Творческие забавы

Fan fiction

Светланa Беловa

Начало   Пред. гл.

Миссис Дэшвуд бросила взгляд на девушку, ошеломленно взирающую на ее сына и стремительно заливающуюся краской, и обратилась к возмутителю спокойствия:

− Что ж, Генри, я, пожалуй, заеду к тебе позже. Вам, как я понимаю, необходимо поговорить о… новых обстоятельствах. Тем более я вижу, что ты и в самом деле идешь на поправку. Всего доброго мисс … Алиса, - и, повернувшись, направилась к выходу. Медсестра засеменила следом, бормоча на ходу: "Видите? Я не ошиблась. Мне сказали…"

− Все в порядке, - мадам прекратила поток объяснений и, не оборачиваясь, вышла, прикрыв за собой дверь.

Алисе казалось, что ее прямо выжигает изнутри неловкость. Она смотрела на Генри, а тот отвечал ей нежным теплым взглядом.

− Ты мог хотя бы меня спросить… - выдавила она из себя.

− Excuse me? - переспросил Генри, недоуменно подняв брови.

− Для чего ты сказал так? Мне ужасно неловко. Я видела твою мать в первый раз, и такая ситуация… - она даже глаза прикрыла от расстройства.

− Но, дорогая, насколько я понял, это ведь ты сказала Эндрю, что ты и я …ммм…, что ты - моя…

Алиса распахнула глаза и перебила его:

− Я? Я же говорю, я понятия не имею, что он наговорил медсестре, чтобы меня пропустили! Я только сказала ему, что я сестра твоего русского друга и мне нужно увидеть тебя. Если ты решил, что я представилась твоей невестой… Но это абсурд!

Генри, видимо, от пережитого всплеска эмоций откинулся на подушки, прикрыл глаза, и щеки его приобрели землистый оттенок. Увидев, как он побледнел, Алиса схватила его за руку:

− Подожди, прости! Я не то хотела…Господи! - В этот момент в палату вошла давешняя медсестра, вид у нее был весьма решительный. Она категорично попросила Алису удалиться и, подойдя к своему пациенту, быстро нажала кнопку вызова. Алиса, пятясь к дверям, в ужасе смотрела, как медсестра берет безжизненную руку Генри, щупает пульс, потом поправляет какие-то проводочки, тянущиеся от него к попискивающему агрегату. В палату стремительно вошли еще двое в медицинских одеждах, и Алису уже принудительно выставили в коридор. Дверь перед ее носом захлопнулась.

Она, видимо, так бы и стояла, едва не упершись лбом в матовое стекло, если бы ее не окликнули. По коридору к ней подходил Эндрю. Она повернулась к нему и, нахмурившись, спросила:

− Зачем вы сказали медсестре, что я - невеста … вашего друга?

Эндрю вздернул брови:

− Иначе вас бы не пропустили. А что, какие-то проблемы?

− Здесь была его мать. И она решила… То есть ей сказали, что…Мне было неловко.

Эндрю внимательно посмотрел на вновь заалевшие щеки девушки, потом, помолчав, сказал с легкой усмешкой:

− Я не думаю, что слишком ошибся. Но, если так, то прошу извинить. Как Генри?

− По-моему, мой визит только все испортил.

− Очень странно. Мне казалось, должно было быть все наоборот. Вас отвезти?

Алиса кивнула, избегая смотреть в глаза своему визави, и пробормотала:

− Да, пожалуйста. Мне нужно на ***-стрит в "Арт-Галери".

Эндрю предложил ей свою руку и проводил до машины. Всю дорогу в автомобиле царило молчание, нарушаемое едва сдерживаемыми вздохами Алисы и покашливанием Эндрю. Остановившись у дверей галереи, он повернулся к девушке и, улыбнувшись, сказал напоследок:

− Не огорчайтесь. Все будет в порядке. И звоните мне, если захотите вновь увидеть…эээ… друга вашего брата. Думаю, мистеру Дэшвуду нужны положительные эмоции. Вы надолго в Лондоне?

− На две недели.

− Ну что же этого вполне достаточно, я думаю. До свидания, Алиса, и помните - все будет хорошо,- и он, обойдя вокруг машины, помог ей выйти и на прощание крепко сжал ее ладошку. Она вскинула на него глаза и несмело улыбнулась в ответ. Машина отъехала, а она так бы и стояла на краю тротуара, глубоко засунув руки в карманы джинсов, глядя ей вслед.

Но тут ее окликнули: Макс, богемного вида юноша, высоченный, длинноволосый с огромным шарфом неопределенного цвета, замотанным вокруг довольно тощей шеи, подходил к ней своей вальяжной походкой:

− Элис, я уж думал, ты потерялась. Я как раз хотел перекусить, пойдешь со мной?

Алиса пожала плечами и молча кивнула, все еще находясь под впечатлением недавних событий.

Они перешли дорогу и направились в крошечное кафе, встретившее их звоном дверного колокольчика.

− ...Нет, я вовсе не от снобизма все это говорю, - говорил Макс после обеда, когда они остались немножко поболтать за чашкой кофе, - и не от - как это? - великодержавного шовинизма. Но взгляни с такой точки зрения: они живут многие тысячи лет на своем острове, в замкнутом пространстве. Опять же эти их браки внутрисемейные, между братьями и сестрами. На остальной мир смотрят свысока. А наша страна, сколько племен по ней периодически пробегало, вливая такое количество сильной, новой, свежей крови. Мне кажется, Британии эта самая свежая кровь вовсе и не помешала бы, судя по внешности,… ну-у хотя бы вон той парочки, - кивнул он на соседний столик.

− Макс, насчет внешности англичан я с тобой поспорю.

− О, да, конечно! - воздел руки к небу ее собеседник. - Я был уверен, что поспоришь. Но неужели этот коротышка, который привез тебя - идеал красоты?

− Не выдумывай, Эндрю вовсе не коротышка, - запротестовала Алиса.- Просто, при твоем росте с пожарную каланчу крайне сложно видеть различия в тех, кто ниже тебя, а таких большинство!

− Ну, конечно, художника обидеть всякий сможет! - с притворной обидой протянул Макс.- Но неужели ты рвалась сюда для встречи с этим рыжим парнем Эндрю?

