрешили подняться в мамину спальню, они увидели, что у их новой сестренки круглое личико, толстые щечки и блестящие темно-карие глаза. На семейном совете решили, что она больше всего похожа на Генри, который в младенчестве был самым длинным и крупным из всех остеновских отпрысков. Из этого можно заключить, что и Джейн родилась довольно крупной. Миссис Остен кормила малютку грудью, как и всех своих детей. И речи не шло о том, чтобы она вышла из дома ранее чем через месяц после рождения ребенка, вне зависимости от погоды. К тому же продолжающиеся «сибирские морозы» вовсе и не располагали к прогулкам; а в феврале, когда немного потеплело, начался паводок, и она по-прежнему не покидала уютной спальни на втором этаже. Так что ребенок целых три долгих месяца мог наслаждаться безраздельным материнским вниманием.

 

А когда кончилась зима, Филадельфия и Бетси уехали, и миссис Остен снова взяла в свои руки бразды правления в доме, на молочной ферме и на птичьем дворе. 5 апреля после мрачного и темного утра вышло солнце. Малышку Джейн потеплее укутали в шали, миссис Остен надела теплую шубу и тоже закуталась в шаль, и семья направилась в церковь на официальные крестины.

 

Обе крестные матери девочки, или как их еще называли, «спонсорши», носили имя Джейн; одна приходилась теткой ее отцу и жила в Кенте, а вторая была кузиной ее матери из Оксфордшира. Вряд ли они предприняли утомительные путешествия по такому случаю, и вряд ли ее крестный отец - еще один священнослужитель, женатый на другой кузине миссис Остен, - приехал из Саррея. Нормальной практикой считалось, если обеты у алтаря за крестных произносил кто-то другой. Как показало время, впоследствии никто из них не сделал для своей крестной дочери ровным счетом ничего, но все же они являются значимой частью истории о жизни Джейн Остен, свидетельствуя о разбросанной по южным графствам обширной и разветвленной сети кузенов и родственников, в большинстве своем представителей духовенства.

 

Расследовать эту историю нелегко. Джейн не оставила автобиографических записок, а если и вела какие-то дневники, то они ее не пережили. Сестра уничтожила находившиеся в ее распоряжении письма (толстенную пачку!), а племянница по незнанию сделала то же с теми, что бережно сохранил один из братьев. Так что уцелели лишь немногие письма, дошедшие до нас из некоторых других источников. Всего их сохранилось 160, но мы не знаем ни одного, написанного в детстве, - самое раннее известное письмо Джейн написано в возрасте 20 лет. Первая биографическая записка, изданная вскоре после ее смерти, состояла всего из нескольких страничек и, по словам автора, брата писательницы Генри Остена, жизнь сестры «ни в коей мере не была жизнью, полной событий».

 

В следующие 50 лет о Джейн не публиковалось вообще ничего, пока не появились воспоминания ее племянника Джеймса-Эдварда Остена-Ли. Эти мемуары подтвердили точку зрения Генри. «Ее жизнь крайне бедна событиями; в ней было мало перемен и никакой серьезный кризис никогда не нарушал спокойного и гладкого течения дней». Взгляд на биографию Джейн Остен, как на лишенную событий, с тех пор считался общепринятым. По сравнению с такими писателями, как Чарльз Диккенс или Мэри Уоллстоункрафт, жизнь писательницы и впрямь выглядит достаточно тихой, спокойной и гладкой. Ей не доводилось видеть, как отец избивает мать, и ее не посылали в 12 лет работать на фабрику по производству ваксы; однако, если повнимательнее присмотреться к детству Джейн, то можно заметить, что далеко не все оно сводилось к тихой и спокойной жизни в пасторате. На самом деле детские дни Дженни были полны и событий, и огорчений, и даже душевных травм, которые имели для ее последующей жизни эффект не менее постоянный, чем для Диккенса - факт работы на красильной фабрике. То, что события, произошедшие с ней в детстве, наложили определенный отпечаток на ее душу, будет ясно из последующего рассказа; как и то, что ей удалось это преодолеть и поставить на службу собственным целям.

