Пинг-понг (Занимательные игры для взрослых девочек и мальчиков)
ЭПИЛОГ
Ночь. В комнате довольно светло от уличных фонарей. Не пойму, что меня разбудило в такую рань. Сегодня суббота, значит, Глеб будет отсыпаться до полудня и никуда не убежит.
Я лежу огромной горой, занимая большую часть необъятной кровати. Слева от меня посапывает Глеб, уткнувшись носом в мое плечо. Он лежит в своей излюбленной позе на животе, а я отчаянно ему завидую, поскольку вот уже почти полгода не могу спать по-другому, а только на боку и спине. Спина уже от такого времяпрепровождения изрядно побаливает, бока тоже укоризненно поскрипывают. А я из последних сил жду, когда все это уже закончится.
Сама себе я страшно не нравлюсь в последние недели и мысленно обзываю Большой медведицей. Ну, во-первых, из-за веса, уже довольно приличного, а, во-вторых, из-за непреодолимого противного желания постоянно засыпать. А вот когда не сплю, становится еще хуже.
Я с каким-то болезненным любопытством исследователя наблюдаю, когда же мои выкрутасы уже надоедят Глебу, но этот человек вызывает у меня безмерное изумление. Он, кажется, в полном восторге воспринимает мои самые странные желания, требования, стойко и с юмором переносит мои капризы, когда они все же прорываются наружу, и вообще все эти месяцы скачет вокруг меня на задних лапах, что порой, как ни странно, раздражает (впрочем, раздражает меня в последнее время абсолютно все).
Он вытаскивает меня на обязательные прогулки, обувая и укутывая перед выходом с заботливостью няньки. Он старается развлекать меня всеми возможными и невозможными способами. Он таскает мне какие-то несусветные фрукты, овощи, причем супермаркеты гневно игнорирует, а "витаминчики" заказывает знакомым туристам, летающим в теплые страны на отдых, и они, несчастные люди, вынуждены тащить ему авоськи с этими фруктами, поскольку оттуда - полезнее, чем из супермаркетов.
Мало того, он еще и освободил меня совершенно от забот в подготовке к встрече с нашей малышкой. Он превратил одну из комнат в такое нежно-розовое гнездышко со всеми прибамбасами, опустошив, по меньшей мере, три магазина товаров для новорожденных. Он предусмотрителен во всем и всегда, и такое идеальное поведение не может не насторожить. Я все жду, когда же он обнаружит, какое несовершенное существо ему досталось и как же это существо по всем параметрам недостойно Его Величества Идеального Мужчины.
Лерка, частенько забегая ко мне и выслушивая мои жалобы, в ответ только хохочет и кричит, что я должна прекратить нытье, что я просто устала от ожидания, и что это все мои "фанаберии", что просто мне достался хороший муж.
Ха, муж! Со всеми нашими заморочками, беготней друг за другом и друг от друга, переездами, сборами, его командировками, моими экзаменами на лицензирование никакой свадьбы так мы и не успели организовать. А потом мой живот категорически отказался влезать в какое бы то ни было платье, и я заявила, что не хочу играть роль дирижабля на своей собственной свадьбе. Поэтому мы отложили все это дело на потом, и мой драгоценный сговорчивый Идеальный Мужчина с готовностью покорился, лишь бы я не огорчалась по пустякам.
Так что муж пока что имел статус совершенно зыбкий и порой с ехидной улыбкой подкалывал меня тем, что я просто воспользовалась его невинностью и не хочу исполнить свой долг по отношению к нему. Моя мамуля тоже недовольна нашим решением отложить все на потом и периодически проводит профилактические беседы с Глебом, в котором души не чает. Причем она уверена, что это я вредничаю и не хочу заморачиваться с ЗАГСом. Глеб в своей излюбленной манере нежного и внимательного зятя успокаивает ее на некоторое время, но, спустя пару-тройку недель, беседы повторяются. Причем со мной ей говорить совершенно бесполезно, я сразу начинаю идти в атаку и намекать на ее дорогого Виктора Петровича, мы немедленно ссоримся, через десять минут взаимных претензий непременно лобзаемся в объятиях друг друга и миримся. Поэтому теперь я благоразумно стараюсь не вступать в прения с мамулей, предоставляя эту миссию Глебушке.
