графика Ольги Болговой

Литературный клуб:

Мир литературы
  − Классика, современность.
  − Статьи, рецензии...
  − О жизни и творчестве Джейн Остин
  − О жизни и творчестве Элизабет Гaскелл
  − Уголок любовного романа.
  − Литературный герой.
  − Афоризмы.
Творческие забавы
  − Романы. Повести.
  − Сборники.
  − Рассказы. Эссe.
Библиотека
  − Джейн Остин,
  − Элизабет Гaскелл.
− Люси Мод Монтгомери
Фандом
  − Фанфики по романам Джейн Остин.
  − Фанфики по произведениям классической литературы и кинематографа.
  − Фанарт.

Архив форума
Форум
Наши ссылки



Метель в пути, или Немецко-польский экзерсис на шпионской почве
-

«Барон Николас Вестхоф, надворный советник министерства иностранных дел ехал из Петербурга в Вильну по служебным делам. С собой у него были подорожная, рекомендательные письма к влиятельным тамошним чинам, секретные документы министерства, а также инструкции, полученные из некоего заграничного ведомства, которому он служил не менее успешно и с большей выгодой для себя, нежели на официальном месте...»


По-восточному

«— В сотый раз повторяю, что никогда не видела этого ти... человека... до того как села рядом с ним в самолете, не видела, — простонала я, со злостью чувствуя, как задрожал голос, а к глазам подступила соленая, готовая выплеснуться жалостливой слабостью, волна.
А как здорово все начиналось...»

Моя любовь - мой друг «Время похоже на красочный сон после галлюциногенов. Вы видите его острые стрелки, которые, разрезая воздух, порхают над головой, выписывая замысловатые узоры, и ничего не можете поделать. Время неуловимо и неумолимо. А вы лишь наблюдатель. Созерцатель...»

Рождественская сказка «Выбеленное сплошными облаками зимнее небо нехотя заглядывало в комнату, скупо освещая ее своим холодным светом...»

Дорога «Человек сидел на берегу... Человек понял, что он очень устал. И даже не столько от долгой дороги, а шел он уже очень давно, сколько от того, что в течение времени он постепенно потерял смысл и забыл цель своего пути...»

Дождь «Люди могут часами смотреть в окно. И совсем не для того, чтобы увидеть что-либо значительное; собственно, что-нибудь достойное внимания, за окном происходит крайне редко. Видимо, это сродни пламени или текущей воде, тоже самым невероятным образом заворживающих человеческое сознание...»


Впервые на русском языке опубликовано на A'propos:

Элизабет Гаскелл «Север и Юг» (перевод В. Григорьевой) «− Эдит! − тихо позвала Маргарет. − Эдит!
Как и подозревала Маргарет, Эдит уснула. Она лежала, свернувшись на диване, в гостиной дома на Харли-стрит и выглядела прелестно в своем белом муслиновом платье с голубыми лентами...»

Элизабет Гаскелл «Жены и дочери» (перевод В. Григорьевой) «Начнем со старой детской присказки. В стране было графство, в том графстве - городок, в том городке - дом, в том доме - комната, а в комнате – кроватка, а в той кроватке лежала девочка. Она уже пробудилась ото сна и хотела встать, но...»

Люси Мод Монтгомери «В паутине» (перевод О.Болговой) «О старом кувшине Дарков рассказывают дюжину историй. Эта что ни на есть подлинная. Из-за него в семействах Дарков и Пенхаллоу произошло несколько событий. А несколько других не произошло. Как сказал дядя Пиппин, этот кувшин мог попасть в руки как провидения, так и дьявола...»

Люси Мод Монтгомери «Голубой замок» (перевод О.Болговой) «Если бы то майское утро не выдалось дождливым, вся жизнь Валенси Стирлинг сложилась бы иначе. Она вместе с семьей отправилась бы на пикник тети Веллингтон по случаю годовщины ее помолвки, а доктор Трент уехал бы в Монреаль...»