 

Должно быть, супруги Остен надеялись, что это будет их последний ребенок. У сестры миссис Остен Джейн Купер было всего двое, и «с тех пор она не тяжелела, так что, возможно, детей у нее уже и не будет», - как заинтересованно сообщала миссис Остен в письме своей родственнице. По тем временам взять и просто перестать беременеть в детородном возрасте - этому можно было только позавидовать! К тому же финансовая ситуация Остенов становилась все сложнее. Джордж погряз в долгах, имея в кредиторах родственников с обеих сторон, включая и мужа Джейн Купер. Он также занимал деньги у брата миссис Остен Джеймса Ли-Перрота, у собственной сестры Филадельфии Хэнкок и отдельно - у ее мужа.

 

Годовой доход мистера Остена был невелик - 210 фунтов с объединенных десятин Стивентона и соседской деревушки Дин. Продажа продуктов с собственной фермы была ощутимой прибавкой к этому доходу, но все же недостаточной для того, чтобы обеспечить его кредитоспособность. За три года до рождения Джейн он начал брать учеников. В пасторате с его семью спальнями и тремя мансардами было достаточно места, чтобы устроить маленькую домашнюю школу. В то же время он потратил последние остатки своего небольшого капитала. Как раз перед крестинами Джейн ему пришлось занять еще 300 фунтов под поручительство Филадельфии у одного лондонского адвоката. Его счета свидетельствуют о постоянном балансировании между выплатами старых долгов и новыми займами, и если его жена была в курсе положения дел, то должна была чувствовать себя крайне неспокойно.

 

Суровая правда жизни заключалась в том, что на детей нужны были деньги, чтобы как-то устроить их будущее, и Остенам уже более чем хватало их Джеймса, Джорджа, Эдварда, Генри, Кассандры, Фрэнсиса и Джейн. Обычной формой предохранения от нежелательной беременности в те времена считались раздельные спальни супругов, но Остены этим методом не воспользовались, и после Джейн у них родился еще один малыш.

 

В системе выращивания детей, которую практиковала миссис Остен, не было по тем временам ничего необычного. Первые несколько месяцев она кормила каждого младенца грудью, чтобы обеспечить ему здоровый старт в жизни (с ее собственных слов мы знаем, к примеру, что Кассандру она кормила первые три месяца), а затем ребенка отдавали одной из деревенских женщин, под присмотром которой он рос год-полтора - до тех пор, пока не подрастал настолько, что с ним уже более или менее легко было управляться дома. В случае с Джейн эта передача в деревенский дом состоялась, должно быть, вскоре после ее крестин.

 

Ребенок в четырнадцать недель уже прочно привязан к матери, и внезапно оказаться у другой женщины, в новой обстановке, скорее всего, было для него довольно болезненным опытом. Но мысль о том, что она бросает своего ребенка, вряд ли приходила в голову миссис Остен: важность формирования ранней привязанности между ребенком и матерью - это современная концепция, а в те времена детей сплошь и рядом отдавали на воспитание кормилицам. Это не значит, что дети не страдали как при разлуке с матерью, так и позже, при расставании с кормилицей. Коббетт, порицая эту практику, сокрушенно восклицал: «Кто из нас не видел этих отринутых детей, кои, когда приносят их и отдают обратно в объятия матерей, вырываются из них с криками и плачем и тянут свои маленькие ручонки назад, к кормилицам?»

 

Бедные деревенские матери семейств, разумеется, были рады дополнительному доходу, который приносило им воспитание детей джентри: деревенская кормилица могла заработать около двух шиллингов и шести пенсов в неделю, и даже некормящая нянька ощутимо помогала собственной семье, взяв на себя заботу о таком ребенке. Находила ли миссис Остен для своих детей женщину, кормящую грудью, или же полагала, что после нескольких месяцев грудного вскармливания их можно смело переводить на кормление с ложечки, мы не знаем; хотя в случае с трехмесячной Кассандрой она в письме употребляет выражение «отнятие от груди», что заставляет предположить последнее. Как бы ни проходила эта процедура, в ней было нечто обезличенное: даже имена этих нянек никогда и нигде не упоминаются.