− Макс, я не хочу говорить об этом, - отмахнулась от него Алиса. - А что касается притока свежей крови, очень скоро у британцев этой самой крови будет, хоть завались, судя по количеству русских миллионэров, поселяющихся на берегах Темзы. Хотя не думаю, что их легко пустят в высший свет. Происхождение здесь все же имеет большее значение, чем звон монет и их количество.

− Но ты видела выставку? Где, я тебя спрашиваю, где эти шедевры, где откровения? Мне гораздо интереснее инсталляции и работы какого-нибудь нашего провинциального художника на провинциальной выставке где-то в глуши России. Нет, все же островная жизнь и традиционность накладывают свой отпечаток и на творчество, в том числе.

− И снова я не соглашусь с тобой. Вернее с восприятием сквозь черные очки, которые ты упорно не хочешь снимать. Я здесь увидела экспозицию работ английского художника Колина Уэйе в каталоге. Называется, кажется, "Источники надежды". Так вот там - лица, лица, лица. Настолько разные по стилю, характеру, манере, хотя и объединенные чем-то неуловимым, но, тем не менее, присутствующим в каждой работе. Я конечно дилетант, по большому счету, ну и в сравнении с тобой, конечно. Но эта экспозиция опровергает то, что ты мне здесь наговорил об ограниченности, узости взгляда современного британского художника. Эти работы Уэйе привез из поездки по Америке. Так что, давай закончим нашу беседу: убедить мы друг друга не сможем, но ты, как тонкая натура, испортишь настроение себе и отношения со мной, - смеясь, заключила Алиса и, допив кофе, решительно встала. - Идем, мне нужно поговорить с Лукашиным.

− О, это тебе вряд ли удастся, - хохотнул Макс, направляясь к выходу вслед за ней.- Пока формировали нашу экспозицию, устанавливали инсталляции и размещали работы в павильонах, он сорвал голос, и теперь в состоянии только грозно вращать глазами и взмахивать своими устрашающего вида бровями.

Алиса, сочувственно охнув, только ускорила шаг, и, спустя несколько минут, они уже входили в здание галереи, где через день открывалась грандиозная бьеннале.

Яркий свет ворвался сквозь прижмуренные веки, и Генри, застонав, очнулся от своего не слишком долгого забытья. Над ним склонилось лицо медсестры, которая немедленно разулыбалась и, покачав головой, посетовала:

− Мистер Дэшвуд! Не нужно так переутомляться. Ваш доктор велел вам отдыхать и еще раз отдыхать.

В мозгу щелкнул выключатель и выпустил на волю воспоминания. Генри неловко повернулся и поискал глазами ту, которую ожидал увидеть. Медсестра заметила его ищущие взгляды и нахмурилась:

− Здесь никого нет, и не будет, пока вы не станете хорошо себя вести.

− Какого дьявола! - еле слышно выругался недовольный пациент. - Не обращайтесь со мной как с младенцем! Мне нужно ее видеть. Она в коридоре?

− Вы о вашей невесте? - с нажимом на последнем слове спросила медсестра.

− Именно.

− Насколько мне известно…

− Шарлотта, - перебил ее Генри, - насколько мне известно, вы не должны препятствовать всему, что идет на пользу больному. Моя невеста… - тут он вдруг вспомнил очень отчетливо слова смутившейся до слез Алисы "Невеста! Абсурд!" и снова прикрыл глаза, словно пытаясь стереть воспоминания об этом. Потом он тихо пробормотал:

− Она здесь?

− Нет, мистер Дэшвуд, она ушла. С мистером Эндрю.

− Мне нужно поговорить с ним…

− Мистер Дэшвуд…

− Пожалуйста! Пожалуйста, - уже тише попросил Генри, - сделайте для меня это, Шарлотта, прошу вас. Мне нужно найти эту девушку.

Женщина недовольно покачала головой и вышла, а Генри снова откинувшись на подушки закрыл глаза, страшно утомившись от этого короткого разговора.

− Леонид Сергеевич, мы сделали то, что вы просили. Посмотрите? - Алиса прикоснулась к рукаву Лукашина и сочувственно покачала головой, глядя, как тот болезненно морщится, потирая горло под высоким воротником свитера. Лукашин кивнул, махнув рукой, и отправился вслед за Алисой в дальнюю часть павильона. Завибрировавший телефон потребовал к себе внимания, и Алиса, извинившись, на ходу вытащила трубку из кармана.

− Алиса? Это Эндрю.

− Да-да, я слушаю, - она притормозила и свернула в угол, где не так был слышен гул, стоявший под сводами павильона.

− Если вы свободны, я хотел бы подъехать за вами. Дело в том, что Генри…

− Как он? С ним все х-хорошо? - встрепенулась девушка.

− Он пришел в себя и очень хочет видеть вас.

− Хорошо, я здесь уже закончила и могу ехать. Вы сможете меня забрать?

− Да, безусловно. Я в двух кварталах от вашей Галереи.

− Я скоро выхожу! - Алиса бросилась за Лукашиным, занятым осмотром почти готовой экспозиции и окруженным помощниками, которые, вытянув шеи, пытались хоть что-то разобрать в его шепоте.

… Спустя полчаса машина Эндрю притормозила возле медицинского центра. Пройдя очередную процедуру проникновения к мистеру Дэшвуду, Алиса, еле сдерживаясь, чтобы не побежать, и все же периодически переходя с быстрого шага на бодрый галоп, промчалась к палате Генри и слегка притормозила у двери. Потом, выдохнув, осторожно нажала ручку. Генри лежал с закрытыми глазами, возле губ его залегли глубокие складки. В комнату уже вползали вечерние сумерки, и оттого, что в углу горела небольшая настольная лампа, комната казалась еще более темной. Алиса на цыпочках пробралась к своему стулу у его кровати и, едва сдерживая дыхание, присела на краешек, готовая при малейшем движении Генри, броситься к нему.

Она все не могла забыть, как мгновенно посерело его лицо после ее неосторожных слов. А ведь она только хотела сказать, насколько абсурдно было предположить, что она сама заявила всем и каждому, что она не кто-нибудь, а невеста несчастного мистера Дэшвуда, что она нахально, не спросив его, присвоила это звание себе. Но, по всей видимости, Генри истолковал ее слова превратно, и от этого ему стало так плохо, и виновата в этом она. Этого пережить Алиса уж совсем была не в силах и только ждала, когда же Генри придет в себя, чтобы объяснить ему все, что она хочет сказать, а вместо этого постоянно говорит какую-то ужасную ерунду. И хотя она, не отрываясь, смотрела на него, все же упустила момент, когда его веки дрогнули, и он очень тихо произнес:

− Я ждал тебя.