Ранние произведения Джейн Остен «Ювенилии» на русском языке

«"Ювенилии" Джейн Остен, как они известны нам, состоят из трех отдельных тетрадей (книжках для записей, вроде дневниковых). Названия на соответствующих тетрадях написаны почерком самой Джейн...»

О ранних произведениях Джейн Остен «Джейн Остен начала писать очень рано. Самые первые, детские пробы ее пера, написанные ради забавы и развлечения и предназначавшиеся не более чем для чтения вслух в узком домашнем кругу, вряд ли имели шанс сохраниться для потомков; но, к счастью, до нас дошли три рукописные тетради с ее подростковыми опытами, с насмешливой серьезностью озаглавленные автором «Том первый», «Том второй» и «Том третий». В этот трехтомный манускрипт вошли ранние произведения Джейн, созданные ею с 1787 по 1793 год...»


 

О романе Джейн Остен «Гордость и предубеждение»

Знакомство с героями. Первые впечатления - «На провинциальном балу Джейн Остин впервые дает возможность читателям познакомиться поближе как со старшими дочерьми Беннетов, так и с мистером Бингли, его сестрами и его лучшим другом мистером Дарси...»
Нежные признания - «Вирджиния Вульф считала Джейн Остин «лучшей из женщин писательниц, чьи книги бессмертны». При этом она подчеркивала не только достоинства прозы Остин...»
Любовь по-английски, или положение женщины в грегорианской Англии - «...Но все же "Гордость и предубеждение" стоит особняком. Возможно потому, что рассказывает историю любви двух сильных, самостоятельных и действительно гордых людей. Едва ли исследование предубеждений героев вызывает особый интерес читателей....»
Счастье в браке - «Счастье в браке − дело случая. Брак, как исполнение обязанностей. Так, по крайней мере, полагает Шарлот Лукас − один из персонажей знаменитого романа Джейн Остин "Гордость и предубеждение"...»
Популярные танцы во времена Джейн Остин - «танцы были любимым занятием молодежи — будь то великосветский бал с королевском дворце Сент-Джеймс или вечеринка в кругу друзей где-нибудь в провинции...»
Дискуссии о пеших прогулках и дальних путешествиях - «В конце XVIII – начале XIX века необходимость физических упражнений для здоровья женщины была предметом горячих споров...»
О женском образовании и «синих чулках» - «Джейн Остин легкими акварельными мазками обрисовывает одну из самых острых проблем своего времени. Ее герои не стоят в стороне от общественной жизни. Мистер Дарси явно симпатизирует «синим чулкам»...»
Джейн Остин и денди - «Пушкин заставил Онегина подражать героям Булвер-Литтона* — безупречным английским джентльменам. Но кому подражали сами эти джентльмены?..»
Гордость Джейн Остин - «Я давно уже хотела рассказать (а точнее, напомнить) об обстоятельствах жизни самой Джейн Остин, но почти против собственной воли постоянно откладывала этот рассказ...»

-  И другие -

 

 

Творческие забавы

Светланa Беловa

Жизнь в формате штрих-кода

Начало    Пред. гл.

Глава пятая

 

Крыша слегка покачивалась, бледные звезды над головой постепенно наливались своей самой спелой яркостью. Луна уже осыпала с пухлых щек румяна и, обретя обычную бледность, воцарилась среди сияющих шляпок прибитых к темному небосводу серебряных гвоздей. Маше даже казалось, что она слышит тихий плеск волн, такой же, как в здоровенной ракушке из детства, которую они наперебой с Лизой прижимали к уху и слушали, замирая от восторга и волшебства, слабый шум далекого безмятежного моря.

Серебряные гвозди над ее головой, утомившись стоять на одном месте, пустились в неспешный завораживающий танец. Луна спустилась ниже, совсем близко к ней, посмотрела внимательно и сказала негромким и неожиданно низким для дамы голосом:

- Маш, да ты спишь совсем. Ма-ша.

Хоп! Луна стремительно взлетела вверх, серебряные гвозди, бросив вальсировать, замерли на своих законных местах, а прямо перед ней оказалось лицо Платона. Глаза его в темноте казались почти черными, и Маша, постепенно приходя в себя, глубоко вздохнула.

- Пойдем-ка в постель.

"Уау!" заверещала тревожная сирена в голове. Маша судорожно стала сгребать с себя плед, одновременно пытаясь выкарабкаться из шезлонга. Платон поднялся с корточек и исподлобья наблюдал за ее трепыханиями. Ей, наконец, удалось подняться, и она попятилась от него, мотая головой:

- Нет! Не надо! Я…

- Стоп! - Платон придержал ее за локоть, а она все старалась, правда, уже не так судорожно, высвободиться из его теплой ладони. - Ты чего? Ты…

Тут до него, видимо, дошла причина ее такой нервозности, и он, нахмурясь, выпустил ее локоть, и Маша едва не села обратно в шезлонг, чудом удержавшись на ногах.

- Кажется, я обещал, что не стану покушаться на твою девичью честь, - холодно заявил Платон и, повернувшись, направился к выходу с крыши, бросив через плечо. - Спокойной ночи.

Она послушала его удаляющиеся шаги вниз по лестнице, потом опустилась на край шезлонга и потерла дрожащими пальцами лоб.

"О, господи. Что это было? Что за приступ девичьего целомудрия? Что ты опять ведешь себя, как полная идиотка? А нечего…!!!" Что это за "нечего", она не знала, понимала только одно: она все время воспринимает его слова как-то превратно, придавая им смысл, которого там и в помине нет, а он, наверняка, уже составил мнение о ней, как об озабоченной невротичке, и вовсю, видимо, сейчас крутит у виска при воспоминании о ее дерганьях при обычном предложении идти спать.

Да с чего это ты решила, что он хочет затащить тебя в постель? Вообще что ли идиотка? Да где он сказал-то тебе об этом? Он весь вечер заботился о тебе, поил вином, рассказывал какие-то забавные истории, ни разу не дал понять, что готов тут же немедленно тобой овладеть! Просто институтка какая-то на прогулке. Сердце опять колотилось, как осина на ветру. И там внутри, глубоко сидела иголка, наливаясь красным, раскаляясь и причиняя сладкую тянущую боль.

 


 

Утро пришло в хмуром настроении и сыром халате, бесцеремонно влезло через занавеси в ее комнату и с раздражением стало прохаживаться по комнате, всем своим видом говоря: хватит уже валяться; кто рано встает; бока пролежишь; ранней пташке…, - и прочие нудные банальности. Маша перекатилась на другой бок, пытаясь замаскироваться под цвет наволочки и оттянуть общение с вторгнувшимся утром. Поскольку наволочка была усыпана нежными незабудками, маскироваться оказалось проблематично.

Сон немедленно сдуло, как только в голове всплыла малоприятная мизансцена под занавес вчерашнего вечера, так чудесно начавшегося и так бесславно окончившегося. Маша сползла с постели, выудила из сумки предусмотрительно прихваченный накануне халат цыплячьей расцветки и отправилась в ванную. Горячая вода, бодрящий мятный аромат зубной пасты окончательно развеяли последние следы сна. Взгляд ее упал на висящие в уголке часы, и она недовольно хмыкнула: на экране красовалось 7.15. Стала понятна такая тишина за окнами. Да и в доме. Платон, наверняка, еще видит самые приятные и крепкие утренние сны. Если только…

Если только они не окрашены страхом находиться в одном доме с ненормальной истеричной барышней, пугающейся до потери сознания не только собственной тени, но и мужчин в радиусе метра от себя. Маша поморщилась от воспоминания о своем глупейшем поведении. Воображение услужливо подсунуло моментальную фотографию жертвы домогательств крейсера "Варяг": глаза выпучены, волосы взъерошены, плед развевается в руках, как знамя. От таких видений ее разобрал смех, который она попыталась безуспешно победить. Порыв загладить свою вину немедля погнал ее на кухню готовить завтрак рассерженному броненосцу, и она стала осторожно спускаться по лестнице. Утро уныло посмотрело ей вслед, запахнулось в свой серый халат и просочилось через окно обратно к хлябям небесным, которые набухали всю ночь и только теперь разверзлись.

В кухне ее встретил жмурящийся Фил, сидевший в ожидании у своей миски. Маша открыла холодильник, который оказался полон всяких вкусных вещей. Розовый пакетик кошачьего корма красовался на самом виду, и Фил вскоре уже с урчанием уничтожал свой завтрак.

- Ну, ладно, тебя накормили, теперь дело за малым. То есть за большим.

Она снова вернулась к холодильным дебрям и постояла некоторое время в затруднении, каков должен быть вклад в осчастливливание одного отдельно взятого мужчины в одной отдельно взятой квартире. Отбросив раздумья, Маша решительно остановилась на блинчиках, благо все необходимое присутствовало на полочках. С некоторым трудом удалось обнаружить в шкафчиках и муку, и плоскую сковородку.

Совсем скоро процесс пошел, и румяные кругляши один за другим отправлялись на блюдо в нарядных маках. Их уже выросла небольшая горка, когда за ее спиной послышалось хриплое:

- Привет.

Она обернулась: у косяка, опершись плечом, стоял встрепанный хмурый Платон, облаченный в джинсы и майку, и мрачно разглядывал веселенькую картинку "Маша-кулинар". Хотя, судя по его виду, картинка вовсе не казалось ему такой уж веселенькой. На Машино приветствие он буркнул:

- Это что?

- Это? - Маша неловко улыбнулась. - Блины. Завтрак.

- А-а. - Платон взъерошил волосы и, уронив "Я вообще-то не завтракаю", ушел, оставив Машу в менее радужном, чем полчаса назад настроении.

Подгорающий блин отвлек девушку от нахлынувшего разочарования, она заспешила, подхватила хрустящий круг и отправила его к собратьям. "Ну и ладно, человек трудно просыпается. У тебя тоже бывает с утра скверное настроение. Да еще и обида наверняка проснулась раньше него. Что же, Платон Андреич, я прощаю ваше утреннее хамство. Пусть будет один-один". Она допекла блинчики, аккуратно укрыла их салфеткой и включила чайник.

- Я ухожу. - Он опять вырос неожиданно в дверях, уже не такой мрачный, свежевыбритый, причесанный и наряженный в темно-серый стильно-измятый пиджак и такие же брюки. - Да, сегодня около одиннадцати придет Наталья Михайловна, не пугайся.

- А кто это?

- Это моя домработница. - Он потоптался на месте и добавил. - Или ты думала, что чистота в доме - моих рук дело? Вынужден тебя огорчить.

"Шутка тяжеловесна, но все лучше, чем ничего", подумала Маша, а вслух сказала:

- Хорошо, я не стану бояться. Главное, чтобы она не испугалась и не приняла меня за взломщика.

Платон скептически окинул ее взглядом:

- Это ты-то - взломщик? Наталья Михайловна - здравомыслящая дама. Да и вообще, я ее предупредил, что у меня гостья. Все, пока, приду к обеду.

- Обед, значит, предусмотрен? - уточнила Маша, сделав невинное лицо.

- Ну да, - он помолчал, потом досадливо хмыкнул. - Ладно, извини за завтрак. Вкусные блины?

Маша пожала плечами:

- Может, попробуешь?

Платон приподнял салфетку и, скрутив верхний блинчик, сунул его в рот. Брови его поползли вверх, и он даже мурлыкнул, живо напомнив ей Фила, который с тем же выражением поглощал недавно свой завтрак.

- Слушай, вкусно!

Следом за первым он отправил в рот второй блин, потом потянулся за следующим. Маша с усмешкой спросила:

- Чаю?

Тот с набитым ртом кивнул.

Через четверть часа Платон с сожалением отодвинул от себя опустевшую чашку:

- Спасибо.

- Не за что. А на улице потоп, - забирая чашку и не глядя на него, неизвестно зачем сообщила она в воздух.

Он, завозившись за столом, кашлянул и тоже неизвестно зачем сообщил:

- Все равно надо идти.