Но не мы одни тянем с оформлением отношений. У моей драгоценной Лерки тоже эта песня никак не складывается. Но тут выступает на сцену Его Величество Бизнес. Который у Лерки здесь, в Энске. Аркаша же проживает в Северске, и возможности совместить два города пока нет никакой. Так они все эти месяцы летали друг к другу, а еще во всякие романтические поездки за границу.
Но насколько я поняла из последнего секретного разговора с радостной Леркой, их холостому положению в скором времени придет полный и безоговорочный конец, поскольку Аркаша готовится переехать в Энск окончательно и бесповоротно. Но это пока что огромная тайна, причем для Лерки тоже, она просто случайно подслушала переговоры Аркашки по поводу работы здесь и теперь ходит счастливая, переполненная секретами, и хохочет по любому поводу.
Родители Глеба крайне сдержанно восприняли появление в его жизни новой девицы, то есть меня. Но мы с его матушкой держим нейтралитет без особой нежности друг к другу, хотя и без откровенной неприязни. Этакая настороженность с обеих сторон. Она порой очень внимательно изучает меня на степень похожести на его, Глеба, первую жену и на предмет корысти в отношении к ее небедному сынульке. Но, кажется, наше затянувшееся сватовство постепенно ее убеждает, что неизвестно, кто из нас больше сопротивляется прогулке под венец.
В общем, непонятно, чего это я так тут задумалась среди ночи обо всем да еще и в таком скептическом ключе? Не иначе магнитная буря вкупе с бурей настоящей. Зима никак не хочет уходить, и за оттепелью предыдущей недели пришло настоящее снежное сумасшествие. За окном метет, ветер посвистывает и швыряет пригоршни снега в окно. Глеб пошевелился и придвинулся поближе. Наверное, боится свалиться с крошечного кусочка кровати, который я ему оставила.
В этот момент под ребра мне втыкается ножка моей малышки, и я от неожиданности громко охаю. Глеб немедленно просыпается, кладет ладонь на мой живот и сонно бормочет:
− Муся, что?
Вот еще один моментик! Он зовет меня Мусей. От слова "мамуся". Так бы и треснула его подушкой!
− Все хорошо, спи, - шепотом отвечаю я и совершенно немотивированно испытываю резкую смену настроения и дикое желание приласкаться к нему. Ага, этого еще не хватало! Терпите, девушка! Недолго осталось.
Тут же в голову приходит совершенно непристойная мысль о причине моего недовольства жизнью, связанной с невозможностью окунуться в самый разнузданный секс, от которого небесам станет жарко. Мои щеки немедленно загораются так, что, кажется, светятся в темноте, не хуже уличных фонарей. А мой дорогой еще ближе придвигается ко мне, по-видимому, думая спросонья о том же.
Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не некий очень слабый сигнал, толчок, не знаю, как это назвать. Я аккуратно отодвигаюсь от Глеба, он по инерции ползет за мной, постепенно просыпаясь.
Я сажусь на край кровати и прислушиваюсь к тому, что происходит внутри меня. А там что-то определенно происходит. Я пулей несусь в ванную. Нет, не пулей, а таким медленным толстым шмелем. Глеб шлепает за мной и зависает под дверью, взывая к моей совести душераздирающим голосом и требуя немедленно открыть.
Через пару минут я так и делаю и натыкаюсь на его растаращенные глаза.
− Жень, что? Началось, да? Началось?
− Началось, солнце. Нужно собираться.
Мой благоразумный, спокойный, уравновешенный Идеальный Мужчина куда-то исчезает, а вокруг начинается носиться сплошной комок нервов, переживаний и сотрясений воздуха. Мне с большим трудом удается его немного успокоить. А вот кто успокоит меня, этот вопрос остается открытым.