− Ты ушла, я даже не заметил как…

− Немудрено. Видел бы ты себя в тот момент. Я очень испугалась. Испугалась, что это снова из-за меня.

− Не выдумывай… Хотя… Ты видишь, мне без тебя плохо, очень… Ты понимаешь, что должна быть рядом, я не хочу тебя отпускать…

− Я не хочу никуда уходить, но…

− Не надо "но". Не надо… Поцелуй меня, я так без тебя… так скучал. Видишь, даже попал на больничную койку. Пойми, мне без тебя никак нельзя, невозможно?

− Я умирала там без тебя. Я думала, что больше не нужна тебе, совсем не нужна… Ты прости, я вдруг усомнилась в тебе. Это глупости, это от неверия всё: в тебя, в себя. Но я здесь. И я не стану больше огорчать тебя. Я постараюсь, я очень буду стараться…

Она нежно прикоснулась к его сухим губам легким поцелуем, потом дотронулась губами до его колючей щеки, на которой еще виднелись следы царапин от разбившегося стекла боковой дверцы машины. Генри прикрыл глаза, и она сразу перепугалась, но он слабо улыбнулся, все еще не открывая глаз.

− Я пугаюсь, когда ты вот так…

− Не пугайся… Когда ты рядом со мной, мне хорошо… Это просто слабость, слабость, - затухающим голосом шептал он, погружаясь в сон.

Алиса тихонько примостилась на стульчике, придвинув его совсем близко и не выпуская его руки, и снова смотрела на спящего Генри. Уходить не хотелось. Но вошедшая медсестра, не Шарлотта, а другая, видимо, из вечерней смены, улыбнувшись, кивнула "Пора!"

Алиса еще раз с сожалением взглянула на спящего Генри и вышла из палаты.

Дни мчались, как скоростные авто на той самой памятной Дрэг-Битве, связавшей их в одно целое. Алиса летала по Лондону не хуже этих самых дней, разрываясь между галереей и медцентром. Она считала себя просто обязанной помочь с выставкой, тем более что Лукашин все еще не оправился от своей вынужденной немоты, а его многочисленные помощники все равно не успевали сделать ту тысячу дел, которую им велел совершать ежедневно их безголосый руководитель.

Само открытие оказалось бурным, ярким, феерическим событием с прессой, разрезанием ленточки, визитом всевозможных важных персон. Алиса была просто потрясена грандиозностью выставки и количеством заинтересованных лиц. Потом потянулась пестрая череда дней, в которой нужно было успеть везде и повсюду.

Бьеннале была, что бы там ни говорил мрачный Макс, все же очень и очень интересной. Алиса порой забиралась в дальние уголки многочисленных павильонов, находила какие-то неприметные на первый взгляд, но завораживающие при более пристальном рассмотрении работы. А потом у постели Генри она долго и взахлеб рассказывала, что ее потрясло, что понравилось, а что напротив оставило совершенно равнодушной и недоумевающей, как оно попало на эту замечательную выставку. Генри улыбался в ответ и подтрунивал над пресловутой "загадочностью русской души".

Он довольно быстро восстанавливался после той ужасной аварии, которая стала как-то даже бледнеть в памяти и уже не вызывала жутких кошмаров, от которых он просыпался в холодном поту. Наоборот эти две недели были окрашены нежным теплым чувством, наслаждением от возможности видеть Алису, говорить с ней. И каждый день он просыпался по утрам и, еще не открыв глаз, начинал улыбаться. Потом, перенеся безропотно все процедуры, он начинал немножко нервничать, но, взглянув на часы, понимал, что еще очень рано для ее прихода. Потом он пытался чем-то занять себя, начинал перебирать телеканалы, но не в силах сосредоточиться на каком-то одном, в конце концов, прерывал это безнадежное дело.

День потихоньку тянулся и тянулся. Потом к нему начинали приходить визитеры, и он каждый раз оживлялся при виде открывающейся двери, но разочарование оттого, что за дверью оказывалась не Она, было так велико, что матушка как-то даже обиделась, увидев столь явное недовольство, написанное у него на лице, когда она заглянула к нему.

Как-то, спустя дней десять после ужасных событий, дверь распахнулась, и в палату стремительно вошел, придерживая на плечах халат, его давний друг Марк Дарси, страшно встревоженный, но тревога последнего резко сменилась облегчением, как только болящий улыбнулся ему навстречу:

− Генри, друг мой, я только сегодня узнал от твоего отца о несчастье с тобой. Мы с мистером Дэшвудом оказались заняты в одном процессе, и между консультациями он вдруг заявляет, что его сын в тяжелом состоянии в больнице. Я едва высидел до конца заседания. Но, послушай, - и он, присев на стул у постели, осторожно пожал руку лежащему Генри, - я вижу, что ты не так уж плох, как я ожидал. Это, на самом деле, так?

− Как видишь, слухи о моей смерти слегка преувеличены. Причем, мой врач сам очень удивлен, что я так быстро поправляюсь. Ну, как ты? Тысячу лет тебя не видел.

− Немудрено. Я слышал, ты улетал отдыхать? Надеюсь, все было хорошо?

− Ты даже не представляешь, насколько!

Марк склонил голову набок и пристально вгляделся в безмятежное лицо друга:

− Мне довелось услышать еще кое-какие слухи о тебе. И теперь я вижу, что они небеспочвенны.

− Ты даже не представляешь, насколько они реальны, эти слухи!

Марк, помолчав, произнес в своей сдержанной манере:

− Меня это весьма удивляет. Я собственно не поверил, когда мне сказали, что ты потерял голову из-за какой-то девушки, да еще и иностранки.

− Уж кто бы говорил! Кажется, твоя первая жена тоже была не стопроцентной англичанкой.

− Именно поэтому я и поражен. Да еще эта стремительность. Не прошло и года, как тебя вновь потянуло поиграть в те же игры, − Марк недоуменно качнул головой.

− Ты ведь даже не видел ее и не знаешь, о чем говоришь. Причем я не собираюсь тебя с ней заранее знакомить, иначе ты влюбишься чего доброго, - усмехнулся Генри.

