графика Ольги Болговой

Литературный клуб:

Мир литературы
  − Классика, современность.
  − Статьи, рецензии...
  − О жизни и творчестве Джейн Остин
  − О жизни и творчестве Элизабет Гaскелл
  − Уголок любовного романа.
  − Литературный герой.
  − Афоризмы.
Творческие забавы
  − Романы. Повести.
  − Сборники.
  − Рассказы. Эссe.
Библиотека
  − Джейн Остин,
  − Элизабет Гaскелл.
− Люси Мод Монтгомери
Фандом
  − Фанфики по романам Джейн Остин.
  − Фанфики по произведениям классической литературы и кинематографа.
  − Фанарт.

Архив форума
Форум
Наши ссылки


Цена крови«Каин сидел над телом брата, не понимая, что произошло. И лишь спустя некоторое время он осознал, что ватная тишина, окутавшая его, разрывается пронзительным и неуемным телефонным звонком...»

В поисках принца или О спящей принцессе замолвите слово (Обсуждение на форуме ) «Еловая ветка отскочила и больно ударила по лицу. Шаул чертыхнулся и потрогал ушибленное место - ссадина около левого глаза немного кровила. И что им взбрело в голову, тащиться в этот Заколдованный лес?! А всё Тим - как маленький! - до сих пор верит в сказки…»

В поисках короля«Сидя в городской библиотеке и роясь в книгах, Шаул рассеяно листал страницы, думая о том, к какой неразберихе и всеобщему волнению привело пробуждение королевской семьи. В его родном Бонке теперь царило крайнее возбуждение: отцы города и простые горожане горячо обсуждали ужасные последствия, которые теперь непременно обрушатся на их город...»

Рождественская сказка «Выбеленное сплошными облаками зимнее небо нехотя заглядывало в комнату, скупо освещая ее своим холодным светом...»

Дорога «Человек сидел на берегу... Человек понял, что он очень устал. И даже не столько от долгой дороги, а шел он уже очень давно, сколько от того, что в течение времени он постепенно потерял смысл и забыл цель своего пути...»

Дождь «Люди могут часами смотреть в окно. И совсем не для того, чтобы увидеть что-либо значительное; собственно, что-нибудь достойное внимания, за окном происходит крайне редко. Видимо, это сродни пламени или текущей воде, тоже самым невероятным образом заворживающих человеческое сознание...»


 

Впервые на русском языке опубликовано на A'propos:

Элизабет Гаскелл «Север и Юг» (перевод В. Григорьевой) «− Эдит! − тихо позвала Маргарет. − Эдит!
Как и подозревала Маргарет, Эдит уснула. Она лежала, свернувшись на диване, в гостиной дома на Харли-стрит и выглядела прелестно в своем белом муслиновом платье с голубыми лентами...»

Элизабет Гаскелл «Жены и дочери» (перевод В. Григорьевой) «Начнем со старой детской присказки. В стране было графство, в том графстве - городок, в том городке - дом, в том доме - комната, а в комнате – кроватка, а в той кроватке лежала девочка. Она уже пробудилась ото сна и хотела встать, но...»

Люси Мод Монтгомери «В паутине» (перевод О.Болговой) «О старом кувшине Дарков рассказывают дюжину историй. Эта что ни на есть подлинная. Из-за него в семействах Дарков и Пенхаллоу произошло несколько событий. А несколько других не произошло. Как сказал дядя Пиппин, этот кувшин мог попасть в руки как провидения, так и дьявола. Во всяком случае, не будь того кувшина, Питер Пенхаллоу, возможно, сейчас фотографировал бы львов в африканских джунглях, а Большой Сэм Дарк, по всей вероятности, никогда бы не научился ценить красоту обнаженных женских форм. А Дэнди Дарк и Пенни Дарк...»

Люси Мод Монтгомери «Голубой замок» (перевод О.Болговой) «Если бы то майское утро не выдалось дождливым, вся жизнь Валенси Стирлинг сложилась бы иначе. Она вместе с семьей отправилась бы на пикник тети Веллингтон по случаю годовщины ее помолвки, а доктор Трент уехал бы в Монреаль. Но был дождь, и сейчас вы узнаете, что произошло из-за этого...»

Ранние произведения Джейн Остен «Ювенилии» на русском языке

«"Ювенилии" Джейн Остен, как они известны нам, состоят из трех отдельных тетрадей (книжках для записей, вроде дневниковых). Названия на соответствующих тетрадях написаны почерком самой Джейн...»

О ранних произведениях Джейн Остен «Джейн Остен начала писать очень рано. Самые первые, детские пробы ее пера, написанные ради забавы и развлечения и предназначавшиеся не более чем для чтения вслух в узком домашнем кругу, вряд ли имели шанс сохраниться для потомков; но, к счастью, до нас дошли три рукописные тетради с ее подростковыми опытами, с насмешливой серьезностью озаглавленные автором «Том первый», «Том второй» и «Том третий». В этот трехтомный манускрипт вошли ранние произведения Джейн, созданные ею с 1787 по 1793 год...»


 

О романе Джейн Остен «Гордость и предубеждение»

Знакомство с героями. Первые впечатления - «На провинциальном балу Джейн Остин впервые дает возможность читателям познакомиться поближе как со старшими дочерьми Беннетов, так и с мистером Бингли, его сестрами и его лучшим другом мистером Дарси...»
Нежные признания - «Вирджиния Вульф считала Джейн Остин «лучшей из женщин писательниц, чьи книги бессмертны». При этом она подчеркивала не только достоинства прозы Остин...»
Любовь по-английски, или положение женщины в грегорианской Англии - «...Но все же "Гордость и предубеждение" стоит особняком. Возможно потому, что рассказывает историю любви двух сильных, самостоятельных и действительно гордых людей. Едва ли исследование предубеждений героев вызывает особый интерес читателей....»
Счастье в браке - «Счастье в браке − дело случая. Брак, как исполнение обязанностей. Так, по крайней мере, полагает Шарлот Лукас − один из персонажей знаменитого романа Джейн Остин "Гордость и предубеждение"...»
Популярные танцы во времена Джейн Остин - «танцы были любимым занятием молодежи — будь то великосветский бал с королевском дворце Сент-Джеймс или вечеринка в кругу друзей где-нибудь в провинции...»
Дискуссии о пеших прогулках и дальних путешествиях - «В конце XVIII – начале XIX века необходимость физических упражнений для здоровья женщины была предметом горячих споров...»
О женском образовании и «синих чулках» - «Джейн Остин легкими акварельными мазками обрисовывает одну из самых острых проблем своего времени. Ее герои не стоят в стороне от общественной жизни. Мистер Дарси явно симпатизирует «синим чулкам»...»
Джейн Остин и денди - «Пушкин заставил Онегина подражать героям Булвер-Литтона* — безупречным английским джентльменам. Но кому подражали сами эти джентльмены?..»
Гордость Джейн Остин - «Я давно уже хотела рассказать (а точнее, напомнить) об обстоятельствах жизни самой Джейн Остин, но почти против собственной воли постоянно откладывала этот рассказ...»

-  И другие -

 

 

Творческие забавы

Светланa Беловa

Пинг-понг

(Занимательные игры для взрослых девочек и мальчиков)

Начало    Пред. гл.

Глава четвертая

Глеб бросил полотенце на свободный шезлонг под сине-белым тентом и, не оборачиваясь, сказал, расстегивая шорты.
    − Под тентом будет лучше, в первые дни можно запросто сгореть .
    Сзади повздыхали, зашуршал полиэтилен пакета, и Женя ответила:
    − Вы правы, как всегда, впрочем…
    Глеб растянулся на полотенце и прикрыл глаза. На Женю он не смотрел. Она тихонько возилась справа от него, видимо снимала свою… Глеб даже затруднялся сформулировать, что это такое было на ней надето. Он снова мысленно обругал себя, посоветовав не думать, не думать, не думать. Но против воли скосил глаза на девушку. Она уже была в одном купальнике и, подняв руки, закалывала свои белокурые пряди повыше, чтобы не вымочить в воде. Глеб чертыхнулся и снова закрыл глаза.
    Когда он подошел к ее номеру, дверь была приоткрыта, а Женя с кем-то говорила. Глеб решил, что она специально открыла дверь, чтобы он вошел, не отвлекая ее от переговоров.
    Она стояла к нему спиной, и солнечные лучи красиво обрисовывали всю ее стройную фигурку, путаясь в воздушном одеянии, которое было на ней. Когда она обернулась к нему, Глеб вдруг обнаружил, что во рту у него пересохло, ладони вспотели, а в больную спину начинает ввинчиваться какое-то сверло.
    Собственно она начала так на него действовать еще вчера, во время их милого романтичного танца, когда он держал ее в объятиях. Да и потом во время прогулки, пока он не разрушил волшебную их близость, оказавшуюся столь легкой и эфемерной, что ее немедленно сдуло от одного неосторожного слова, брошенного им. И вот сейчас все это опять вернулось, прямо наваждение какое-то.
    Он даже не в силах был отвести от нее глаза и пялился совершенно невежливо и по-подростковому, что ли. А она вдруг заявила в трубку, что к ней пришла какая-то Олимпиада…эээ, Тихоновна, вот! Ну и имечко! И эта самая Олимпиада Тихоновна, а никак не он, Глеб Андреевич Артемьев, сопроводит Евгению (черт, не знаю отчества!) Васнецову на прогулку по морскому побережью с целью полного и всеобъемлющего оздоровления. Эта мудреная ложь вдруг несколько отрезвила его. Он решил, что она говорит сейчас со своим мужем, или другом, или кто там у нее есть. Причем, что кто-то непременно есть, не вызывало сейчас никакого сомнения, хотя еще некоторое время назад он был уверен, что это бесцветное безмозглое существо вообще не способно вызвать у кого-то симпатию. Какого черта он вообще не выяснил наличие мужчины в ее жизни, прежде чем испытывать к ней какие-то чувства и предлагать за завтраком суровую мужскую дружбу?
    На его счастье в конце своей пламенной речи Женя отчеканила "До свидания, мама!", швырнула телефон в кресло, а Глеб снова погрузился в забавные ощущения подростка, пускающего слюни по миленькой девочке из параллельного класса. Женя между тем покрылась алым румянцем, причем от выреза ее одеяния до корней волос, потом нервно заправила выбившуюся прядь за ухо, и тоже молча уставилась на него.
    Пауза была столь ощутима, что Глеб почувствовал, как они погружаются в какой-то вязкий кисель, и дышать скоро станет совсем невозможно. Поэтому как взрослый и ответственный человек, он решил срочно разрядить обстановку и заметил:
    − Здорово вы мне пол сменили, профессионально! Значит я - Олимпиада Тихоновна?
    А она, пожав плечами, с некоторым даже упреком заявила:
    − Ну, а что вы хотели? Чтобы я сказала маме, что за мной зашла вовсе не Олимпиада Тихоновна, положительная во всех отношениях дама преклонных лет, а ее… ну, допустим, племянник? … И через несколько часов на пороге моего номера стояла бы мамуля, грозно потрясая зонтиком от солнца, а за ней бы мчался Виктор Петрович с увещеваниями немедленно успокоиться и принять валериановых капель или настойки пустырника, которую он только что приготовил собственноручно.
    Глеб глазел на нее во время всей этой речи. Нет, не глазел - любовался. Ему вдруг стало совершенно неважно, что она говорит, а было очень приятно наблюдать за ней, как она хмурится, как встряхивает головой, хотя прическа в полном порядке, как теребит мочку уха. Он смотрел и смотрел, словно изголодавшийся путник, который добрался, наконец, до пиршества и не собирается прерывать его.
    Женя, наверняка, восприняла его разглядывания как-то совсем по-иному и уже всерьез смешалась под этим его пристальным взглядом, опустив глаза. Тем самым она словно освободила его от какого-то дурацкого гипноза, и он, встряхнувшись, поправил лямку пляжной сумки на плече и сказал, словно ничего не произошло:
    − Идемте, солнце уже высоко, а загорать скоро станет невозможно.
    Они вышли из номера, Женя молча захлопнула дверь, Глеб забрал ее сумку, и прошествовал к лифтам.
    На пляже она сняла эту свою…, своё…, свои одежды, в общем, и стало еще хуже. Она оказалась вовсе не такой худышкой, как ему казалось. У нее обнаружилась даже вполне приличная грудь, а ноги были совершенными, и щиколотки - узенькими, породистыми, и ступни - маленькими, а не "лыжами" сорокового размера, какими щеголяли сейчас в основной массе его знакомые девицы.
    Глеб снова почувствовал, как сохнет в горле, как его предатель-организм готов всем и каждому заявить и продемонстрировать, что его хозяин испытывает весьма активный интерес к белокурой особе, из одежды на которой только какие-то невразумительные ленточки. Тут Глеб сорвался с шезлонга и, едва не задев Женю, которая ошеломленно уставилась ему вслед, понесся в воду. Прохладная синева обняла его и несколько успокоила тянущий жар внизу живота. Широкими и уверенными гребками он понесся в глубину, там перевернулся на спину и бездумно закачался на неторопливых волнах, разглядывая текучие перистые облачка. Солнце припекало уже довольно сильно, кожу на лице стало пощипывать. Глеб перевернулся на живот и, рассекая воду неспешными взмахами, поплыл к берегу.
    Вода у берега была похожа на кипящий суп с фрикадельками. Дети визжали, орали, плюхались, брызгались, да и взрослые старались от них не отставать. В общем, стоял обычный курортный гомон. Правда, поскольку территория принадлежала пансионату, то народу здесь было в разы меньше, чем, к примеру, на городском пляже. Глеб выбрался из воды и по дорожке из дощечек, обжигавшей пятки прошествовал к своему шезлонгу, где остановился в недоумении: Жени не было. Он повертел головой во все стороны и обнаружил ее в трех метрах от себя мило беседующей с ее вчерашним седовласым партнером по теннису и еще каким-то загорелым крепышом. И так они втроем приятненько болтали, что Глеб немедленно закипел, потом бухнулся на шезлонг и, нацепив на нос темные очки, стал наблюдать за Женей и ее собеседниками.
    Вот она обернулась, увидела, что Глеб вернулся и, махнув рукой седому и его спутнику, вернулась к своему шезлонгу. Но вернулась лишь затем, чтобы сказать, что она тоже идет поплавать. И, развернувшись, она на цыпочках легко запрыгала по дощатой тропинке к воде. Глеб, приподнявшись на локтях, посмотрел ей вслед, да так и остался лежать в этом положении, поскольку не мог оторваться от потрясающего зрелища: плавала она так же здорово, как танцевала или играла в теннис. Легкими взмахами разрезая воду, она стремительно уходила в глубину, а Глеб как завороженный все смотрел и смотрел на нее.


Солнце светило как ненормальное, и только я хотела сказать, что нужно бы расположиться в теньке, как Глеб уже свернул под тент и бросил полотенце на один из стоящих рядом пустующих шезлонгов. По дороге на пляж он вел себя довольно странно. Снова не смотрел на меня, говорил какую-то незначительную чепуху, причем делал это будто бы через силу, и я поняла что он, скорее всего, дуется из-за того, что я наговорила мамуле про мою воображаемую престарелую подружку, господи, как я там ее назвала? Надо бы не забыть, иначе мамуля заподозрит неладное, а к чему это?
    После истории с Вовчиком вместо такой нужной мне моральной поддержки я выслушала от нее весь запас нравоучений, согласно которым я не должна более позволять пудрить себе мозги всяческим особям противоположного пола. А поскольку своей силы воли у меня абсолютно нет, и в людях я совершенно не разбираюсь, она считает своим долгом отныне быть моим ангелом - хранителем. У меня было на этот счет свое мнение. Да и насчет ангела… То, как сурово мамуля со мной разговаривала, наводило на мысли об абсолютно неангельской сущности ее намерений. Да и характер у мамули был, дай бог каждому… ммм… командиру танковой бригады, никак не меньше.
    Глеб тут же подтвердил мою догадку по поводу своей обиды на меня, поскольку стремительно содрал свои шорты, сбросил майку, напялил темные очки и растянулся в шезлонге, изображая картину "Красавчик на отдыхе. Просьба не кантовать". Я спокойненько разделась, разложила свои вещи, достала книжечку, убрала волосы повыше. Тут "красавчик на отдыхе" подскочил и, едва не свалив меня с ног, умчался в море. Хм, мог хотя бы предложить мне поплавать с ним, но нет! Раз так, то и ладно, не очень-то хотелось! Я огляделась в поисках моего нового друга Артема и его мамы Тани, потом вспомнила, что они собирались ехать на экскурсию, и погрузилась в раздумья по поводу Глеба.
    Нет, он иногда довольно приятен в общении, иногда довольно внимателен, но вот когда он начинает вести себя с ужасным высокомерием, да к тому же пытается сбагрить меня своему приятелю, как, например, вчера или в день приезда, это здорово бесит! Я, собственно, не навязывалась ни ему, ни его этому дружку на БМВ, и вообще это была его идея, чтобы мы провели мирные переговоры и стали друзьями. Эх, Васнецова, докатилась, мужик тебе предложил дружбу. Видимо, совсем плохи твои дела, если мужчина может видеть в тебе лишь "своего парня", а что из этого следует? Наверное, он станет поверять тебе свои сердечные тайны и обсуждать проблемы межполовых отношений, приглашать на футбол, баскетбол или регби, после этого вы будете заскакивать в пивбар, где рассказы о его подружках и связанных с ними проблемах будут продолжаться. Короче, следующим закономерным шагом после того, как мужик вместо того, чтобы влюбиться, предложил тебе настоящую мужскую дружбу, станет, наверное, приобретение котенка, и я превращусь в банальную старую деву, которая в мужчинах более не вызывает никаких чувств.
    Так я сидела в шезлонге, пыталась читать, но вместо этого размышляла о преимуществах и недостатках нового поворота в своей личной жизни, и тут надо мной послышалось:
    − Добрый день, прекрасная Евгения.
    Я задрала голову и обнаружила своего вчерашнего теннисного партнера, облаченного в одни только шорты. Я подскочила, обрадовавшись, что он прервал мое одиночество, и тоже поздоровалась. Он посетовал на то, что меня не было сегодня на корте, потом сообщил, что отдыхает здесь не один, а с родственниками, молодой семейной парой, и тут же в изысканных выражениях попросил разрешения представить своего племянника, Толика. Я просто офонарела от такой доисторической галантности. Но, черт возьми, быть в шкуре дамы девятнадцатого века - приятнейшая вещь!
    Их шезлонги стояли чуть поодаль, и я направилась вслед за своим старичком знакомиться с его племянником, чем-то отдаленно напоминающим Олега Ивановича, каким он, наверное, был много лет назад. Мы немного поболтали, Толик поблагодарил меня, что я составила компанию его дядюшке, поскольку ни он, ни его жена Галя в теннис, к сожалению, не играют.
    Потом меня просветили по поводу того, какие еще экскурсии мне непременно следует посетить, какие процедуры пройти, в какие ресторанчики в городке следует сходить обязательно, а какие обходить дальними тропами. В общем, подковали меня по всем направлениям. Я заговорилась со своими новыми знакомыми и, обернувшись, обнаружила, что Глеб уже вернулся, так что теперь и я могу поплавать. Я распрощалась с собеседниками, дала обещание во что бы то ни стало сыграть в ближайшее время с моим теннисным партнером и вернулась к шезлонгам, сообщив вернувшемуся Глебу, что настала моя очередь искупаться.
    Плавала я долго, вдохновенно и упоительно, здорово устала с непривычки и, вернувшись, бухнулась на полотенце, причем почти сразу же задремала. Очнулась я от того, что Глеб потряхивал меня за плечо и негромко звал:
    − Женя, Жень, просыпайтесь, нужно идти, слышите?
    Я растопырила бессмысленные глаза и уставилась на него, ничего не понимая.
    − Женя, вы проснулись? Собирайтесь, сейчас пойдет дождь, уже, кажется, начинается. Давайте, помогу.
    Я подскочила и, подняв голову, уставилась на огромную тучу, которая наползала со стороны гор и угрожающе порыкивала и мигала зарницами, судорогой пробегающими по всему ее могучему телу.
    И куда, скажите, пожалуйста, пропал восхитительный чудесный солнечный день? Я потерла ладонями лицо, пытаясь прийти в себя, сгребла полотенце, неизменную книжку, которую я что-то так и не могла дочитать, крем от ожогов, покидала все это хозяйство в свою сумку веселенькой терапевтической оранжевой расцветки и, резко поднявшись, охнула: лодыжку прострелила резкая боль, видимо, я потянула связки. Глеб подхватил меня, не дав грохнуться на шезлонг, и внимательно заглянул в лицо:
    − Что такое?
Я, поморщившись, покачала головой: дескать, ничего-ничего, все в порядке, - и попыталась сделать шаг. Шаг удался, и второй тоже, только идти быстро я, к сожалению, никак не могла. Глеб поддерживал меня под руку, мы брели со всей возможной скоростью, а мимо нас к корпусам бежали уже последние отдыхающие, укрываясь полотенцами, рубашками, полиэтиленовыми пакетами, потому что грозная темная туча уже поплевывала на нас с верхней палубы, где она довольно удобно расположилась и уходить не собиралась, видимо, до тех пор, пока не выполнит свои повышенные обязательства перед природой. Капли шлепались на дорожку, на наши плечи и головы, причем температура этих капель была довольно невысокой.
    Глеб поеживался, чертыхался, когда особенно нахальные струйки протекали ему за шиворот, но продолжал мужественно шествовать рядом с моей персоной. Мне же в этот момент в голову пришла мысль, что в суровой мужской дружбе есть какие-никакие, но плюсы. Вот не бросил же он меня, хоть я ему и не нравлюсь совсем, но договоренности не позволяют предать друга. Но тут мои мысли прервал такой дождь, что растянутая нога даже забыла о боли и довольно резво включилась в процесс удирания от страшного ливня.
    До корпусов оставалось еще довольно далеко бежать, и Глеб вдруг, дернув меня за руку, стащил с дорожки и заволок в какую-то невразумительную беседку, "увитую плющом и виноградом". Крыша беседки, видимо была очень хорошо увита этим самым плющом. По крайней мере, никакие, даже самые нахальные, капли не просачивались на наши изрядно вымокшие головы.
    Глеб взглянул на меня и усмехнулся, впечатленный, наверное, моим насквозь промокшим видом, потом порылся в кармане шорт, выудил оттуда неизменный платок, который тоже оказался совершенно мокрым, и с поклоном протянул мне. Я демонстративно выжала платок и, помахав им, как флагом перед его носом, захохотала. И вот тут произошла одна очень странная вещь, которая заставила меня впоследствии очень крепко задуматься над истинными ценностями суровой мужской дружбы.
    Вместо того чтобы посмеяться со мной, Глеб вдруг стал неописуемо серьезным и даже мрачным, шагнул ко мне, и через мгновение оказалось, что он аккуратно собирает губами капли дождя с моего лица, осторожно прижимая меня к себе. Я затихла в его объятиях, забыв обо всем на свете, и только как завороженная смотрела, как его губы приближаются к моим губам.


Женя оказалась в своем репертуаре: подскочила с шезлонга спросонья, как ужаленная и, кажется, растянула ногу. Глеб помог ей подняться, и они осторожно двинулись с пляжа. Дождь застиг их, когда они одолели чуть больше половины пути. Решение надо было принимать быстро, и Глеб, схватив свою спутницу за руку, свернул в беседку, которая оказалась на их пути.
    Дождь успел основательно вымочить их, потом они хохотали, когда Глеб попытался проявить галантность и предложил Жене платок, чтобы она утерлась. А потом все снова стало плохо. Он вдруг увидел, какая она мокрая и абсолютно крышесносная, в животе опять завзрывались какие-то фейерверки, в голову ударила горячая волна, и он понял, что если вот сейчас, сию минуту не поцелует ее, то просто умрет от разрыва сердца.
    Но надо это сделать очень осторожно, бормотал из последних сил его затуманенный мозг. Сделай вид, что просто стираешь с ее лица мокрые следы от дождя, а обнимаешь ее для того, чтобы согреть, ничего криминального. Но краем отключившегося сознания он все же успел подумать, что она все-таки боится, ну, может, не боится, но слишком растеряна. Она так затихла в его руках, а потом вздохнула прерывисто, словно до этой секунды забыла о таком важнейшем физиологическом процессе, как дыхание.
    И он решил, что как-то должен ее успокоить, но это была последняя связная мысль в его голове. Он добрался до ее прохладных губ, и мир вокруг перестал существовать.

    … Кровь загрохотала в голове, в груди, в ушах. И Женя в его объятиях вдруг вздрогнула и напряглась, словно бы услышала этот грохот. В следующую секунду он понял, что вовсе это никакая не кровь, это громы небесные обрушились на их беседку. Женя, словно бы очнувшись, выбралась из его объятий, отступила назад и, распахнув глаза, ошеломленно уставилась на него, а потом сбивчиво забормотала, с трудом находя нужные слова:
    − Это, …это что вы …с ума что ли… с-сошли? Что это за …такое?!
    Глеб помолчал, пытаясь прийти в себя и собраться с мыслями. Но у него это не очень хорошо получилось, и пауза затянулась. Он провел ладонью по лицу, словно бы стирая муть забытья, и сердито заявил:
    − Если ты думаешь, что я стану просить извинений, то я тебя разочарую. Никаких извинений не будет!
    Женя даже захлебнулась от возмущения, а глаза у нее стали просто как блюдца. Глеб настороженно наблюдал, какой эффект произвели его в общем-то самые простые слова. Честно говоря, он ей врал сейчас. И чувствовал он себя никак не победителем, и ему было не слишком-то приятно, что он вот так ее схватил, застал врасплох прямо.
    А эта невозможная Женя вдруг опустила свои зеленые крыжовниковые блюдца и уставилась на его шорты. И Глеб мог бы голову заложить, что глаза ее стали еще шире, если конечно, это возможно. Но такого нахального разглядывания свидетельства его яростного желания он перенести не мог, поэтому резко отвернулся, подошел к выходу из беседки и, опершись рукой о деревянный фигурный косяк, постоял некоторое время, дав своему непослушному сегодня организму несколько успокоиться.
    За спиной была тишина. Не мертвая, нет, вполне себе живая тишина, вздыхающая, растерянная, он прямо кожей ощущал это ее замешательство. То он хватает ее, целует во все места, то хамит, отказываясь приносить свои извинения, а то бросает на произвол судьбы и уходит остыть. И один бог знает, что сейчас делается в ее смятенной голове.
    Пары минут хватило, чтобы он почувствовал себя способным продолжить этот марафон с разъяснениями и объяснениями и развернулся к ней. Причем развернулся как раз вовремя. Она уже была на низком старте, он прямо ощутил, как она напружинилась и прицеливается, как бы это половчее проскочить мимо него к выходу и нырнуть в страшный тропический ливень.
    Ну, уж нет, этого он ей позволить не мог. Сбежит, лови ее потом. Начнутся опять эти игры больших девочек с убеганием, избеганием, отворачиванием и прохождением мимо с весьма независимым видом. Раз уж начал, просто необходимо это дело было закончить. С такими мыслями он и шагнул к ней, осторожно взяв за плечи. Он чувствовал, что надо бы поосторожней, уж очень она растеряна, не стоило так уж прямолинейно с ней… Но кто же знал, что такая взрослая девица, да еще и блондинка, да еще и симпатичная, как выяснилось, и вдруг не знает правил игры, что мужские поцелуи повергнут ее в такой шок, что вид возбужденного мужчины вообще поставит ее на грань обморока? Нет, надо было срочно исправлять ситуацию. Еще бы знать, каким образом…


Сердце так скакало в груди, что я боялась, что оно может оторваться от своих сосудов, или мышечных волокон, или чем оно там прикрепляется к грудной клетке. С неба вдруг так жахнул гром, что несчастная беседка едва не развалилась на части, а я смогла очнуться от оцепенения, в котором я пребывала, пока этот самоуверенный красавчик исследовал строение моих щек, губ, не говоря уже о внутренних областях рта.
    Голова горела, грудь горела, щеки полыхали, и это несмотря на довольно прохладную и мокрую атмосферу в этом вертепе разврата. Совершенно идиотское название милой беседки, увитой плющом и виноградом, всплыло в голове и вызвало неконтролируемый поток возмущения и претензий, которые я попыталась высказать Глебу, правда, несколько сбивчиво. Но его это, кажется, нимало не смутило, он выдвинул вперед подбородок и нахально заявил, немедленно перейдя на "ты", что извинений я не дождусь.
    В этот момент он вдруг помрачнел и, развернувшись, отошел к выходу из беседки. Я уж подумала, что этот господин сделал свое дело и решил оставить меня наедине с моим замешательством, но не тут-то было! Он немножко постоял, глядя на дождь, а потом как ни в чем не бывало с еще более нахальным и решительным выражением лица вернулся ко мне и немедленно ухватил за плечи, причем в голове тут же всплыла довольно дурацкая аналогия: "взял быка за рога". Кожа в том месте почему-то стала повышенно чувствительной, и мурашки веселыми толпами запрыгали по плечам, по спине, даже, кажется, по ногам. В ушах снова зашумело, и я испугалась, что он сейчас скажет что-то важное, а я просто-напросто все прослушаю, потому что и дождь шумит, и в ушах такое творится. И я очень умно поступила и приблизила свое лицо к нему.
    Но он, естественно, ничего не понял в этом моем жесте, а решил, что самая великая мечта моя - это снова как ненормальной целоваться с ним, и, конечно же, потянулся ко мне! В этот момент мое предательское сердечко с дурацкой радостью и оживлением закивало, обрадовавшись, что я немедля ни минуты пущусь во все тяжкие!
    Но не тут-то было! Я вывернулась из его рук, вздохнула поглубже и, задрав голову, уже более связно заявила:
    − Что это вы тут вытворяете, позвольте узнать?
    Глеб в ответ досадливо поморщился:
    − Черт, я не собираюсь лишать тебя чести и склонять к непристойным поступкам. Не беспокойся! - потом язвительно добавил. - Ты ведь находишься под защитой самой Олимпиады Тихоновны!
    − Ч-чего?
    − Не чего, а кого! Кажется, ты так меня отрекомендовала своей матушке, если я ничего не путаю! И не надо на меня смотреть глазами ягненка, попавшего в лапы волку. Если тебе не нравится со мной целоваться, упаси бог, принуждать я тебя не собираюсь. Но мне вообще-то показалось…
    − Вам показалось, - поспешно, даже, пожалуй, слишком, заявила я и немедленно покраснела.
    − А мне кажется, что ты сомневаешься, - и этот самоуверенный человек снова сделал шаг по направлению ко мне.
    − С чего вы взяли? - пропищала я, попятившись.
    − Ты, похоже, совсем не умеешь врать.
    − Я умею!
    − Что? - глаза его снова смотрели на меня с усмешечкой.
    − В-врать, - неуверенно заявила я и, отступив, наткнулась спиной на решетчатую, плотно увитую зеленью стену беседки, которая, была довольно мокрой, и я отшатнулась вперед и уперлась в грудь Глеба, и он немедленно снова обхватил меня руками нежно и крепко одновременно.
    Я даже глаза поднять не могла, он был так близко и так на меня смотрел, что все внутри у меня сворачивалось в тугую пружину, которая вот-вот должна была как развернуться и как бабахнуть, причем совершенно независимо от меня. Я чувствовала, что контроль над собой я теряю безвозвратно, что еще минута - и я сама нырну в эти его поцелуи, такие… ошеломительные, сбивающие с толку, ломающие все мои зароки к чертям. Я еще как-то держалась и отстраненно удивилась, что я еще стою на ногах.
    И я понимала, что стоит мне заглянуть в его глаза, в эти серые сияющие глаза, как я пропаду окончательно.
    Пауза затягивалась. Он, наверное, ждал от меня чего-то, какого-то знака, и я невольно подняла на него глаза. И он что-то такое прочел на моем лице. Ха, что-то такое! Там прямо неоновая вывеска горела через весь лоб: я от тебя без ума! Вот именно, что без ума, пронеслось у меня в голове! Ты что, возьми себя в руки, вспомни волшебное заклинание - "Вовчик!", и все пройдет. Но тут та самая внутренняя пружина, которая до поры была скручена, вдруг решила все-таки бабахнуть и под лозунгом "Ничего не пройдет, и не надейся!" развернулась и швырнула меня к Глебу с такой силой, что поразила даже его самого.


Пока они плавали в безумстве поцелуя, ливень прекратился так же стремительно, как и начался. Потом они шли по дорожке к корпусам, и как-то так вдруг оказалось, что они идут по отдельности. Женя незаметно выудила руку из его ладони и шла теперь чуть позади, по самому краю дорожки. Но Глеб сейчас был так переполнен эмоциями, что невольно воспринял это даже с некоторым облегчением. Непрошеная, вылившаяся из каких-то дальних закромов нежность к этой девушке, что шла с ним рядом, сдавливала грудь, даже дышать становилось трудно. Все это здорово озадачивало его и требовало времени на обдумывание того, что произошло.
    В лифт вместе с ними вошла еще пожилая пара, и то, что Женя встала поодаль от него, никак его не насторожило. Но у своей двери он, наконец, заподозрил неладное, когда она, не останавливаясь, пошла дальше. Все раздумья были отброшены прочь, Глеб опустил сумку на пол и в два прыжка догнал Женю, развернув ее к себе, причем не без некоторого сопротивления с ее стороны. Она сдержано взглянула на него, и он невольно даже поежился и от этого прохладного взгляда, и от недоумения, когда и что могло произойти, куда делось это тепло, близость между ними.
    Там, в беседке, когда она подняла на него глаза и сама рванулась в его поцелуй, он даже невольно удивился силе чувств, с которой она целовала его, целовала, будто спешила, боясь, что куда-то не успеет, непонятно только, куда. Потом она уперлась в его плечо лбом и что-то бормотала вроде: все, все, стоп, хватит. Он успокаивающе поглаживал ее плечи, вздрагивающую спину, хотя ему в пору самому было себя пожалеть, потому что желание снова кипело в нем, и удерживаться на ногах было непросто.
    Он ничего не планировал, подходя к своему номеру, но, как само собой разумеющееся, собирался провести с ней еще какое-то время уже в более удобной обстановке, а именно на своей гигантской кровати, которая для одного была все же слишком велика. И сейчас он недоумевал, а разве ей не хотелось того же самого.
    − Ты куда?
    − Мне надо переодеться. И тебе, - слово "тебе" она произнесла с некоторым усилием. - И обед уже… нужно идти.
    Аргументы были железобетонными. Глеб согласно кивнул и непререкаемым тоном сообщил:
    − Я зайду через десять минут.
    С этими словами он положил руку ей на плечо, провел по всей длине и, осторожно взяв ладошку, прижался губами к ее тонким, дрогнувшим от его прикосновения пальцам, словно печать поставил. Потом спросил, заглянув в ее глаза:
    − Все хорошо?
    Женя улыбнулась уголком губ, неопределенно качнула головой, потом повернулась и прошла дальше к своему номеру.
    Он постоял, глядя ей в след, и, весь в недоумении, отправился сменить влажные шорты и рубашку на сухую одежду.
    В номере он переоделся, причесал взъерошенные волосы, посмотрел на себя в зеркало и немного притормозил.
    Ты уверен? спросил он у своего отражения и сам себе ответил: нет, я ни в чем не уверен. Пусть все идет, как идет, а там будет видно.
    Потом он вышел за дверь, аккуратно прикрыв ее за своей спиной, и едва не столкнулся с Эльвирой, которая выскочила навстречу, словно караулила его двери.
    − Простите, Глеб, мне очень-очень нужна ваша помощь! Я вас умоляю, помогите, пожалуйста.
    Глеб бросил взгляд в сторону номера Жени и, секунду помявшись, решительно кивнул:
    − Да, конечно, что у вас?
    − Ой, посмотрите мой фен! Может быть, получится что-то с ним сделать? Он не включается, а мне так нужно высушить волосы.
    Волосы у нее и в самом деле были влажными, и Глеб, пройдя внутрь, взял в руки фен, покрутил его, открыл заднюю крышечку, продул скопившуюся пыль, потом пощелкал выключателем, агрегат не проронил ни звука. Глеб потянул за шнур, и тот легко закачался в его руках.
    Эльвира всплеснула руками:
    − О, какая я невнимательная! Он не включен в розетку, оказывается. Это, наверное, горничная выключила, когда убирала номер. А я-то думаю, что такое, в чем дело. Вы извините, меня ради бога, и как это меня угораздило?
    Глеб усмехнулся:
    − Бывает!
    Потом всучил ей фен и, развернувшись, пошел к двери, но уйти оказалось не так-то просто:
    − Ой, нет, прошу вас, еще минуту.
    − Да?
    − Вы, наверное, идете в столовую?
    − Да, иду.
    − Ну, надо же какое совпадение! Я тоже. Так что мы можем идти вместе. Я только накину что-нибудь.     − Боюсь, что это невозможно.
    − Почему?
    − Я должен кое-куда зайти, - с этими словами Глеб открыл дверь.
    Эльвира разочаровано надула губы:
    − О, какая жалость! Но, может быть, мы зайдем вместе, и там я вас подожду, пока вы закончите свои срочные дела, а потом мы сможем…
    − Не сможем, - Глеб шагнул в коридор и увидел Женю, которая с удивленной усмешкой подходила к нему. Она переоделась в бирюзовые шелковые брючки и легкую белую облегающую маечку.
    Уже привычный жар плеснул в груди, и он смотрел на нее, забыв захлопнуть дверь номера Эльвиры, что было совершенно непростительно. Поскольку настойчивая дамочка выскочила вслед за ним и прощебетала:
    − Глеб, я уже готова, вам меня не придется ждать!


Я оперлась о туалетный столик и пристально посмотрела в глаза своему отражению. "Ну, и что ты делаешь?"
    "А что такое?", удивилось отражение и нахально мне подмигнуло.
    "Зачем ты связываешься с этим мужиком? Ты что, все забыла? Как о тебя вытерли ноги? Ты хочешь побыть курортным развлечением, вляпаться опять по самые уши, а потом тебе сделают ручкой и - все?"
    "Да! Именно! Хочу! Мне понравилось с ним целоваться, черт возьми! Мне понравился неожиданно этот мужик, понравилось, как он пахнет, какие крепкие и нежные у него руки, и целуется он замечательно, и смотрит на меня, словно на чудо заморское!"
    "Да он же бросит тебя! Вон на него какие бабы западают. Непонятно, с какого перепуга он стал к тебе приставать. Ты же не его, как там, цвет и размер! Он переспит с тобой, а потом закрутит с другой у тебя на глазах, а тебе ведь это будет уже невозможно видеть, дурища эдакая!"
    "Ха! В таком случае я сама его брошу! Пересплю и - брошу! И другого заведу на ЕГО глазах! Пусть ему будет невыносимо! А сейчас пусть будет как будет: легко и просто! Когда я вернусь домой, то рожу ребенка, моего и больше ничьего, а глупостями заниматься мне будет просто не-ког-да! Пусть это будет моя последняя глупость, легкая, без вопросов и обязательств!"
    Я решительно тряхнула головой, вздернула подбородок и походкой английской королевы выплыла в коридор. Никакого Глеба в обозримом коридорном пространстве не просматривалось, и я решила потихоньку дойти до его двери и там дождаться, пока он соберется. По-видимому, современный мужчина тратит на свой туалет больше времени, чем женщина.
    Тут я очень некстати вспомнила свое последнее недоразумение - Вовчика, который тоже не отличался способностью быстро собираться, и ждать его приходилось всегда мне. Я похихикала в душе над вечной своей участью, но тут все веселье из меня испарилось, как из ежика с дырочкой в правом боку.
    Глеб почему-то вышел из номера напротив, а вовсе не из своего, но это было полбеды. Следом за ним из этого же номера выскочила давешняя пышногрудая красотка, и что-то щебеча, повисла на его руке.
    Я вдруг словно зависла над собой и наблюдала, будто в замедленной съемке, как я аккуратно обхожу эту пару с легкой улыбкой на устах и спокойно иду к лифтам.
    Длилось это секунды три, после чего я пришла в себя и почувствовала, как меня придержали за локоть. Я повернулась к Глебу, который догнал меня и развернул к себе. Улыбка висела на моем лице как музейный экспонат: крепко и навеки.
    У него были немного растерянные глаза, и он смотрел на меня молча, не говоря ни слова и не зная что делать. Его, наверное, сбила с толку моя музейная улыбка, и вся ситуация была абсолютно дурацкая. Я тоже понятия не имела, как мне себя вести. Хотя одно желание все же было: вернуться в номер, показать проклятому самоуверенному отражению язык и посмеяться над его конфузом. Мои пессимистические прогнозы сбылись так быстро, что я просто не подготовилась, как следует, и это-то и было самым ужасным.
    Поскольку я была в состоянии мумификации, Глеб очнулся первым и, решительно взяв меня за локоть, потянул к лифтам со словами:
    − Прошу прощения, что заставил ждать.
    Я плелась за ним следом, все еще пребывая в состоянии легкого шока. Мы вошли в открытые двери, и он, не выпуская руки и не глядя на меня, проворчал:
    − Ну и пассаж. Представляю, что ты обо мне подумала, - тут он взглянул на меня и неожиданно рассмеялся. Это меня здорово разозлило.
    Я вытащила свою руку и, нацепив маску ледяного спокойствия, возвестила:
    − Глеб, вы не обязаны передо мной отчитываться. Что за…
    − Стоп! - прервал он мою тронную речь. - Мы, кажется, были на "ты".
    Он придвинулся ко мне так, что коснулся моей груди, вызвав неконтролируемые содрогания в самой середке живота. Ноги вдруг странно ослабели, и, чтобы не упасть, я привалилась к стенке лифта, который вдруг вздрогнул и остановился.
    − Кажется, мы застряли? - я даже не узнала в этом блеянии свой голос.
    − Нет, мы не застряли, - глаза его уже не смеялись, а странно расширились и потемнели, и он вдруг показался мне похожим на пирата. - Я остановил кабину. И пока ты не скажешь мне "ты", мы не тронемся с места, даже если нам придется проторчать здесь до конца отпуска.
    − Ты что, меня шантажируешь? - возмутилась я, а этот ужасный человек с довольным видом улыбнулся и нажал на кнопку, отчего лифт снова встряхнулся и через пару секунд открыл двери на первом этаже.
    Глеб снова взял меня за руку и отправился по направлению к столовой.
    Он провел меня к стойкам, с видом заправского официанта стал рекомендовать то или иное блюдо, помог положить все это на тарелки, потом проводил меня к моему любимому столику, отодвинул стул, короче, окружил меня такой бурной заботой, что никакой возможности как следует поворчать на него у меня не было. Да и ворчать что-то расхотелось, поскольку его поступок с лифтом моему дурацкому сердечку понравился просто до ураганного восторга, и я вместо того, чтобы сделать Глебу добротный выговор за его шантаж, пыталась незаметно бороться со своим "унутренним" органом.
    Обед был таким вкусным, что я совершенно немотивированно развеселилась и хохотала вместе с Глебом, который рассказывал какие-то смешные истории из жизни, хотя, по моему убеждению, это были всего лишь анекдоты. Но я наплевала на все и решила следовать своей установке: все должно быть легко, просто и мило!
    После обеда Глеб, спохватившись, сказал, что ему непременно нужно проверить электронную почту, причем позвал меня с собой в Интернет-клуб, но меня после такого сытного обеда вдруг обуяла страшная лень, и я отказалась. Глеб проводил меня к лифту и снова поцеловал руку. А я снова засмущалась. Мне страшно нравилось, как он это делает: нежно и вместе с тем властно, словно имеет на это право. Будто он ставит на мне некую метку, которую может видеть только он один, и мы становимся словно связанными невидимыми тайными узами.
    Он поднял на меня глаза и, помолчав, попросил разрешения зайти попозже ко мне. Я с независимым видом кивнула, а внутри снова сбились все ритмы, и сердечная деятельность так активизировалась, что я поспешила удрать от страха, что Глеб заметит все эти тектонические сдвиги и колебания.
    И, уже свалившись в кровать, я поняла, что он так и не объяснил, что это он там делал у этой самой красотки в номере напротив.


(Продолжение)


октябрь, 2008 г.

Copyright © 2008 Светланa Беловa

Другие публикации Светланы Беловой

Обсудить на форуме

 

Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено

В начало страницы

Запрещена полная или частичная перепечатка материалов клуба www.apropospage.ru без письменного согласия автора проекта.
Допускается создание ссылки на материалы сайта в виде гипертекста.


Copyright © 2004 apropospage.ru


      Top.Mail.Ru