Наконец-то все собрано в путь за нашей малышкой. Глеб мчится заводить машину, потом возвращается, помогает мне одеться, и мы торжественно спускаемся на подземную стоянку.
На улице еле-еле брезжит рассвет. Мы крадемся через метельные заносы и поземку, благо роддом, где мне предстоит рожать, находится через три квартала. Глеб заруливает в уютный дворик к самым дверям и извлекает меня со всеми манатками из машины. В роддоме, несмотря на раннее утро, меня принимают с распростертыми объятиями.
Глеб стоит, опустив по бокам руки, и смотрит мне вслед, вид у него очень потерянный и встревоженный, куртка застегнута кое-как, слева на голове торчит хохолок. И весь он напоминает обиженного мальчишку, у которого отняли любимую игрушку. Я возвращаюсь к нему, чтобы сказать что-то ободряющее, и вдруг чувствую, как внутри всплескивает жаркая волна, и я в этот момент понимаю, до чего же я его люблю, этого большого милого взбалмошного взрослого ребенка.
Глеб обхватывает меня руками и целует сухими жаркими губами во все лицо, куда ни попадя. Я же в свою очередь пытаюсь попрощаться с ним достойно и судорожно ловлю его губы. В конце концов, мне это удается, но очередной спазм изнутри заставляет меня согнуться, и достойного поцелуя, к сожалению, не получается.
Глеб жутко пугается и велит мне немедленно мчаться рожать. Я сердито машу на него, дескать, все, пока, и в полусогнутом виде удаляюсь вслед за медсестрой.
Когда Женя уже пошла с медсестричкой в отделение, Глеб почувствовал, что его словно бы бросили. Всю дорогу к больнице он поглядывал на Женю и видел, что ее лицо светилось каким-то внутренним знанием, она была словно бы погружена внутрь себя и слышала и знала то, что было недоступно ему. Он все чаще ловил это ее просветленное выражение лица в последнее время. В эти мгновенья он чувствовал, что совсем не знает своей Жени, что она становится совсем другой. Но потом это выражение Мадонны исчезало, и она становилась родной, близкой, немного измученной долгим ожиданием.
В последние недели она поправилась и вызывала в нем дикое, с трудом сдерживаемое желание своими нежнейшими округлыми плечами сливочного цвета, удивительной женственной плавностью движений, а ее грудь просто сводила его с ума. Но Женю ее собственная полнота несколько огорчала, а он только недоумевал, неужели она не видит, как же она хороша. Причем эта ее удивительная, вдруг так неожиданно открывшаяся красота приводила в полный восторг не только его одного. Как-то к ним забежал Аркадий, отсутствовавший месяца полтора, и просто остолбенел, когда Женя вышла встретить его. Он поперхнулся, закашлялся, и только смог выдавить "О, какая!", чем вогнал Женю в краску, причем она решила, что он ужаснулся ее полноте. Поэтому Аркадию еще час пришлось объяснять своей подруге детства, что он ослеплен ее красотой, причем Глебу показалось, что она так до конца и не поверила в искренность восторгов Аркашки. Да и его приятели, навещая их порой, реагировали на Женю точно так же.
Он потоптался еще немного в маленьком холле приемного покоя. Вышедшая через некоторое время медсестра с улыбкой сообщила, что его жену устроили со всеми удобствами, она передает ему, чтобы он отправлялся спокойно домой и выспался, и что она ему позвонит. Глеб недоверчиво уставился на женщину. Он-то ожидал, что все произойдет очень быстро, и собирался посидеть здесь, внизу. Но медсестра замахала на него рукой и заявила, что до вечера он может спокойно погулять.
Глеб пожал плечами и вышел на крыльцо, ощущая, что его словно бы обманули. Он вытащил телефон, посмотрел на него, телефон в ответ тоже уставился на Глеба, так они постояли в молчании какое-то время. Потом Глеб еще раз глянул на окна роддома и, сбежав с крыльца, уселся в машину и вырулил со двора.