Марк с удивлением взглянул на своего счастливого друга:

− Неужели она так хороша, что ты до такой степени потерял голову?

− Да, она ТАК хороша… А как с твоей личной жизнью? Или ты теперь женат на своей работе?

Марк протестующе поднял руку:

− По крайней мере, моя работа меня никогда не подводила и не предавала, не лицемерила со мной, не притворялась лучше, чем есть на самом деле. Если бы я встретил такую женщину, искреннюю, открытую, прямодушную, то я, пожалуй, тоже бы попробовал сыграть в эти игры снова. Но в моем окружении такой женщины нет. Следовательно, не о чем и говорить.

Они поболтали еще некоторое время, когда пришедшая медсестра с улыбкой объявила, что нужно сделать кое-какие процедуры, и прервала их такой приятный тет-а-тет.

Он сквозь дремотное забытье почувствовал, что в палате кто-то есть, и, еще не открывая глаз, улыбнулся, решив, что Алиса пришла к нему. Но улыбка сама собой превратилась в гримасу недоумения, когда он увидел свою посетительницу, мисс Свенсон собственной персоной. Увидев, что Генри очнулся, она приблизилась к постели и пожала ему руку, которую он инстинктивно отодвинул.

− Что же вы так пугаетесь мистер Дэшвуд? Это всего лишь я, женщина, которую вы лишили заработка, - томным голосом сообщила Элис.

Генри молча перевел взгляд на ее руку, унизанную кольцами, и приподнял брови.

− По всей видимости, вы имеете и другие источники для существования.

Элис засмеялась:

− Ну, хорошо! Пожалуй, так оно и есть. Но статья о вас! Это было бы целым событием для наших читательниц.

− Ну что же, прошу прощения за то, что попал в аварию и лишил вас возможности отточить на моей шкуре ваше журналистское перо.

− О, сэр, я прекрасно понимаю вашу иронию, - протянула мисс Свенсон, - но женщины! Для них слухи, разного рода истории об их кумирах и всевозможных известных людях - не менее важная пища, чем обычная еда! И я по мере сил должна утолять их голод.

Генри со всей неприязнью, которую он мог выразить в голосе, произнес:

− Я надеюсь, вы не станете рассказывать истории о моих нынешних проблемах.

− Может быть, мы с вами все же сможем договориться?

− Вы не поняли, мадам. Я не прошу, а запрещаю писать обо мне. И, поскольку ваша назойливость переходит всякие границы, я вынужден указать персоналу, что не желаю видеть вас здесь. А теперь прошу извинить, я устал.

В лице Элис на миг промелькнуло что-то хищное, но она справилась с собой и с ехидной ухмылкой наклонилась к лежащему.

− Напрасно вы отвергаете меня, мистер Дэшвуд. Ну, что ж, надеюсь, я заслужила право на прощальный поцелуй, - с этими словами она прижалась к губам оторопевшего Генри, бессильного что-либо сделать.

− Благодарю вас, - улыбнулась Алиса таксисту, расплачиваясь, и выскочила у медцентра, в котором лежал Генри. Она промчалась сквозь стеклянные двери, которые автоматически разъехались в стороны, и почему-то это ее обрадовало. Двери словно бы ждали ее прихода и гостеприимно распахнулись в радостном приветствии. Обменявшись парой фраз со знакомой девушкой у администраторской стойки, Алиса отправилась в отделение, в котором находился Генри.

У его палаты она вдруг ощутила ужасный голод, вспомнив, что даже не успела пообедать, и свернула к автомату в надежде выпить хотя бы чашечку горячего кофе. Автомат, натужно погудев, выплеснул из своих недр порцию кофе со сливками, и Алиса, примостившись в креслах напротив палаты Генри, утопающих в зелени растений, даже глаза прижмурила от удовольствия.

Когда она снова обрела способность смотреть вокруг, то увидела высокую эффектную рыжеволосую женщину, которая стремительно подошла к двери палаты Генри и, на секунду задержавшись, быстро вошла внутрь. Алиса недоуменно пожала плечами и решила, что одной чашки кофе ей будет, пожалуй, маловато. И посетительница, может быть, уже уйдет. Уж очень ей не хотелось, чтобы при их встрече присутствовал кто-то третий. И Алиса, заполучив у автомата вторую порцию кофе, на этот раз капуччино, вернулась на свой наблюдательный пост. Со второй чашкой кофе было покончено, а женщина все еще оставалась у Генри.

В конце концов, нетерпение увидеть своего возлюбленного пересилило все ее сомнения, и Алиса, тихонько стукнув в дверь, заглянула внутрь. Картина, представившаяся ее взору, была настолько неправдоподобна, что Алиса даже не подумала уйти, а просто стояла и с изумлением взирала, как ее любимый и эта рыжеволосая красотка напропалую целовались.

Мадам, наконец, оторвалась от губ лежащего мужчины. Генри зарычал:

− Какого дьявола!.. - и умолк, увидев вошедшую Алису. Мисс Свенсон, переводя взгляд с Генри на замершую девушку, усмехнулась, внимательно вглядевшись в ошарашенное лицо той:

− О-о, мистер Дэшвуд, как интересно, однако. Ну что же, мне, пожалуй, пора. Вам придется многое объяснить своей…
посетительнице. Всего доброго! - и с этими словами она покинула палату, оставив остолбеневшую Алису и разгневанного Генри наедине друг с другом.

− Извини! Я не…

− Алиса!

Они произнесли это одновременно: Алиса, повернувшись, чтобы уйти, а Генри, подавшись к ней, - и одновременно же умолкли. Алиса так и стояла, держась за ручку двери, закрывшейся за рыжеволосой красоткой. Ей казалось, что стоит эту ручку отпустить, и мир вокруг развалится на мелкие части. Ей казалось, что она смотрит какой-то старый кошмарный сон, что все это с ней уже когда-то было. И от этого ощущения дежа вю стало трудно дышать. Она попыталась вдохнуть поглубже, но это не помогло.

Она сегодня специально сбежала с этого заключительного банкета, она так летела, бежала, спешила к нему и вдруг словно шарахнулась о стену, увидев эту женщину, склоненную к Генри. В этот момент она отчетливо поняла, что вот оно, кончилось все, да еще так нехорошо, некрасиво. И получилась у них в остатке одна пошлая гадость вместо романтичной и высокой любви, на которую она так понадеялась и в которой так страшно ошиблась. А падать с этих восторженных вершин оказывается все еще больно. Она все еще не научилась это делать, не смогла сгруппироваться, не смогла вовремя отпрянуть от края пропасти.

− Алиса, пожалуйста!

Она вздрогнула от его голоса, удушье не исчезало. "Это не может быть тем…, тем самым. Ты должна справиться. Ты должна…" В голову полезли вдруг разные глупые мысли, она смотрела на себя и на все происходящее словно бы сверху. "В прошлый раз ты тоже не осталась на банкет, и все был точно так же: они целовались, как безумные, изголодавшиеся друг по другу, только девушка была тогда с ним в постели". Она повернулась к Генри и, силясь улыбнуться, сдавленно выговорила:

− У меня, наверное, были плохие учителя. Очень вредно не посещать банкеты, когда тебя на них приглашают. Вредно для здоровья… душевного. Одного раза мне, видимо, было недостаточно. Глупая Алиса! Не надо было мне…

− Подожди! Выслушай меня…

− Не нужно. Ни-че-го не нужно… Я все же неподходящая девушка для тебя.

− Это полный бред! Кто же тогда подходящая? - Генри с тревогой смотрел на девушку, на то, как болезненно морщилась она, выдавливая из себя слова:

− Ну уж нет, - горько усмехнулась Алиса, - искать подходящую девушку для тебя я не стану. Это без меня, пожалуйста.

− Что ты делаешь! - перебил он ее. - Что ты с нами делаешь!

− Я делаю… Ну да, все правильно. Тогда все было так же. Лучшая защита - это нападение, не так ли? Во всем и всегда виновата только я, я одна, - Алиса тряхнула головой, словно силясь освободиться от тяжелого груза. - Ладно, кажется, все ясно. В общем, я только зашла сказать, что выставка заканчивается. Мы уезжаем через три дня. Так что… было очень…приятно тебя повидать, я … пойду, дел много с отъездом.

− Алиса!

− Не кричи, тебе вредно волноваться. Ты выздоравливай, пожалуйста. Я желаю тебе … счастья. И прости, что я… В общем, все, - с этими словами она повернулась к двери и нажала эту проклятую ручку, которая не смогла удержать мир вокруг в целости. Мир рухнул, осыпался мельчайшими осколками, и их ни собрать, ни склеить уже невозможно. Только Генри, видимо, этого все еще не понял и, пытаясь подняться, снова яростно кричал ей вслед:

− Не уходи, постой, я люблю тебя, слышишь?!! Черт возьми, Алиса! Вернись!

Алиса за дверью столкнулась с медсестрой, которая спешила на шум к своему беспокойному пациенту.

− Он очень нервничает сегодня. Вы берегите его. Пожалуйста, - тихо и без улыбки попросила она женщину. - И прощайте.

Медсестра на секунду задержалась, внимательно вглядываясь в побледневшее лицо посетительницы, в глазах которой было столько боли, что впору было прийти ей на помощь, но долг звал к мистеру Дэшвуду, который, по-видимому, делал отчаянные, но безуспешные попытки подняться и что-то кричал по-русски в след этой уходившей, убегавшей по коридору девушке.

− Сэр, успокойтесь! - Медсестра, сурово нахмурившись, попыталась уложить Генри, который слабо отбивался от нее:

− Какого черта! Верните ее, слышите?! Я вас прошу!

− Мистер Дэшвуд, ваша посетительница уже ушла. Успокойтесь немедленно, вы навредите себе. Я вынуждена буду позвать доктора Рэдклифа!

Но Генри, уже совершенно обессилев, сам свалился на подушки и в изнеможении закрыл глаза.

− Сэр, вот ваше лекарство, примите!

Он послушно выпил какую-то жидкость и, чувствуя навалившуюся страшную усталость, попросил:

− Мне нужен телефон.

− Вам нужно отдохнуть и успокоиться.

Сжав зубы, Генри произнес тихим, но твердым голосом:

− Прошу вас. Мне нужно вернуть ее, - он пристально взглянул ей в глаза, и женщина кивнула, поддавшись исходившей от него силе.

Алиса открыла дверь номера и, бросив карточку на столик под зеркалом, прошла в комнату и без сил рухнула на кровать. Она уже не плакала, все слезы вытекли из нее там, в клинике, где она, запершись в туалетной кабинке, рыдала целую вечность, оплакивая свою разрушенную любовь. Потом она стояла у зеркала и пыталась хоть как-то привести в порядок распухшее и покрасневшее от слез лицо и с какой-то иронией думала, как хорошо, что в тот момент никто не услышал ее завываний и не отправил немедленно в отделение психической реабилитации. Иначе ей бы пришлось едва ли не бок о бок лежать с Генри, а самым большим ее желанием сейчас было держаться от него и от этой больницы как можно дальше.

Она даже сейчас очень боялась думать о том, что случилось, боялась, что боль вернется и с такой силой затопит все ее от пяток до макушки, заставит завыть, закричать, заорать, и ничто в мире не сможет облегчить этих мук. Димки сейчас рядом нет, а никому она рассказать обо всем не сможет. Значит один выход: не думать.

Телефон номера вдруг зазвонил, и вежливый портье что-то прочирикал ей в ухо. Алиса кое-как поняла, что для нее есть какие-то сообщения на ресепшене. Она сказала, что через минуту спустится и, с трудом поднявшись, побрела вниз. Улыбчивый молодой человек вручил ей несколько разноцветных бумажек, и она, поблагодарив, снова вернулась к себе. У лифтов ее перехватил Макс и поинтересовался, куда это она так незаметно испарилась, ее все потеряли. Алиса, отговорившись, что у нее болит голова и ей нужно полежать, избавилась от молодого человека и, вернувшись в номер, налила в ванну воды с душистой пенкой.

Пока ванна наполнялась, она просмотрела сообщения и в сердцах разорвала их, швырнув в мусорную корзину. Все они были от Генри с просьбой перезвонить.

Она лежала в горячей воде, и в голове, как надоедливый комар, крутилась одна мысль: "Ну, вот и все! Ну, вот и все! Ну, вот и все!"

Спустя пару дней Алиса вместе с друзьями вернулась из галереи, чтобы перекусить в гостиничном ресторанчике и, передохнув немного, мчаться улаживать миллион дел, которые нужно было непременно завершить до отъезда. Наскоро проглотив свой обед, она не стала задерживаться за столом, ей не хотелось сидеть с мрачным и отсутствующим видом, вызывая массу вопросов в компании.

Выходя из ресторана, она сразу же увидела Эндрю у стойки портье, который, по-видимому, искал ее, и молодой человек указывал на нее. Мистер Дэйвис направился к ней, вежливо, но несколько холодно поприветствовал и попросил уделить ему немного времени. Алиса догадывалась, что за разговор ждет ее с добровольным адвокатом ее бывшего возлюбленного. Рана еще была слишком свежа и болезненна, чтобы ее касаться даже из лучших побуждений, и девушка попыталась уклониться от разговора. Но Эндрю с похвальным упорством, в конце концов, добился своего и попросил пройти с ним в одну из приватных гостиных на первом этаже отеля.

Алиса, недоумевая, почему им непременно нужно тащиться неизвестно куда, плелась за шагающим впереди нее мужчиной и с каждым шагом все больше ругала себя за то, что у нее не хватило твердости избежать предстоящего разговора. Тем более что этот заносчивый человек с такой холодностью смотрел на нее и, кажется, подозревал ее во всех смертных грехах. Против воли в голову прокралась мыслишка, не ухудшилось ли состояние Генри после того происшествия, но Алиса оборвала ее, не дав парализующему чувству жалости завладеть ее таким податливым на подобные штуки сердечком.

Видимо, все эти эмоции каким-то образом отразились на ее лице, поскольку Эндрю внимательно глянул на нее и с легким оттенком участия в голосе вдруг поинтересовался, здорова ли она. Алиса, вздернув голову, схулиганила и сообщила по-русски "Не дождетесь", а по-английски в ответ на вопросительный взгляд своего собеседника только сказала, что у нее все в порядке.

Эндрю, завернул за угол и, подойдя к двери из темного дерева, толкнул ее, пропустив Алису внутрь. Она машинально вошла и совершенно остолбенела: у окна в кресле-каталке, укрытый пледом и до синевы бледный сидел Генри и исподлобья смотрел на нее.

− Ты?... Но…как это… Это невозможно, - это было единственное, что она смогла выдавить из себя.

− Невозможно нам было расстаться. Неужели ты думала, что я дам тебе вот так бросить все и уехать, оставив меня без надежды объясниться?

− Но ты же…

Генри усмехнулся:

− Современная медицина и фармакология имеют в своем арсенале целую кучу всевозможных волшебных вещей наркотического действия, которые напрочь отбивают у организма всякую чувствительность к боли. Гораздо сложнее было найти успокоительное для моего врача, который до сих пор пребывает в истерике по поводу моей эскапады, хотя и вколол обезболивающее. Так что несколько часов у меня есть. Ребра мои тоже весьма крепко зафиксированы. В общем, я надеюсь, что смогу не свалиться в обморок на глазах у любимой девушки и хоть как-то спасти ситуацию, если ты, конечно, дашь мне возможность высказаться.

Он помолчал немного, собираясь с силами и начал:

− Я ничего не успел объяснить, ты слишком быстро ушла. Я понимаю, как все это выглядело со стороны, но… В общем, это совершенно сумасшедшая журналистка, которой взбрело в голову написать обо мне статью. Кучка богатых бездельниц развлекается тем, что каждый месяц составляет реестр самых завидных женихов Лондона. В эти списки попал и мой друг Марк Дарси, и я вот…

− Дарси? - переспросила Алиса машинально, все еще не в силах поверить в реальность происходящего.

− Тебе он разве знаком? - удивился Генри.

− Ну, я читала Остен, вообще-то…

− Ах, ну да…Так вот, что касается этой… эээ… журналистки. Она преследовала меня некоторое время, хотя я и пытался усмирить ее пыл. Но дамочка оказалась весьма проворной особой и проникла в клинику. Когда же я попытался выпроводить ее, что в моем положении было весьма сложно сделать, поскольку волшебных вещей наркотического действия у меня под рукой на тот момент не было, она, наверное, решила как-то досадить. А тут в самый ключевой момент появляешься ты. Месть вполне удалась, и мадам в полной мере воспользовалась моей беспомощностью … - здесь Генри перевел дыхание и на некоторое время умолк.

Алиса все еще стояла, не в силах пошевелиться, только щеки жарко алели, да сердечко скакало как ненормальное. Наверное, это оно изнутри подтолкнуло Алису сделать крошечный шажок к Генри. Потом дело пошло чуть быстрее, девушка, воспользовавшись паузой, медленно приблизилась к нему и опустилась на колени возле кресла. Генри протянул руку и легонько потянул к себе ее пальчики, она не противилась.

− Алиса, сможешь ли ты простить меня? Я не хочу, чтобы ты огорчалась из-за какой-то сумасшедшей.

− Ты, значит, так популярен? - Алиса во все глаза смотрела на него.

− Не знаю…Не думаю. Во всяком случае, меня беспокоит только одна поклонница. Если она скажет, что я ее хоть немного интересую, мне этого будет вполне достаточно для счастья.    − Генри, - глаза Алисы наполнились слезами, - ты…прости меня, прости. Но знаешь, вся эта история, она была совершенно такой же, как тогда, с Игорем, я рассказывала тебе. И даже с банкета я в этот раз тоже сбежала, чтобы побыстрее увидеть тебя.

− А я так ждал тебя в тот день. Да я и всегда очень жду тебя, - тихо отвечал он, трогая губами кончики ее пальцев. - Ты себе даже не представляешь, как я жду. Прислушиваюсь к каждому шороху за дверьми, сверлю взглядом проклятые часы, которые, по-моему, оживают только с твоим приходом и уж тогда мчатся вперед, как сумасшедшие. А в эти два дня я едва не умер оттого, что мне некого стало ждать. Я понял, что вот сейчас я теряю тебя, навсегда. Ты улетишь далеко-далеко, и я тебя больше не увижу никогда. Ты помнишь тот наш разговор, когда я сказал, что мы будем вместе, сколько получится? Так вот: я говорил тебе неправду.

Алиса недоверчиво подняла брови и немного отстранилась. Генри кивнул:

− Да, неправду. Мне недостаточно нескольких недель, месяцев, я хочу быть с тобой всегда, всю жизнь. Я не хочу больше без тебя и не могу. Ты ушла в тот день, и я понял, что все закончилось.

− Что закончилось? - тихо спрашивала Алиса, проводя губами по его ладони.

− Счастье мое закончилось. Без тебя у меня не получается быть счастливым. Я, правда, пытался, но - нет! Словно половины меня - не существует. И такая пустота здесь, - он приложил руку к груди. - И холодно. Мне без тебя все время холодно, и никак невозможно согреться. Когда ты ушла, я, как это ни малодушно с моей стороны, испугался такой безрадостной перспективы. И поэтому я не хочу отпускать тебя. Мы должны быть вместе. Я хочу засыпать, держа тебя в объятиях, хочу просыпаться и видеть тебя рядом. Хочу в любую минуту примчаться к тебе и обнять тебя. Хочу быть с тобой, когда мне хорошо и когда плохо. Хочу оберегать тебя, как ни странно это слышать от парня на больничной кровати. Ты понимаешь меня? Или… ты еще сердишься? - он пытливо и тревожно вглядывался в ее лицо.

− Я не знаю, - опустив глаза, ответила Алиса. - Если честно, то я сержусь скорее на себя. Я, наверное, не должна была так убегать, я должна была выслушать тебя, но мне так стало…плохо.

Генри участливо сжал ее руку:

− Ну, что ты. Я представляю, как все это выглядело… со стороны. И я не поручусь за свое поведение, окажись ты в объятиях другого мужчины, - в глазах его заплясали озорные чертики. Он с преувеличенной задумчивостью вскинул голову и протянул: - Хотя я, безусловно, смог бы, пожалуй, использовать приемы английского бокса, ну, либо, на крайний случай, воспользоваться методом русского мордобоя. Однажды он мне весьма помог, - он лукаво улыбнулся, вновь глядя ей в глаза, и ловя расцветающую на ее лице нежную и задорную улыбку. - Как же я люблю, когда ты улыбаешься! Твоей улыбкой я готов любоваться всю свою жизнь. И вот еще одна причина, почему я не могу отпустить тебя.

Алиса смотрела на него, и ей снова становилось трудно дышать, но на этот раз от ошеломляющего счастья. Она полностью окунулась в свои ощущения и даже не замечала, что улыбается, улыбается все время, пока он говорит ей эти удивительные чудесные слова, пока смотрит на нее своими темными, затягивающими внутрь глазами, светящимися такой любовью и обожанием, что нельзя, невозможно не любить его и сейчас, и потом. Как он говорит: навсегда, навсегда вместе! О реальности происходящего она, наверное, задумается после, когда останется одна, а сейчас ей хотелось только одного: слушать его негромкий глубокий голос, держать его за руку, смотреть в его глаза и улетать, улетать от безмерного счастья в заоблачные дали…

В этот момент в дверь постучали, и на пороге возник Эндрю со словами, что им уже пора. На Алису он взглянул уже более благодушно, видимо, впечатлившись ее коленопреклоненной позой. Генри оценил этот взгляд и тихонько сказал Алисе:

− Мизансцена, кажется, несколько неправильная. Это ведь я должен был умолять тебя о прощении. Правда, безо всякой возможности пустить в бой тяжелую артиллерию в виде падения на колени, осыпания розами и лобызания края твоих одежд.

Алиса немного замешкалась, поднимаясь, и нерешительно прижалась к губам Генри. Он ей ответил со всей нежностью и с сожалением отпустил ее губы, но, придержав за руку, попросил:

− Ты придешь сегодня? Нам нужно многое обсудить. Я буду ждать тебя. Очень. Мне стольким нужно поделиться с тобой, что всей жизни не хватит, чтобы уместить все, что я хочу сказать тебе. И помни: я очень тебя люблю.

Освободилась она в тот вечер очень поздно. Не хотелось подводить ребят и Лукашина, ведь для сборов времени оставалось совсем чуть-чуть, вылет был назначен на завтрашний вечер.

На улицах уже зажигались первые фонари, когда она выскочила у ворот клиники из такси. У дверей Алиса притормозила: ее передернуло от нахлынувших воспоминаний. В тот злосчастный вечер все начиналось так же. И так же распахнулись стеклянные двери. Вышедший из них мужчина, прижимающий к уху телефон, окинул взглядом замершую у входа девушку и, оторвавшись от трубки, что-то быстро спросил у нее по-английски, видимо, желая помочь. Алиса отрицательно качнула головой и решительно направилась к дверям, пытаясь затолкать все свои страхи и сомнения в дальний угол.

У палаты Генри она снова остановилась, услышав за дверью мужские голоса, и, помедлив, практически насильно заставила себя нажать на ручку. Возле постели Генри она увидела высокого темноволосого мужчину с проницательными глазами, чем-то неуловимо похожего на ее возлюбленного. При виде нее мужчина поднялся со стула, а ее возлюбленный едва не выпрыгнул из-под одеяла ей навстречу и со счастливой улыбкой обратился к своему другу:

− Ну вот, Марк! Я могу, наконец, познакомить вас. Алиса, это мой друг Марк Дарси. Марк, это Алиса Северова, та самая Алиса, о которой я столько говорил тебе.

Алиса смущенно улыбнулась и кивнула, лицо ее совершенно преобразилось, из настороженного став приветливым и удивительно нежным, когда она перевела взгляд с Марка на Генри.

− Мне приятно познакомиться с вами, - сдержанно ответил Марк, изучающе глядя на девушку. - Интересно увидеть ту, которая побуждает моего друга на удивительно безрассудные поступки, включая побег из госпиталя.

Алиса подняла на него глаза и неуверенно улыбнулась, но Марк удовлетворенно усмехнулся и протянул ей руку:

− Пожалуй, вы, в самом деле - нечто совершенно особенное, если мой друг до такой степени теряет голову. К сожалению, мне нужно идти, у меня очень важная встреча в офисе. Рад был видеть вас, мисс Алиса. А вам, сэр, желаю скорейшего выздоровления, пожалуй, в данных обстоятельствах это абсолютно необходимо, - с этими словами Марк покинул палату и оставил их вдвоем.

Генри усмехнулся по поводу такого стремительного бегства своего друга и нетерпеливо протянул руки навстречу Алисе, но та совершенно не нуждалась в призывах, а через мгновение уже приникла к его губам и буквально растаяла в его объятиях.

Оторвавшись от него, она перевела дыхание и, тихо смеясь, поинтересовалась:

− Кажется, мистер Дарси совершенно не одобряет твоего выбора?

Генри расплылся в довольной улыбке:

− Ну, нет, ты не права. Судя по тому, с какой скоростью он сбежал, дав возможность мне прижать тебя к груди, выбор мой его весьма удовлетворил.

− Ну, ты же слышал: у него важная встреча.

− Ах, ну да, конечно! Неожиданная встреча поздним вечером, хотя до твоего прихода он никуда не спешил. Я помню одного такого занятого господина, к которому неожиданно явился клиент из города Энска, и этот господин тоже весьма поспешно покинул наше с тобой общество, чему я был несказанно рад и тогда, и не менее рад теперь.

Генри провел пальцем по ее щеке и, пристально глядя в глаза, без улыбки произнес:

− Ну, а теперь, может быть, мы поговорим о наших делах?

прикусила губу, стараясь скрыть улыбку:

− Я готова! Ты так меня поразил своим побегом из клиники и таким потрясающе романтичным объяснением, чувствую, что мне бесполезно отказываться от чего бы то ни было, ты все равно меня сможешь уговорить. - Она запнулась и тихо, серьезно проговорила, глядя прямо в глаза Генри. - Ты можешь даже особенно не стараться, а я не стану делать притворно сомневающийся вид. После твоего признания, которое постоянно звучит у меня в голове, и от которого до сих пор мурашки бегут по коже, я просто сдаюсь на милость победителя. Хотя нет, дело тут, пожалуй, не в твоем признании, и не в моей благодарности за это…

Она снова помолчала, на этот раз чуть дольше. Но Генри не торопил ее, а, затаив дыхание, ждал, когда же она решится и скажет прямо и открыто то, чего он так ждал от нее, но до сих пор не услышал. Алиса подняла к нему лицо, озарившееся нежной улыбкой, и просто сказала:

− Я ведь, в самом деле, люблю тебя.

Хотя он и ждал, что услышит это, но простота, бесхитростность и прямота этих слов сдавили грудь, и он, прерывисто вздохнув, потянулся к ней с поцелуем, потому что слова, как оказалось, были уже не нужны. Сказано было уже все, что можно, а с его стороны даже слишком многое. Алиса наклонилась ближе и припала к его жадным горячим губам, словно говоря: "Вот она я. Игры закончились, и решение принято".

После они еще долго говорили обо всем, о ее приезде, о их будущей жизни, и Алиса только согласно кивала на все предложения Генри. Он даже засомневался, все ли она слышит, или, может быть, просто решила со всем соглашаться. И он с абсолютно серьезным видом, как бы между прочим, заявил, что за ослушание будет запирать ее в зловещей башне и подвергать наказаниям. Алиса в полном недоумении уставилась на него, но, заметив веселые искорки в его темных глазах, игру подхватила и сообщила, что из русской литературы имеет очень хорошее представление о том, как вести себя в тюремных застенках. Так что на быструю победу над узницей он может даже не рассчитывать.

Генри расхохотался и сознался, что хотел наконец-то увидеть не смиренную Алису, а ту, которая так ему нравится: уверенную, решительную, непокорную. Алиса, смутившись от такой характеристики, стала уверять, что он ее очень плохо знает, на что Генри с улыбкой ответил, что этому занятию он готов посвятить остаток своих дней и запечатлел еще один поцелуй на губах своей любимой.

И этот поцелуй мог бы вполне привести к непоправимым последствиям, настолько жарким и чувственным он был, если бы не медсестра, заглянувшая к своему пациенту. Ею оказалась старая знакомая Алисы, Шарлотта, которая с притворной строгостью попеняла смущенным влюбленным, что уже слишком поздно для подобного времяпрепровождения в больничной палате, и что после давешнего побега сэру Генри неплохо бы поберечься и отдохнуть. Алиса, пристыженная, вскочила, намереваясь со всей возможной скоростью покинуть клинику, чтобы дать отдых своему, наверное, здорово измученному возлюбленному. Но Генри, придержав ее за руку, твердо заявил Шарлотте, что они должны попрощаться, поскольку мисс Алиса завтра уже улетает домой и они, страшно сказать, сколько времени не смогут увидеться, поэтому он требует, чтобы в течение часа их никто не беспокоил. В конце своей тирады Генри еще что-то быстро сказал по-английски, в ответ Шарлотта укоризненно качнула головой и, помедлив у двери, вышла, после чего в замке послышался звук поворачиваемого ключа. Алиса опустилась на стул у кровати и с подозрением уставилась на Генри.

− У нас есть всего лишь час.

− Мы снова говорим с тобой о времени

− Постой, я не об этом. Я хочу, чтобы ты… Я так долго был без тебя и… Желание становится просто невыносимым и сжигает меня изнутри. Может быть, мы…

− Что-о-о?! Это невозможно!

− ТЫ хочешь этого? Только скажи "да" или "нет".

− Но Генри…

− Ты можешь ответить? Просто ответь.

− Я… Да, я хочу. Господи, как же я хочу тебя, но не нужно…

− Нужно. Это нужно и мне, и тебе. Посмотри на меня. Если ты хочешь этого так же, как и я, нам ни к чему ждать. Я ждал слишком долго.

− Но ты же не можешь…

− Ты хочешь обидеть меня?

− Боже, нет, но мы должны быть… благоразумны. И сдержанны в своих чувствах.

− Ты делаешь потрясающие успехи в роли английской леди.

− Не смейся! И перестань меня уговаривать. Даже если бы мы были совершенно одни, и нам не грозило, что каждую минуту сюда могут войти, я не смогла бы сделать того, что повредило бы тебе.

− Уверяю тебя, что сюда никто не войдет, это первое. Ты будешь нежна и осторожна, это второе. Ну и любовь не может повредить…

− Неужели? Спроси об этом у Ромео и Джульетты. Да и Адам с Евой тоже бы не согласились с тобой. Генри, все, не будем об этом, прошу тебя.

− Нет, это я тебя прошу! Дай мне силы выдержать разлуку с тобой! Дай мне веру, что ты меня любишь! Дай мне счастье, нежность, заботу! Я так хочу этого, я слишком хочу, чтобы просто отпустить тебя… У нас есть только час, один только час для любви, слышишь? Один только час…

Начало   Пред. гл.

сентябрь, 2007г.

Copyright © 2007 Светланa Беловa

Другие публикации Светланы Беловой

Обсудить на форуме

Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено

В начало страницы