Получалось так, что она будто бы уговаривала его никуда не ходить, а немедленно забраться под одеяло, еще хранящее ночное тепло и предаться бурному разгулу под барабанящий по окнам дождь. Маша немедленно устыдилась своих мыслей, тщательно, в десятый, наверное, раз, ополаскивая Платонову чашку из-под чая, а он за ее спиной с сожалением сообщил, словно подслушав ее мысли по поводу одеял:

- Мне, правда, пора.

Маша наконец оставила несчастную чашку в покое и повернулась попрощаться.

Платон топтался у двери, словно хотел что-то сказать, но потом, видимо, передумал, вежливо раскланялся и ушел, а из нее с его уходом испарилось хорошее утреннее настроение и оживление. Она поплелась наверх, причем ноги двигались с трудом, будто она долго прогуливалась под дождем по проселочным дорогам, и на ноги налипла тонна грязи. В своей комнате она забралась под одеяло, мельком отметив, что под ним и вправду тепло, и под шум дождевых капель заснула, а когда проснулась, стрелки на часах подползли к десяти, а дождь закончился.

В половине одиннадцатого, как и предупреждал Платон, пришла домработница Наталья Михайловна. Она оказалась неулыбчивой деловитой теткой лет сорока пяти. К нахождению в квартире своего босса посторонней девицы отнеслась с хваленым хладнокровием и невозмутимостью, будто у Крутова каждый день бродили по дому посторонние девицы. Почему-то это предположение расстроило Машу. "Господи, ну откуда тебе знать? Может, так оно и есть на самом деле. Он видный мужчина, одинокий, и вполне естественно, что…"

На этой минорной ноте ее невеселые мысли были прерваны домработницей, которая интересовалась, нет ли каких-то поручений для нее от гостьи Платон Андреича. Гостья испуганно и немедленно отказалась, совершенно не имея привычки общения с домработницами, и, набросив ветровку, трусливо сбежала на крышу, где было сыро и прохладно.

На шезлонгах стояли лужицы, с зонтика капало, над городом висела клочковатая белесая хмарь, удовольствие от прогулки по крыше оставляло желать лучшего. Кое-как Маша протерла один из шезлонгов и осторожно опустилась на сиденье. Все же ароматы весеннего последождья сделали свое благое дело, да и солнышко где-то там, высоко, подсветило изнутри облачную завесу, и стало совсем замечательно. Маша поймала себя на мысли, что уже очень давно не было у нее таких перерывов, остановок в стремительном движении жизни, когда можно было бы вот так посидеть, подумать, поперебирать мысли в голове, словно драгоценности из шкатулки или старые фотографии из альбома.

Пользуясь этой паузой, она наконец-то позвонила родителям, уклончиво ответила на все их расспросы, которых было не слишком много: видимо, Лиза провела отличную разъяснительную работу по обширной командировочной деятельности своей сестры. Лизе она тоже позвонила, они проболтали минут двадцать о том, о сем, после чего надо было уже отправляться вниз. Наталья Михайловна орудовала на кухне, гремела там кастрюлями и чашками, напевая какую-то песню, которую Маше, как она ни старалась, опознать не удалось.

Вскоре пришло время обеда, и на пороге дома возник хозяин дома собственной персоной. Наталья Михайловна накрыла на стол для двоих и отправилась за покупками. Платон был оживлен в противоположность своей утренней хандре, рассказывал, как сегодня Аня, его секретарша, забыла выбросить мусорный пакет возле своего дома и так и прошагала до их конторы два квартала в элегантном плаще под элегантным зонтом и с кучей мусора в руках. И как после этого с расстройства, помыв чашки после всеобщего утреннего кофе, убрала их в холодильник вместо шкафа, а потом они после планерки вместе с инженером, главбухшей, двумя замами искали эти чашки и, когда нашли, хохотали над незадачливой Анютой, которая сначала обижалась, а потом рассмеялась сама громче всех.

Маша, не удержавшись, поинтересовалась:

- А как там твои… проблемы? Не закончились еще?

Она еще не закончила свой вопрос, а уже поняла, что напрасно спросила о больном. Платон пожал плечами, замкнувшись, и отговорился парой ничего не значащих фраз. Обед был скомкан.

Он быстро ушел, а Маша все еще недовольная собой посидела некоторое время у опустевшего стола, пока в дверях не завозился ключ, возвестивший о том, что Наталья Михайловна закончила опустошать окрестные магазинчики и готова заняться Платоновым хозяйством, а, следовательно, ей, Маше, опять надо бы скрыться, в какой-нибудь дальний угол, чтобы не дай бог не помешать священнодействиям домработницы.

 


 

И снова ее спасением от дневной скуки оказалась библиотека. Маша с азартом набросилась на полки, закапываясь по самую макушку в развалы книг от совсем простеньких, в невзрачных "рубашках", до роскошных коллекционных фолиантов, которые и в руки-то было страшновато взять. Время пролетело незаметно. Попрощалась и ушла Наталья Михайловна, приготовив вечерний ужин и оставив после себя в квартире идеальную чистоту и тонкий приятный аромат моющего средства; приходил несколько раз Фил посидеть рядом и подремать, развалившись на столе Платона.

Неспешный спокойный день тихонько склонялся к вечеру, вечернее солнце заглянуло в библиотеку, аккуратно коснулась корешков книг на стеллажах, удобно растянулось на столе так же, как там недавно возлежал Фил. Маша засмотрелась на причудливую игру света на настольном письменном приборе и вздрогнула от неожиданности, когда, наконец, мягко щелкнул замок на входной двери.

- Маш! Маша, ты где?

- Я здесь, - она отложила книгу и вышла в коридор.

- Собирайся, - не глядя на нее, он стаскивал туфли и доставал кроссовки из тумбочки для обуви. - Мы едем на прогулку.

Он разогнулся, взъерошенный и покрасневший, Маша во все глаза смотрела на него, и он улыбнулся ее удивленному виду.

- Ну, ты чего? Не надоело в квартире сидеть? Ты же должна выздоравливать, поэтому я везу тебя на свежий воздух. Погода разгулялась - чудо что такое. Солнце светит. Или ты не хочешь?

- Я,… нет, почему, я хочу. Я поеду. Сейчас.

Маша поднялась к себе и облачилась в джинсы и теплый свитерок. Выйдя из двери, она столкнулась с Платоном, который тоже успел переодеться.

- А ты… не голоден?

Платон внимательно глянул на нее:

- А ты?

- Нет, я нет. Но ты ведь с работы. Наталья Михайловна там приготовила, я могу подогреть, если хочешь.

Он снова разулыбался с каким-то подтекстом во взгляде, и она опять раскраснелась.

- Я собирался тебя покормить на месте. Так что если ты не очень голодная…

- Я совсем не голодная!

- Значит, поехали?

 

Они спустились во двор к машине. Платон открыл дверь с пассажирской стороны, и Маша, помедлив, с опаской забралась внутрь, поерзала, неловко поправив ремень. Ее спутник, усевшись рядом, внимательно взглянул на нее и поморщился:

- Черт, я совсем забыл, что у тебя аллергия на машины. Маша, если ты не можешь ехать, давай просто погуляем.

- Нет, ничего, все хорошо, - заверила она, а в душе вдруг вырос солнечный шарик от его заботы. От этого шарика тепло растеклось по всей душе, и губы разъехались сами собой в дурацкую счастливую улыбку. Платон на целую минуту засмотрелся на нее и не сразу включил зажигание.

Они выехали за город, остановившись в сосновом лесу. Платон, взяв ее за руку, потащил за собой и, лавируя между деревьев, вывел на высоченный берег реки. Здесь река делала величественный разворот. Противоположный берег был низким, там сгрудились дома, казавшиеся игрушечными отсюда. Прямо перед ними расположился затон, где стояли катера, кораблики, теплоходы. Высились портовые краны на пузатеньких широких основаниях, похожие на жирафов, проглотивших спасательные круги. Правее через реку тянулся кружевной и легкий железнодорожный мост, по которому сейчас летела игрушечная электричка.

Маша перевела дух. Оказалось, что она едва дышала все это время. А Платон по обыкновению стоял чуть позади нее, словно бы не желая нарушать ее восторженное любование.

- Здорово как, - выдохнула она и с сияющими глазами обернулась к очень довольному собой виновнику ее восторженного состояния.

- Я люблю это место. Здесь хорошо думается. И молчится.

- А вы, оказывается, романтик господин Крутов.

- Хм, на романтизме меня еще никто не ловил, - хмыкнул он в ответ.

Они одновременно рассмеялись, и Маша, неловко покачнувшись, ухватилась за рукав его куртки.

- Так, все! Вы, Марь-Петровна, уже с ног валитесь от голода!

- Ничего подобного! Это вы сам, Платон Андреич, хотите есть, и все сваливаете на бедную девушку.

- Ничего себе, вы снова меня раскусили! Мне казалось, я так хорошо замаскировался.

- Я же опытный юрист, вы что! Ваши уловки у меня, как на ладони!

Так препираясь, они прогулялись по лесу и дошли до машины. Вечер уже набрасывал легкую вуаль темноты на окружающие предметы, и Платон включил фары.

Спустя некоторое время они притормозили у приземистого синего зданьица с открытой террасой слева. Над крылечком красовалась надпись "Тандыр".

- Ну что, Марь-Петровна вы не против жаренного на углях мяса?

- Стыдно признаться, Платон Андреич, но я оказывается такая голодная!

Они просидели в кафешке довольно долго: наелись потрясающего мяса с румяной корочкой, запеченных на углях овощей, пахучей хрусткой зелени с нежной сочной брынзой. Платон заказал ей красное вино, а сам ограничился гранатовым соком. Народу было немного - все же будний день, - и они снова говорили и говорили.

Он, наконец, поделился с ней своими тревогами последних дней, сказал, что их противник не унимается, изобретая новые гадости, хотя у него, у противника, мало что получается, и есть кое-какие благоприятные известия о скорых переменах в департаменте недвижимости и земельных отношений, руководство которого как раз и связано с творящимся беспределом, причем связано крепкими семейными узами. В Маше тут же проснулся азарт юриста, она стала изобретать какие-то варианты развития событий, но Платон с мягкой улыбкой прервал ее и твердо заявил, что пошел у нее на поводу и поведал о делах своих скорбных вовсе не для того, чтобы она напрягала голову и давала юридическую консультацию. И тут же все перевел в юмористическую плоскость, нафантазировав такие кары своим противникам, что они опять оба хохотали, будто в соус к мясу была добавлена смешинка.

Когда они вышли из дверей, была уже ночь, возле кафешки горели фонари, разгоняя чернильную темень. В машине Машу разморило, дорога летела в свете фар навстречу им, и ей все казалось, что машина вот-вот оторвется, как самолет от взлетной полосы, и унесет их далеко-далеко и… вместе. Она повернула голову и посмотрела на Платона сбоку. Ее поразило очень спокойное и умиротворенное выражение его лица. Не было мрачности, нахмуренных бровей, сжатых губ. Рядом был милый, приятный и очень симпатичный человек. Она вдруг подумала, что же будет сейчас, там, дома. Он казался ей таким близким сейчас. Нет, она больше не будет шарахаться от него в разные стороны. Какого черта? Ей вдруг стал очень нужен этот неулыбчивый странный грубоватый человек. Возможно все это - маска, напускное, неправдашнее. А настоящий он - тот, что порой проглядывает сквозь эту маску. И он... нравится ей?

Они молчали, поднимаясь в лифте и не глядя друг на друга, молчали, пока Платон отпирал дверь в квартиру, молчали, освобождаясь от обуви в прихожей. Все так же молча Платон помог ей снять куртку и пристроил ее на вешалку, и ей показалось, что делал он это нарочито медленно, словно раздумывая над чем-то. А Маша просто стояла рядом и ждала. Чего? Она боялась думать - чего, и только чувствовала, как растет напряжение, от которого, казалось, сам воздух сейчас заискрит между ними. И прихожая, довольно просторная, вдруг стала казаться ей ужасно тесной от этого вибрирующего напряжения.

Он повернулся к ней, но тут кармане его пиджака зашелся телефон. С гримасой досады он вытащил трубку, ответил, и… Маша глазом не успела моргнуть, как рядом с ней оказался тот, другой Платон - жесткий, мрачный, опасный, тот, который так ей не нравился когда-то. Когда? Там в той, другой жизни, до аварии, до больницы, до их такого мирного и приятного сосуществования на безразмерных площадях его жилища. Он послушал собеседника и, зажав микрофон рукой, бросил:

- Прости, дела.

После чего стремительно прошел по коридору и скрылся в своем кабинете. Дверь стукнула, разделив их, и в квартире вновь воцарилась тишина. Маша выдохнула, ее немного отпустило. Она подняла к глазам ладонь: пальцы подрагивали, как от разряда электрического тока. Она сжала руку в кулак. "Тихо, тихо! Все. Успокойся, все".

Возле ее ног материализовался Фил, и Маша подняла его на руки. Поглаживая кота, она прошла в гостиную, постояла там некоторое время, заторможено глядя в пространство. Фил завозился на ее руках, и она послушно опустила его на ковер.

- Что, тоже сбегаешь от меня? Весь в своего хозяина.

Фил, будто в свое оправдание, обнял ее ноги, отираясь своим массивным пуховым боком и словно бы говоря: не обижайся! Что поделать, такие уж мы независимые с моим хозяином!

- Ну и сидите тут со своей независимостью, а я иду спать!

Фил задрал к ней голову и насмешливо мяукнул в ответ.

Она поднялась к себе, стащила одежду и забралась под душ. Теплые колкие струи смывали с нее волнение, недовольство собой, которое раздражающе пощипывало изнутри. После душа, закутавшись в толстый халат, который обнаружился на крючке возле мойдодыра, Маша прошлепала босыми ногами к окну и, опершись локтями о подоконник, прижалась горячим лбом к оконному стеклу.

"Ну что, успокоилась? Совсем с ума сошла, романтическая особа! Куда тебя несет? И зачем? Неужели не понятно: он - не изменился, он - таким был и остался, а эти его преображения…" В этом месте она сбилась, потому что понятия не имела, чего это он вдруг менялся с точностью до наоборот. И самое главное, что ее страшило во всем этом: она не могла никак повлиять на эти его изменения. Они происходили исключительно по прихоти их хозяина.

Она с досадой подумала о том, что вот снова, кажется, привязывается к человеку, совсем ей не подходящему, как это и бывало с ней уже не раз, и не два. Только из тех влюбленностей она худо-бедно выкарабкивалась, а здесь, похоже, дело совсем плохо. Несет ее куда-то против воли, несет, а она будто парализованная или очарованная идет как козочка на веревочке за Ним.

В дверь ее спальни стукнули, и послышался приглушенный голос предмета ее усиленных размышлений. Маша от неожиданности вздрогнула и шарахнулась лбом в стекло.

- Маша! - повторил Платон. - Ты что, спишь? Маш…

Горло сдавило давешнее волнение, и Маша, вцепившись в подоконник, как в точку опоры, лихорадочно раздумывала - ответить, не ответить. Пока она набиралась храбрости, Платон, видимо, решил, что она спит, и прекратил упражняться в азбуке Морзе на ее двери.

Она подошла ближе и прислушалась - за дверью было тихо. Она осторожно выглянула: внизу тихонько работал телевизор, Платон не спал. Минуту постояв в нерешительности, Маша прикрыла дверь и забралась под одеяло.


(Продолжение)

январь, 2010 г.

Copyright © 2009- Светланa Беловa

Другие публикации Светланы Беловой

Обсудить на форуме

 

Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено

В начало страницы

Запрещена полная или частичная перепечатка материалов клуба www.apropospage.ru без письменного согласия автора проекта.
Допускается создание ссылки на материалы сайта в виде гипертекста.


Copyright © 2004 apropospage.ru


      Top.Mail.Ru