 

Итак, в первые год-полтора своей жизни дети Остенов росли в деревенском коттедже, где их кормили, поили, купали. Они начинали ползать, делать свои первые шаги и произносить первые слова, находясь в приемной семье. А как только малыши достигали более или менее осмысленного возраста, их забирали обратно домой. С точки зрения физического развития эта система себя, безусловно, оправдывала. В ту эпоху, когда редко в какой семье обходилось без младенческой смертности, Остенам удалось не потерять ни одного ребенка. К примеру, в Лондоне в эти годы больше половины рожденных детей умирали до достижения пяти лет, и хотя в провинции с этим обстояло немного получше, уровень детской смертности все равно был тревожно высоким. А все дети Остенов выжили и выросли крепкими и здоровыми.

 

Но все равно невольно задаешься вопросом: а какой психологический эффект оказала на них подобная воспитательная метода? В случае с Джейн определенная эмоциональная дистанция, сохранявшаяся между ней и матерью в течение всей жизни, очевидна. Пожалуй, больше всего в письмах Джейн поражает оборонительная, ершистая нотка. Ее письмам не хватает теплоты и нежности как по отношению к окружающим, так и по отношению к самой себе. Возникает ощущение внутреннего «я» - бесконечно живого, чуткого и отзывчивого, но по большей части спрятанного под непробиваемым панцирем. Иногда оттуда показывается коготок, и острые колючки мгновенно вонзаются во всё, что обижает. Это письма женщины, которая никому не открывала своего сердца. Возможно, глубинные корни этой постоянной эмоциональной самозащиты кроются в том числе и в раннем детстве.

 

Система воспитания миссис Остен была ориентирована в первую очередь на поддержание наиболее удобного и рационального уклада жизни и быта в пасторате, и она совершенно не считала, что проявляет по отношению к детям жестокость или совершает нечто необычное. Как и большинство людей ее времени, воспитанных на просветительском подходе к детству, она полагала, что младенцы - пока всего лишь «овощи», и требуется только содержать их в подобающей чистоте, тепле и сытости, пока их интеллект не проявится в более или менее осознанной форме.

 

По словам внука Остенов, родители навещали своих малышей почти ежедневно - во всяком случае, при любой возможности, - и регулярно приводили их в пасторский дом, отчего детишки, возможно, считали, что у них есть два дома и две любящие семьи. Во всяком случае, эта метода была гораздо лучше тех нередких случаев, когда детей отдавали далеко от дома и практически не навещали их, превращаясь за это время из родителей в совершенно незнакомых людей.

 

Но один ребенок Остенов так и не вернулся от сельской кормилицы в отчий дом. Второй сын, Джордж, который был почти на 10 лет старше Джейн, страдал от припадков и не развивался нормально. Для миссис Остен это означало повторение печального опыта с ее братом Томасом. Томас родился, когда ей исполнилось 8 лет, - возраст, как раз подходящий, чтобы радоваться появлению маленького братика; но как только его отставание в развитии сделалось очевидным, его услали из дома, отдав на попечение другой семьи. И Джорджу суждена была та же участь, хотя, еще будучи малышом, он иногда появлялся в пасторате. Вполне вероятно, что в 1776 году он все еще жил в деревенской семье в Стивентоне, стало быть, очень возможно, что это был первый из братьев маленькой Джейн, которого она увидела. Он мог ходить, и его заболевание не было синдромом Дауна, иначе он не прожил бы такую долгую жизнь без современных медикаментов. Поскольку нам известно, что взрослая Джейн умела изъясняться на языке глухонемых (в письме от 1808 года она упоминает о том, как «разговаривала на пальцах»), есть предположение, что, возможно, он был немым. Это не помешало бы ему участвовать в играх деревенских детишек. «У нас есть по крайней мере то утешение, что он не может быть плохим или злым ребенком», - писал отец Джорджа с трогательной христианской покорностью.

 

В целом можно сказать, что воспитательная система супругов Остен дала замечательные результаты: за исключением Джорджа, все дети выросли крепкими и здоровыми, не склонными к жалобам и нытью, и на протяжении всей жизни отличались и взаимной поддержкой, и глубокой взаимной привязанностью. И даже Джордж благополучно дожил до преклонных лет рядом со своим дядей Томасом, находясь под присмотром в еще одной хэмпширской деревушке, Монк Шерборн. В семье о нем редко упоминали, но в итоге он пережил и старшего брата, и сестру Джейн. Родственники не забывали о нем и регулярно вносили деньги на его содержание. В свидетельстве о смерти, датированном 1838 годом, значится: «Джордж Остен, джентльмен».

 

В июне 1776 года, когда Джейн не исполнилось еще и полугода, ее родители покинули Стивентон, чтобы отправиться с визитом в Лондон. Двухлетнего Фрэнка и трехлетнюю Кэсс, скорее всего, отдали на это время обратно в те деревенские семьи, откуда их только недавно забрали в пасторат, так что они, возможно, составили компанию своей младшей сестренке и с удовольствием принимали участие в играх деревенской малышни. И если Кэсс в какой-то момент ощутила себя кем-то вроде матери этой малышке, а малышка протянула свои ручонки к Кэсс, то это был самый первый шажок к той глубокой и взаимной пожизненной привязанности, которая отличала этих двух сестер.

 

Визит мистера и миссис Остен в Лондон был связан - по крайней мере отчасти - с намерением повидать его сестру Филадельфию и племянницу Бетси. Пока Остены гостили у них, из Индии пришло известие о кончине супруга Филы Тайсо Соула Хэнкока. На самом деле он умер значительно раньше, в ноябре 1775 года, еще до рождения Джейн, но вести в те времена доходили медленно, и письма из Индии шли минимум по полгода. Миссис Хэнкок, естественно, была расстроена, узнав о смерти мужа. Что еще хуже, он, как оказалось, умер практически без гроша за душой: «всех сбережений еле хватит, чтобы погасить его здешние долги», - писал мистер Вудмен, ее адвокат и поверенный, тот самый, который ссудил деньгами Джорджа Остена. Хэнкок был также крестным отцом маленького Джорджа, и теперь не было надежды на то, что он сможет обеспечить стоимость его содержания. Пока крестный был жив, он выражал беспокойство постоянно увеличивающимся количеством детей в семье Остен и задавался вопросом, как они сумеют поставить их всех на ноги. Ситуация же с его собственной женой и дочерью была, тем не менее, не настолько плоха, как могло показаться на первый взгляд.

 

Тремя годами ранее патрон мистера Хэнкока в Индии, знаменитый Уоррен Гастингс из Ист-Индской Компании, став губернатором Бенгалии, сделал подарок своей крестной дочери Бетси Хэнкок, отписав ей 5 тысяч фунтов; а в 1775 году он удвоил эту сумму, сделав Бетси наследницей если не огромного состояния, то, по крайней мере, достаточного для того, чтобы она могла найти себе мужа. Супруги Хэнкок поклялись держать в секрете происхождение богатства своей дочери, но двое опекунов ее состояния, разумеется, были в курсе дела, а ими являлись адвокат мистер Вудмен, приходившийся Уоррену Гастингсу зятем, и Джордж Остен, брат миссис Хэнкок, который наверняка отправился в Лондон еще и в связи с исполнением своих обязанностей попечителя, в чем бы они ни заключались.

 

Вскоре выяснилось, что не было особых причин беспокоиться о материальном положении и оставшейся вдовой Филадельфии. Независимо от состояния своей дочери, судя по банковскому счету, который она открыла несколько месяцев спустя, она получила три с половиной тысячи фунтов, выплаченные ей Вудменом. Еще одна сумма - почти на пять тысяч фунтов - поступила на ее счет по чеку от «Инд. Комп.» Открытие собственного банковского счета означало ее независимость в статусе достаточно обеспеченной вдовы.

 

Мать и дочь Хэнкок, связанные той особой близостью, которая часто возникает у одинокой матери с единственным ребенком, были теперь вольны жить как им заблагорассудится; и хотя Филадельфия была привязана к брату, а Бетси - к дяде, они и не подумали хоронить себя в английской провинциальной глуши. Бетси, потеряв отца, которого она едва помнила, и сделавшись наследницей приличного состояния, заявила, что больше не желает зваться Бетси. Отныне она будет Элайзой[2]. Никто не имел ничего против того, чтобы удовлетворить это ее желание.

 

Элайзу Хэнкок по многим причинам можно назвать центральной фигурой в жизни Джейн Остен. Будучи двоюродными сестрами, девушки прекрасно ладили. Хотя Элайза была старше на 14 лет, они обе умерли сравнительно молодыми, и Джейн пережила ее всего на 4 года. А разница между ними заключалась в том, что Элайза всегда казалась кем-то вроде экзотической птицы с ярким, пестрым оперением, и история ее жизни будто сошла со страниц одного из тех романов, которые Джейн так любила высмеивать.

 

В чем-то Элайза была настоящей Остен с ее быстрым насмешливым пером, с ее любовью к актерству, музыке, танцам, с ее превосходным слухом, но во всем остальном она разительно отличалась от своих кузенов Остенов. Она беспечно и неосмотрительно относилась к замужеству и могла достаточно фривольно писать о своих чувствах или об их отсутствии. Но в то же время она была самой любящей дочерью, а позже стала и очень нежной, преданной и внимательной матерью.

 

В биографии обеих женщин - Филадельфии Хэнкок и ее дочери - осталось множество неясностей и невыясненных вопросов, и главный из них связан с отцовством Элайзы, о чем мы обязательно поговорим позже. А на момент лета 1776 года Джордж Остен имел возможность убедиться в том, что сестра и племянница ни в чем не нуждаются, и что, стало быть, он может спокойно возвращать ту сумму, которую он занял у Филадельфии, теми же темпами и с тем же размером выплат, что и раньше.

 

После этого они с женой вернулись в Хэмпшир и жизнь вошла в свою привычную колею. Для Джорджа Остена она состояла в надзоре за фермой и продажами овса, ячменя и сена, в обучении старших мальчиков, в исполнении своих пасторских обязанностей - крестин, поминальных и воскресных служб, а также в заботе о прихожанах, оказавшихся в нужде или печали.

 

Зимой 1776 года, за три дня до первой годовщины Джейн, а именно 13 декабря, Джордж Остен, как и все священники Англии, отслужил специальную дополнительную службу в своей стивентонской церкви, прочтя молитвы против американских повстанцев. После чего он спустился с холма в свой спокойный и жизнерадостный дом, атмосфера которого живо напомнила одному из очевидцев о «либеральном обществе, исполненном простоты, гостеприимства и вкуса, которое обычно можно встретить в различных семействах, живущих среди восхитительных долин Швейцарии».


(Продолжение)

* * *

 

[1] 1775 г. - год рождения Джейн Остен. (Здесь и далее прим. Элайзы)

[2] Два равно возможных сокращения от имени Элизабет.

октябрь, 2008 г.

Copyright © 2008 - 2010
Элайза, Romi

Обсудить на форуме

О жизни и творчестве Джейн Остин

 

Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование материала полностью или частично запрещено

В начало страницы

Запрещена полная или частичная перепечатка материалов клуба  www.apropospage.ru  без письменного согласия автора проекта.
Допускается создание ссылки на материалы сайта в виде гипертекста.

Copyright © 2004  apropospage.ru


      Top.Mail.Ru