Дома он послонялся из угла в угол, то там, то тут натыкаясь на какие-то вещи Жени. Вот ее корзинка с вязанием, она не успела закончить розовую кофточку для их малышки. Вот статуэтка пантеры, которую она привезла тогда из своей никому не нужной командировки в Москву на сдачу экзаменов. Они тогда едва не поссорились.
Он искренне считал, что она должна сейчас думать не о работе, а о ребенке, а Женя, пожимая плечами, говорила в ответ, что хорошо себя чувствует, что срок еще небольшой, и что она должна сдать этот экзамен, это нужно для продления лицензии их фирме. Он же категорично заявлял, что прекрасно обеспечит и ее, и малышку, а в ее работе нет необходимости, она вполне может оставить свою деятельность и посвятить себя заботам о семье, и вот тут-то она взорвалась. Он совершенно с ней не считается. Он не хочет знать, что ей нужно в этой жизни. И если уж на то пошло, то он не имеет никакого права такие вещи ей говорить, потому что никто ему такое право не давал!
В общем, разговор вышел тяжелый. Его больно ударили ее последние слова, что он никаких прав на нее не имеет, то есть попросту никто и звать никак. Он тогда хлопнул дверью и ушел просто побродить по улицам. Но как назло на пути тогда попался бар "Толстый Гудвин", Глеб зарулил туда и просидел за стойкой довольно долго, как оказалось. Когда он под парами вернулся домой, то был уже четвертый час ночи. Женя спала или делала вид, что спала. Он кое-как выпутался из одежды и рухнул на кровать, сразу же заснув.
Утром было мерзко, противно, паршиво, голова трещала. Его отвратное состояние усугублялось еще и тем, что Женя не смотрела на него и непробиваемо молчала. Он тогда полдня приходил в себя. А когда пришел, то Женя, глядя на него исподлобья, тихо, но твердо сказала, что если он так думает о их жизни, то им надо расстаться прямо сейчас. Неизвестно, как ему удалось помириться с ней тогда. Он сейчас даже и не помнит, какое вдохновение его посетило, и какие слова он нашел, чтобы убедить ее, что был неправ и раскаялся.
Кое-как им удалось восстановить хрупкий мир в их доме. Но Женя нет-нет, да и посматривала на него иной раз очень внимательно, а в командировку все же поехала. Вернулась через четыре дня с аттестатом и подарком для него - ониксовой пантерой. Он тогда прямо извелся, спрашивая себя, как это он обходился без нее столько времени. И когда она вернулась, немножко чужая, вся еще там, в поездке, он все смотрел на нее какими-то новыми глазами, словно впервые видел, и она заметила этот его взгляд и, побросав неразобранную сумку, прижалась к нему, щекотно шепча в самое ухо, что скучала без него, как ненормальная. Они тогда бурно отметили их встречу и оба почувствовали, что именно сейчас окончательно помирились.
И все же, несмотря на всякие шероховатости, он был как-то необыкновенно счастлив, что вот они живут вместе, что она утром встает чуть раньше и, пока он плещется в душе, заваривает ему душистый зеленый чай, готовит какие-то маленькие бутербродики, всегда разные. Что она перед выходом поправляет ему воротник рубашки, непременно прижимается щекой к его щеке у самого выхода из квартиры. И хотя они идут к машине вместе, и он ее отвозит на работу, все же этот ритуал словно бы означает точку в утренней их близости.
Он вспоминал сейчас, как тогда, возле больницы догнал ее, чтобы уже больше не отпускать от себя. И эти воспоминания словно бы заливали как пеной из огнетушителя тревожащие сполохи в груди: как она там сейчас.
Он перебирал и перебирал в голове эти воспоминания и чувствовал, как же ему нравится все это: и тревоги, и сомнения, и небольшие размолвки, и примирение, всегда такое бурное и страстное. Только одно желание было, одного он просил у судьбы, чтобы все это длилось и длилось, не заканчиваясь как можно дольше.
октябрь, 2008 г.
Copyright © 2008 Светланa Беловa
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено |
