В поисках принца
или
О спящей принцессе замолвите словоВсем неразбуженным принцессам посвящается Дремучим бором, темной чащей
Старинный замок окружен.
Там принца ждет принцесса спящая,
Погружена в покой и сон.
…Я в дальний путь решил отправиться
Затем, чтоб принца убедить,
Что должен он свою красавицу
Поцеловать и разбудить.
(Ю. Ряшенцев)
Часть I Глава 6
Феи долго что-то торопливо объясняли, путано и многословно. Элиза заставляла себя вслушиваться в их речи, но неожиданные повороты и очевидные противоречия лишь еще больше сбивали с толку. Похоже, крестные и сами не понимали, как случилось, что Элиза вдруг на время оказалась в теле городского мальчика да еще из - пусть и не столь далекого, но - прошлого. Доводы крестных рассыпались непослушными бусинами - связующая нить (если и существовала таковая) была безвозвратно разорвана, и феи не могли ее восстановить... Остались лишь пустые угрозы и неуместные нравоученья...
Наконец крестные покинули ее темницу, и принцесса облегченно вздохнула. Она способна сама разобраться не хуже фей, надо только все спокойно обдумать...
Что и говорить - это приключение потрясло Элизу. Она так явственно чувствовала и страх, и отвращение, и ненависть к обидчикам, и боль от ударов, и даже вкус крови на разбитых губах… Что из всего этого было ее собственным, а что незнакомого далекого мальчика? Пока не разобрать... Но ведь, она явственно помнит, что стоило гневу и страху стихнуть, как Элиза испытала ни с чем несравнимое чувство победы - пусть и нелегко доставшейся... Удивительно отчего? Оттого ли, что сбежала из темницы? Или... это переживания мальчика? Ей вдруг припомнился случай из собственного детства - отчаянный побег из дворца с незнакомой сельской девочкой. Освобождение - всегда благо, пусть его цена порой слишком высока…
О, как она ненавидела удушающую ложь, которой ее окружили! Родители прилагали немало усилий, скрывая от нее правду. Что было тому причиной - материнские амбиции, или отцовская забота - сейчас уже не имело значения. А ведь укола веретеном можно было легко избежать, знай Элиза, чего должна опасаться…
- И сейчас уже давно лежала бы под могильной плитой…
А что сейчас? Она не лежит под каменной плитой, но разве она жива?..
Нет, крестным не смутить ее своими многомудрыми теориями, не устрашить гневом всесильного владыки снов. Ей ли, за сотню лет забывшей о жизни, страшиться смерти? Никто не отберет у нее право снова почувствовать себя живой. Она вновь отправится по бывшим дорогам посланника фей - куда бы они ни вели, - вдохнет хвойный аромат леса, окунется в суетливую толчею городских улиц, заглянет в лавки, торгующие всякой всячиной, ощутит пленительный запах свежего хлеба, разносящийся из открытых дверей пекарни…
...Морозный воздух клубился паром у разгоряченных морд лошадей, тянущих груженые сани. По ледяной поверхности канала, ловко огибая тихоходные повозки и сходни, то и дело врезающиеся вглубь ледяного тракта, скользили легкие санки. В прилаженной к ним большой корзине темнели бархатной поверхностью бруски торфа. Быстрые на льду санки упрямо заартачились на корявых мостках, ведущих на берег, и ни в какую не желали двинуться с места. Пришлось остановиться и подтолкнуть застрявшие полозья - как бы не оборвалась по дороге растрепавшаяся возле ушка веревка. Но выбравшись на белоснежную дорожку, санки вновь легко заскользили по утоптанному снегу. Осталось вырулить на Сапожную, затем свернуть в Кривой переулок - а там и школа. Сняв коньки, Элиза по-мальчишески перекинула их через плечо и поспешила вперед, с удовольствием вдыхая пощипывающий в носу морозный воздух - она снова была в детских воспоминаниях посланника фей, оставалось надеяться, что на сей раз он не ввяжется в драку...
Элиза заметила учителя издалека - тот обметал от снега скамейку у входа в школу.
- Здравствуйте, господин Виллемс! - звонко прозвучал мальчишеский голос, и Элиза почтительно склонилась перед невысоким кругленьким господином.
- Здравствуй, Шаул Ворт, - чинно ответил тот.
- Я привез торф, - мальчик подкатил санки к открытой двери школы.
- Не оставляй здесь, - остановил его учитель. - Будь добр, завези во двор. А я пойду запишу.
Господин Виллемс зашел в дом, а Шаул нырнул в боковую калитку. Во дворе у бочки с водой возилась жена учителя.
- Добрый вечер, госпожа Виллемс, - поклонился мальчик.
- Здравствуй, милый, - приветливо кивнула женщина. - Торф привез? Вот славно. Сложи-ка его в тот ящик у забора.
Вдыхая прелый запах торфа, Элиза вместе мальчиком принялась перекладывать с санок шершавые рыхлые бруски. Жена учителя, громыхнув тяжелой деревянной крышкой, вернулась в дом.
- Отдай отцу, Шаул, - послышалось за спиной.
Подошедший учитель протягивал аккуратно сложенный лист бумаги.
- Это расписка, что плата за твое обучение получена сполна, - пояснил господин Виллемс так же, как привык разъяснять урок.
Отряхнув выпачканные торфом руки, мальчик обтер их о штаны и, взяв у учителя бумагу, засунул за пазуху.
- На-ка угощайся, - протянула мальчику засахаренную грушу, выглянувшая из кухни учительша.
- Большое спасибо, госпожа Виллемс, - поблагодарил Шаул.
- Беги теперь, а то скоро совсем стемнеет, - женщина потрепала мальчика по плечу.
Элиза почувствовала теплоту приязни к этим простым людям, словно знала их много лет. Даже крупная круглая родинка на щеке учительши казалась симпатичной - женщина так ласково улыбалась, глядя на нее, вернее, на мальчика. Тот вежливо поклонился чете Виллемсов и, прихватив пустые санки и брошенные у входа коньки, выбежал на улицу.
Как и предупреждала добрая госпожа Виллемс, уже смеркалось, и Шаул спешил домой, опасаясь как бы ни наткнуться на банду верзилы Лудо.
- Проскочить бы незаметно, - вздохнул он, усевшись на перевернутую, вмерзшую в снег лодку, чтобы приладить коньки к ботинкам.
Он спустился к каналу и побежал, легко скользя по гладкому льду. На канале было многолюдно: несмотря на сгущающиеся сумерки, неторопливо катались взад-вперед парочки, ватага мальчишек, лавируя между вмерзших сходней и ощетинившихся палок камышей, азартно гоняла палками плоский камень, лошади тянули груженные товаром санки и легкие нарядные повозки зажиточных горожан. Добежав до опустевшей рыночной площади, Шаул, стараясь держаться в тени зданий, благополучно пересек ее и оказался на Гончарной улице. Осталось только дойти до ее конца, свернуть на Овечий канал и задними дворами добраться до дома.
Гончарная была пуста, пронзительный ветер и ранние зимние сумерки прогнали прохожих с улицы. Теперь все ее обитатели прятались за закрытыми дверями и ставнями у горящих очагов кухонь. Шаул перебегал на другую сторону, чтобы свернуть к Овечьему каналу, когда оттуда выскочила ошалевшая кошка, к хвосту ее была привязана оглушительная трещотка. Бедное животное обезумело от настигающего ее ужасающего грохота. Выпучив глаза, захлебываясь собственным диким воем, она неслась по улице стрелой. Эта кошка - мальчик узнал ее - принадлежала Эльке, младшей дочке сапожника Мааса. Шаул ринулся было поймать животное и освободить от страшной муки, но огласившие окрестности громкие вопли ознаменовали появление банды Лудо - высыпавшие на Гончарную шалопаи бесновались не хуже самой кошки, улюлюкая и гогоча.
Страх сковал Шаула, он замер в тени лавки. Кошка пробежала прямо около его ног, но, вжавшись в простенок в тени навеса, он не мог шевельнуться. Через минуту мимо него пронеслась шумная гурьба, а за ними - плачущая Элька. Шаул, выпустив застрявший за грудиной вздох, побежал домой.
Он шел вдоль темных садов. Здесь было тихо. Ни вопли несчастной кошки, ни плачь девочки, ни крики мальчишек не долетали сюда. Страх прошел и его место стал заполнять стыд, тяжелый и вязкий, он затоплял внутренности и обволакивал сердце. Ах, как было гадко, гадко, гадко! Какой-то слабенький тонкий голосок еле слышно пищал о том, что еще можно вернуться, вмешаться…
- Да как?! Чем я смогу помочь? Их там целая дюжина. Они разделаются со мной быстрее, чем с кошкой, - оправдывался Шаул, а омерзительная жижа стыда подбиралась все выше и выше, затопляя грудь...
Через сад он прошел прямо на кухню.
- Шаул! Наконец-то, - встретила его мать, вытирая руки о передник. - Тина, заканчивай сама, - кинула она служанке, - а ты, сынок, отнеси Тиму молока, и не задерживайся с ним, скоро придет отец.
Шаул поспешил исполнить поручение матери. Тим накануне свалился в прорубь, сильно простудился и теперь вынужден был проводить все время в постели. Это было совсем не по нему, и бедняга обрадовался появлению брата.
- Хорошо, что ты пришел! Я уже замаялся лежать. Я хочу встать, - гнусавил Тим.
- Да ты весь горишь, - возразил Шаул брату, чьи щеки и распухший нос были пунцового цвета.
Он присел на край кровати больного.
- На, - протянул он брату кружку, - мама велела тебе выпить молока.
- Я не хочу молока, - поморщился Тим. - Лучше расскажи, кого ты встретил по дороге.
- Людей, - недовольно буркнул Шаул и поднялся.
Чуть было отступивший стыд снова вцепился в сердце…
- Ну, посиди со мной, - попросил Тим, схватив его за рукав.
- Отстань, - вырвавшись, грубо ответил Шаул.
Он не мог ни рассказать, ни думать о том, что случилось. Он бросил на кровать брату подаренную учительшей грушу и, выскочив за дверь, бегом спустился вниз.
- Кузнецу Паулю надо наконец взяться за сына, - доносился из прихожей раздраженный голос отца.
- Что Лудо опять натворил? - спросила мама, принимая его плащ.
Шаул замер в темном коридоре.
- Гадкий низкий поступок, - презрительно проговорил господин Ворт. - Они замучили кошку Эльки на глазах у девочки.
- Бедняжка, - всплеснула руками мать, - она была так привязана к ней! Неужели у них нет ни капли жалости?!
Элиза почувствовала, как жгучий стыд вместе с отчаянным запоздалым сожалением затопляют грудь, не давая вздохнуть. А ведь он мог вмешаться! Он мог бы, если бы не струсил… Мальчик закрыл глаза, прислонившись к стене, словно пытался спрятаться от страшного обвинения, которым беспощадно клеймила его собственная совесть. Он трус! Смерть этой несчастной кошки навсегда приковала его к позорному столбу. Как ему смотреть бедной Эльке в глаза?! А что стоило ему освободить от проклятой трещотки кошку, проскочившую в шаге от него, позорно сжавшегося в тени? Теперь ему казалось, что сделать это было гораздо легче, чем теперь терпеть душераздирающие муки, которые не прекратятся никогда - ведь уже ничего не изменить…
***
Траум сидел в кресле, уставившись взглядом на прожилку в мраморной плите пола. Рев что-то монотонно бубнил о последних событиях, а Траум не мог заставить себя вслушиваться. Сегодня выдался ужасный день. Все было бессмысленно и безвкусно. Строго говоря, владыка сонного царства вообще не мог похвастаться избытком чувств и желаний. Но в такие дни, как сегодняшний, это вызывало в нем тоску и злость. Не прерывая Рева, Траум поднялся и прошел в галерею. Сегодня его не порадовал даже красочный вид, открывающийся из его дворца.
Только в человеческих книгах его владения описывались как сумрачное царство теней, лишенное цветов и звуков. Обычное человеческое заблуждение. Во владениях Траума были все краски, которые только возможно представить. И природа, и города, и селения здесь были настолько же богаты и причудливы, насколько же пустынны и просты - вся палитра человеческого воображения. И что особенно примечательно в этом пейзаже - его беспрерывные метаморфозы неповторимы…
Конечно, не везде царит такое оживление. Есть довольно глухие места. Таково обиталище страха - бездонная пещера мрака. В его логове никогда ничего не меняется: все его уловки - лишь внешний маскарад, которым он морочит людей, оставаясь внутри всегда одним и тем же - иррациональным и кровожадным. Только свет побеждает страх - люди догадываются об этом, но не понимают природы этого света. Им не победить его. Потому держать страх в узде - задача властителя сонного царства.
Есть места, где и вовсе зияет пустота. Такие участки на самой границе с темными владениями весельчака Тодда, собственно и границы-то как таковой там нет. Этим и воспользовались феи, спрятав в одном из таких уголков принцессу. Траум усмехнулся, вспомнив остроумную уловку сестер.
Он взглянул в сторону убежища принцессы, но ее там не оказалось: девица снова отправилась в долину воспоминаний. Траум не последовал за ней взглядом - с принцессой и посланником фей и так все было ясно. Вместо этого он обратился к долине ночных снов. Словно миражи, они возникали и таяли, и их места занимали другие. Траум напряг зрение и едва различил еле уловимый, тающий абрис сна младшей феи. Ничего значительного или интересного... Каким же образом маленькая фея смогла увидеть владыку сонного царства? Что помогло ей? Не магия - это уж точно. Фея была несильна в своем ремесле и в человеческом мире, куда уж ей тягаться с Траумом здесь. Разумеется, не в каждом сне намерение души открывается со всей очевидностью. Но наметанный глаз всегда распознает его по тем или иным деталям. Ничего подобного он не заметил во сне феи. Возможно потому, что сон почти растаял, когда он взглянул на него…
Траум вернулся в комнату. Рев, сидя на скамье, с озабоченной миной просматривал свитки, удерживая целый ворох у себя на коленях. Это были государственные бумаги, требующие подписи владыки. Увидев повелителя, Рев вскочил, и свернутые бумаги, скатившись с колен, рассыпались по полу.
- Ох, простите, ваше величество! Я так неловок, - засуетился он, собирая свитки.
Но собрав, не спешил положить их на стол. Траум догадывался, в чем дело: Рев вознамерился повлиять на решение владыки. Мягкосердечный помощник в который раз был уязвлен суровыми законами царства.
- В чем дело, Рев? - вскинул бровь Траум. - Положи бумаги.
- Я только хотел обратить ваше внимание, не сердитесь, - робко начал тот, пустив свитки на стол. - Я знаю, как вы не любите, когда я вмешиваюсь. Но ваше доброе сердце, уверен, простит мою бесцеремонность, как только узнает в чем дело. Вот, - Рев вынул из вороха свитков один и протянул его Трауму. - Мать, потерявшая ребенка. Ах, как она безутешна, бедняжка! Вы же не откажетесь послать ей утешительный сон?
- Ты уже не раз это делал.
Рев, безусловно, использовал все доступные ему средства прежде, чем отважился беспокоить владыку, - Траум поднял испытывающий взгляд на помощника, и тот, виновато кивнув, поспешил оправдаться:
- Ничего недозволенного! Все в рамках... правил...
- Ты имел возможность убедиться в бессмысленности твоих усилий, - проговорил Траум, устраиваясь на кресле у стола. - Именно! - пылко воскликнул Рев. - Но в вашей власти приоткрыть завесу!
Траум ничего не ответил, обратившись к бумагам. Не было смысла в тысячный раз объяснять Реву, что нарушение порядка не спасает, а губит.
- Ваше величество, взгляните на это с человеческой стороны: если бы она только знала, что мальчик благополучен…
- Ей стоит волноваться о благополучии оставшихся детей, - недовольно ответил Траум.
- Но, ваша милость, - просительно протянул неугомонный помощник. - Человеческое сердце…
- Человеческое сердце, - перебил его Траум, - способно вынести тяжелейшие испытания, на то оно и рассчитано. Не зная конечной цели, своим вмешательством ты можешь только навредить.
Траум замолчал, не желая вдаваться в разъяснения общеизвестных истин. Конечно, можно было прогнать надоедливого помощника, но Траум для того и взял Рева, чтобы тот скрашивал ему монотонные деловые часы. Рев не был чистокровным духом, его бабушка была обыкновенной женщиной, и внук унаследовал от нее свойственную людям впечатлительность. Он спорил, волновался, расстраивался и воодушевлялся, разбирая самые рутинные дела, чем весьма забавлял владыку.
- Ступай, - снова приказал он Реву.
- Но ведь иногда вы… - не отставал тот.
- По воле Провидения. Это его забота, - бросил Траум, предупредив новый довод своего помощника, и продолжил просматривать последние отчеты.
- Почему купец Тейн еще здесь? - владыка поднял взгляд, под которым помощник сжался.
Это было недопустимым нарушением: время впавшего в беспамятство Тейна истекло неделю назад. Траум резким росчерком пера мгновенно рассек удерживающие несчастного путы.
- Но его жена! - испуганно воскликнул Рев. - Она все время молится и плачет. Нельзя так! Бедняжка еще не готова отпустить его...
- Чтобы Соммей сейчас же отправил его к Тодду. Доложишь мне об этом. Ты понял, Рев?
- Понял, - обреченно кивнул тот, но, помолчав с минуту, не удержался: - Быть может, бедняжка еще получит ответ на свои молитвы. Соммею не сладить с ней...
- Ты хочешь сказать, что Соммей не справляется со своими обязанностями? - холодно поинтересовался Траум.
- Нет, - заволновался Рев еще больше. - Соммей просто жалеет женщину.
- Передай Соммею, что ему пора жалеть себя. Я…
- Нет, нет, нет! - замахал руками Рев. - Соммей не виноват, это я попросил его, я думал, что смогу умолить вас. Я надеялся на ответ Провидения, - тараторил помощник, испуганно моргая ресницами.
- То есть Соммей просто манкирует своими обязанностями, - кивнул Траум. - В таком случае, Соммей на сто лет отправляется убирать нечистоты в долину Ложных оправданий.
- О, ваша воля! Ну зачем так! - всплеснул руками Рев.
- Чтобы у тех, кто в следующий раз подумает из-за твоей жалости нарушать правила, поубавилось прыти.
- Но ведь он ничего страшного не сделал! Практика допускает задержку на некоторое время... Всего-то несколько каких-то дней...
- Нет, - отрезал Траум.
Что толку объяснять в сотый раз, что только Провидение устанавливает сроки, только Ему одному ведомы вечные судьбы. А самовольно нарушать правила, видя лишь крошечный отрезок пути, не только опасно, но и преступно.
- Но, ваша милость! Стоит ли расстраиваться из-за пустяка, ваше добросердечие?!
Рев был в отчаянии, и потому придумывал идиотские обращения, отчего-то полагая, что это должно смягчить повелителя. Траум усмехнулся.
- Ступай, - махнул он рукой надоевшему помощнику.
- Тогда я отправлюсь в долину Ложных оправданий вместо Соммея! - вскипел Рев.
- Оставь представления комедиантам, - брезгливо поморщился Траум. - Я решаю, когда и куда кому отправляться. Ты хотел быть добрым - пожалуйста. В следующий раз ты прежде подумаешь, за чей счет.
Рев был взбешен, это было видно по перекошенному пылающему лицу и блестящим глазам. Но он знал, что бессилен перед Траумом, и потому молчал, но недолго.
- Власть у вас, но и вам нужно тепло, - тихо проговорил Рев.
- Тепло? - Траум недоуменно уставился на своего помощника.
На этот раз тот превзошел сам себя.
- Вы заморозили себя, владыка, - гордо вскинул подбородок Рев, считая, что его слова достигли цели. - И сами не замечаете, как страдаете от этого холода. А вы страдаете!
Траум ничего не ответил и продолжил подписывать указы, не обращая внимания на насупившегося помощника. Закончив, он поднялся из-за стола и подошел к камину. Уютно потрескивая сосновыми поленьями, огонь обдал его теплой душистой волной.
- Ведь надо самую малость, - услышал он у себя за спиной ворчание помощника. - Но вы не позволяете себе уступить.
Рев посыпал бумаги песком, краем глаза поглядывая на повелителя. По крайне мере он оставил свои пророческие потуги. Траум качнул головой, усмехнувшись про себя.
- Что с ночными снами? - переменил он тему, вороша угли.
- Все в полном порядке, как всегда, - проговорил Рев с видом оскорбленного достоинства.
- Принеси мне книгу снов, - Траум повесил кочергу на крюк и оглядел руки.
- Какую именно изволите?
- Фей, - бросил он, обтирая пальцы белоснежным платком.
- Э… - вдруг замялся помощник.
- Что такое? - Траум вскинул нетерпеливый взгляд на своего помощника, на сегодня самодеятельности Рева ему было достаточно.
- Насколько я могу судить, ничего, - с достоинством ответствовал тот. - Но присущая им путаница магии и воображения… Вы только расстроитесь, видя весь это хаос.
- Как трогательно, - не удержался от усмешки Тарум. - А я уж подумал, что ты поставил своей целью вывести меня из себя.
- Я ваш преданный слуга, владыка. Знаю, вы не сомневаетесь в моей верности и искренней глубокой привязанности к вам, - серьезно проговорил помощник.
- Книга, Рев, - строго приказал Траум, чтобы остановить чувственные излияния, уже готовые сорваться с губ несчастного.
- Как пожелаете, - поклонился тот и отправился за книгой.
Траум остался один и, уставившись на огонь, задумался: «Он, действительно, привязан ко мне». И всю эту чепуху он плел, считая, что заботится о своем владыке. Траум, усмехнулся, но где-то в глубине его задела эта забота: Рев чувствовал гораздо больше, чем мог понять. Так что он почувствовал? И стоит ли волноваться из-за этого самому владыке снов?
- Чепуха, - нахмурился Траум. - Я слишком распустил его.
Давно стоило приструнить не в меру пылкого помощника, а он развлекался, позволяя тому нарушать порядок...
- Ну вот и книга фей, повелитель, - возвестил появившийся в комнате Рев.
Неутомимый помощник установил тяжелый фолиант на подставку для чтения и встал рядом, готовый к очередной тираде.
- Мы закончили, Рев, - предупредил новое излияние Траум.
- Позвольте, только одно слово, владыка. Думаете, я не замечаю? Вас точит тревога. Вы беспокоитесь. А почему? Сердце, владыка!
- Что за дичь ты несешь? Причем тут сердце? - подивился Труам нелепости выводов своего помощника.
- Верный Соммей в изгнании, безутешная вдова и несчастная мать истаивают в страданиях. - Рев протянул к нему руку в театральном жесте. - Не лукавьте, вам не все равно!
Рев заигрался с чувствительностью, забыв в чем его назначение. Он рвется спасать души, в то время когда должен лишь служить делу Провидения...
- Чувства, Рев, никого не спасут. Займись делом, - ответил Траум, обратив взгляд в книгу, но помощник не уходил, продолжая неловко топтаться рядом, и он приказал: - Оставь меня.
- Но…
- Нет. Рев нехотя повиновался. Траум раскрыл книгу и принялся медленно перелистывать тяжелые страницы. Если бы кто-нибудь спросил, отчего его взволновал взгляд феи, он не смог бы ответить. Пусть она смогла увидеть его - это никоим образом не могло коснуться самого владыки снов, он не только несоизмеримо сильнее ее, но и находятся они в разных мирах. А все что происходит в его мире - определяет он, Траум, и никто иной. Почему он все время возвращается мыслями к этой фее?
- Скука - всему виной, - тихо проговорил он.
Повелитель лениво листал книгу, останавливался на забавных или страшных снах, словно и не искал сны Селины. Но его глаза сразу выхватывали из общей массы то, что ему было нужно. Рев был прав, феи и колдуньи все время занимались магией и настолько пропитывались ей, что понять, где настоящее, а где созданное магией было довольно сложно. Но не для Траума. Читать сны - это вообще искусство. Его забавляли бессмысленные попытки людей понять значение увиденных ими снов. Чего только не придумывали горе-толкователи! Увидеть птицу - к счастью, а экскременты - к деньгам… Рев злится на людей за это. Но это, потому что он сам не многим отличается от людского рода... Читать сны - это искусство, которое людям недоступно. Даже когда они угадывают какую-нибудь деталь, они не способны постичь целого. Так же как муха, ползающая по картине, не может понять замысла художника. Траум с легкостью читал любые сны, все в них было ему открыто. Ему достаточно было бегло просмотреть сны феи, чтобы узнать о ней все. Селина была простодушна, не обладала ни острым умом, ни большими способностями к магии, к тому же ей явно не хватало усидчивости и трудолюбия - она терпеть не могла рутины. Нравились ей розыгрыши и домашние представления. Пунктуальность тоже не была сильной стороной феи, но она не требовала ее и от других, потакая чужой безалаберности. Она не могла устоять перед сладостями, ценила красивые вещи, тепло и уют, была немного капризной, но умела быть нежной, ласковой и сострадательной. Вот и все…
Траум закрыл книгу. Ответа на свой вопрос он так и не нашел. Заложив руки за спину, он ходил по комнате, не зная чем себя занять. Ему не сиделось на месте. «Ну, надо же, какой болван! - усмехнулся он, вспомнив патетическую речь Рева. - Есть сердце и у владыки снов…»
Он принял решение быстро. Бегом спустившись вниз, прошелся по галерее, огибающей сад, и покинул дворец. Траум поежился: было свежо, а он не надел плаща. Холодный ветер гнал облака по небу, срывал с деревьев последние листья и поднимал в воздух стаи крикливых ворон. Чтобы попасть в любую точку пространства, Трауму не надо было покидать собственных покоев, достаточно было проделать этот путь мысленно. Но сейчас ему хотелось пройтись. Он чувствовал, что засиделся. Последние несколько сот лет он, войдя в пору зрелости, вообще перестал путешествовать. Все и так было открыто его мысленному взору - так что ж зря стаптывать сапоги?..
А по молодости он объездил весь свет. Наведывался он и в мир людей. Странный мир, жесткий и жестокий, там все скрыто под плотной завесой, ничего не выдает своей сути, прячась за внешнюю оболочку, как за стальные латы... С галереи его дворца мир людей казался почти прозрачным, и Траум мог не только наблюдать, но и распознавать суть происходящих там событий, обозревая оба мира одновременно. Но когда попадаешь туда - все меняется. Тяжесть мира наваливается на плечи, зрение притупляется, натыкаясь на внешность, настолько обманчивую, что распознать суть порой совершенно невозможно. Но в молодости Трауму нравилась эта игра, игра весьма опасная, потому что в мире людей все смертны, даже он, владыка царства снов...
Траум шел, уставившись на дорогу невидящим взглядом. Он размышлял. Приятно было ощутить напряжение и усталость. Он, действительно, засиделся. Так можно и вовсе превратиться в бестелесное сознание. Когда-то давно в молодости, путешествуя по миру людей, он чуть не впал в обратную крайность. Обретая плотную телесную оболочку, он и сам становился другим. Человеческие мысли и чувства, известные ему по миру снов и воспоминаний, становились естественнее, он и сам мог испытывать нечто подобное, даже их страсти: желание, страх одиночества, их безудержную жажду любви и сжигающую сердца ненависть. Только обладая плотяным телом, можно понять стремление человека переделать и даже преодолеть его, выскочить из ограничивающей их материи. Но в отличие от людей он мог это сделать, оставаясь самим собой…
Души и тела людей - словно оттиски друг друга, и даже после смерти тела человеческая душа остается все тем же слепком, никогда не разрывая до конца связи с ним. Человек этого не понимает - не хочет понять, что без этой связи он просто не существует. Не просто материя, не абстрактная телесность! Нет, именно твое тело, с кривыми ногами и щуплой грудью, именно оно накрепко связанно с твоей душой, и каждый изгиб ее до мелочей повторяет изгиб тела... Но смысла им не угадать, не распознать его красоты - люди обречены взирать на телесную оболочку, не имея возможности проникнуть за нее…
Траум ускорил шаг и кивнул, наслаждаясь взбодрившей его прогулкой. Когда живешь в телесном мире и привыкаешь к тяжелой одежде плоти, начинаешь и понимать, и чувствовать по-другому. Не то чтобы тело давало что-то, что не может предоставить сознание. Даже людям известно, что чувства и мысли - это не прерогатива плоти, что даже телесные ощущения они переживают благодаря сознанию. А сознание, способное проникать через миры и века, может испытать абсолютно любое чувство, обрести любое знание в полноте. Ничего не ограничивает его. И все же в теле чувства получают другое звучание и вкус, они словно сами приобретают плоть. В этом есть тяжеловесность, но в этом же есть и особое звучание сфер. Человек ограничен в познании, но он свободен в поступках. Дух, как бы велик и могущественен он ни был, действует в рамках своей задачи. Человек творит новую реальность...
Путешествия Траума в человеческий мир обогатили его знание и обострили чувства. Знание сделало его сильнее, а чувства…Он не хотел называть это слабостью, он просто обуздал их, затем ограничил, а потом и вовсе свел на нет. Нет, не чувства, их власть над ним. Траум прекрасно осознавал, что избавиться от чувств не может никто. И ни одно разумное существо этого делать не будет. Чувства - это один из способов познания. Просто им надо уметь пользоваться. И Траум умел.
Теперь чувства не владели им, он был их полновластным хозяином. А иначе на его месте нельзя. Владычествовать над снами, иллюзиями, страхом - можно только свободным разумом, полным сознанием. Только Рев своим скудным умом может считать, что владыка царства снов может руководствоваться чувствами. Глава 7 Селина открыла глаза. Было уже совсем светло, но вставать не хотелось. После вчерашнего изматывающего путешествия в царство снов, она чувствовала себя разбитой даже после ночного отдыха. Ее разбудил шум, доносившийся из соседних комнат, - стук, скрип передвигаемой мебели, плеск воды. Агата опять затеяла уборку. Она всегда так делала, когда нервничала. Теперь по всему дому носятся щетки, метлы и ведра, расплескивая воду...
Селина вздохнула. Она вообще не понимала эту странную идею убираться с помощью магии. Для того чтобы мысленно управлять щеткой или тряпкой, добиваясь того, чтобы та мыла, чистила или натирала до блеска то, что надо и как надо, приходится тратить сил не меньше, чем, проделывая это с помощью рук, как делают все нормальные люди. А если, как в случае с Агатой, управлять десятком метел, тряпок и щеток, то можно вообще лишиться чувств. Селина на это была совершенно неспособна. Но Агата совсем другая: она не только искуснейшая фея, но и очень сильная натура, чрезвычайно требовательная к себе. И иногда она бывает излишне сурова...
Селина вылезла из-под одеяла и зябко повела плечами. Осень принесла прохладу. И по утрам не хотелось вылезать из теплой постели. Фея накинула подбитую мехом накидку и, вздохнув, поднялась с кровати. Пробормотав под нос несложное заклинание, развела в камине огонь - она была мерзлячка и неженка. Когда комната наполнилась теплом, Селина оделась, прибегая все к тем же незатейливым заклинаниям. Одеваться и укладывать волосы Селина предпочитала с помощью магии, тогда нет опасности лишиться пряди волос или потерять покой из-за плохо выполненной шнуровки. Подойдя к окну, она приоткрыла его, впустив в комнату сладковатый с горечью запах пожухлой листвы. А в саду все кипело: грабли убирали дорожки, лопаты подкапывали деревья, резаки подстригали кусты. Сегодня Агата превзошла саму себя...
«Это она наказывает себя за то, что происходит с Элизой и Шаулом, - догадалась Селина. - Надо сейчас же прекратить это. Такая взыскательность просто неразумна!»
Она нашла сестру в гостиной. Мокрый в мыльной пене пол драили десяток щеток, метелки обметали пыль с потолочных балок, полдюжины тряпок натирали воском мебель. Агата сидела посреди комнаты на своем кресле с высокой резной спинкой. Взгляд ее был неподвижен, на бледном лице под глазами темнели голубоватые тени, плотно сжатые губы приобрели какой-то сероватый оттенок.
- Агата, прекрати. Ты уморишь себя! - воскликнула Селина, подбегая к сестре.
Но щетки не переставали драить пол, а тряпки - мебель.
- Если ты навредишь себе, то не сможешь помочь детям, и они останутся вообще без защиты.
Но и этот довод не возымел действия.
- Я не сказала тебе вчера… Я видела Траума.
Агата перевела взгляд на сестру. Щетки и тряпки замерли, а с потолка посыпались метелки.
- Этого не может быть. Когда ты увидела его? - наконец очнулась Агата.
- Убери все это, и я расскажу тебе, - схитрила Селина, уклоняясь от очередной падающей метелки.
Когда с уборкой было покончено и весь инвентарь водружен в кладовку, Селина настояла, чтобы они позавтракали. И только после того, как сестра подкрепила свои силы, рассказала, что произошло накануне.
- Ты уверена, что это был именно Траум? - недоверчиво протянула Агата.
- Уверена, - кивнула Селина. - Не то чтобы я его видела так, как сейчас тебя … Его лицо появилось из темноты, оставаясь, словно в тумане. Только его взгляд был ясным.
- И что же его взгляд? - нахмурилась сестра.
- Трудно сказать, - Селина пожала плечами. - Если бы это был человек, я с уверенностью сказала, что он глубоко несчастен. Но Траум… Тот, кто живет среди страстей, боли, да еще и на грани смерти, счастлив быть и не может…
- Да… - вздохнула Агата. - Мы почти ничего о нем не знаем. Да и то, что знаем, по большей части выдумки и лишенные оснований предположения.
- Вот и мне так показалось! Я не увидела в нем ни надменности, ни жестокости, о которых постоянно твердят…
- Ну знаешь! - нетерпеливо перебила ее Агата и поднялась из-за стола. - Стоит тебе увидеть боль, ты уже не замечаешь никаких пороков. Для тебя каждый несчастный хорош!
Сестры помолчали, оставаясь каждая при своем мнении.
- Хорошо бы понять, почему ты увидела его, и что за этим стоит, - проговорила задумчиво Агата.
Оставив уборку, Агата теперь так же рьяно принялась за книги. Она заперлась в библиотеке и дни и ночи напролет читала магические фолианты, пыталась найти способ обезопасить Элизу и Шаула от злой власти владыки снов. Селина не помогала ей в этом. Не только потому, что была не сильна в сложных магических формулах, она была абсолютно уверена - владыка снов не представляет никакой опасности ни для них самих, ни для их подопечных. Трауму прекрасно известно о предприятии сестер по спасению их крестницы в его владениях. И с чего бы такой могущественный властитель, снисходительно взирающий на них сотню лет, сейчас вдруг начнет вставлять им палки в колеса, словно мелочная колдунья средней руки? Этот довод был очевиден даже для Агаты.
- Я вовсе не утверждаю, что месть или желание взять реванш являются его целями, - запальчиво заявила та. - Но мы могли подойти, или уже преступили черту, за которой он не намерен терпеть наше присутствие в своем мире. Своим невероятным появлением он, возможно, решил испугать нас и так остановить.
Должно быть, у Селины не хватало здравомыслия: ничего подобного она не заметила.
- Но, Агата! - воскликнула она. - В его взгляде не было ничего пугающего или зловещего. Он был задумчивым - не более того. Ведь он мог случайно взглянуть на меня. Сейчас мне кажется, что в нем мелькнуло даже что-то похожее на недоумение. Конечно, я не могу с уверенностью…
- Селина, что ты говоришь?! - перебила ее сестра. - Величайший из духов поднебесья при взгляде на тебя испытал недоумение?! Вот уж действительно, ему было чему удивляться! Он привык вызывать страх и трепет. Почитай, что пишут о нем те, кто видел его. А ты умильно взирала на него, словно он один из твоих несмышленых крестников, нуждающихся в ласковом наставлении. И, я умоляю тебя, не суди о духах, тем более таком, что поддерживает своей силой целый мир, по себе. Это ты можешь сделать что-либо наобум, забыть или перепутать по своему обыкновению, но не Траум! Он ничего не делает случайно, иначе его мир уже давно бы перестал существовать.
Селине было трудно тягаться с сестрой по части учености. Возможно, все, что та говорит, и верно. Но это не могло поколебать ее уверенности - она видела то, что видела, и чувствовала то, что чувствовала.
- Я не хочу с тобой спорить, Агата, - упрямо проговорила Селина. - Но поверь мне, никакой угрозы или враждебности во взгляде Траума не было.
- Не обольщайся, - строго прервала ее сестра. - Ты ничего не знаешь о нем. Вернее, ты знаешь о нем только то, что он показал тебе.
Селина промолчала в ответ. Агата была права: она не прочла и малой части тех книг ни о нем, ни о его царстве, что осилила сестра. Ее собственное представление о владыке снов сложилось из короткого нечаянного взгляда... Но если владыка и хотел вызвать в Селине страх, то он просчитался - не страх, а интерес овладел ею. Ее мысли то и дело убегали в мир снов и воспоминаний: какой он, великий Траум, - могущественный из всех духов или несчастнейший из всех владык?..
***
Элиза выскользнула из видения в синеватую пустоту своей темницы. Она была абсолютно раздавлена чувством стыда и неизгладимой вины, которые испытывал незнакомый ей городской мальчик несколько лет тому назад. Медленно приходя в себя, она избавлялась от наваждения. Голоса, запахи, звуки - постепенно таяли. Наконец Элиза оказалась одна в абсолютной тишине. Видение исчезло, но тягостное чувство так и осталось. Стоило только подумать о том, что произошло на Гончарной улице, и обжигающая волна стыда накрывала ее с головой. Это было неприятно и непонятно - она страдала от чужого проступка так, словно совершила его сама… О, это все проделки ужасной темницы!
- Ничего подобного со мной никогда бы не произошло! - гневно возразила Элиза неведомым силам, стараясь унять собственные чувства.
И дело не в том, что ее положение не подразумевает отвратительной эскапады хулиганской шпаны.
- Честь не позволит мне отступить перед опасностью, - отчеканила она, продолжая защищаться перед невидимым обвинителем.
Но вспоминания об опьяненной жестокостью банде окаянного Лудо - все еще слишком живые и яркие - заставили сердце сжаться от омерзения и ужаса. Кажется, ее честь осталась нема, когда она вместе с городским мальчишкой в страхе замерла, укрывшись в тени узкой пустынной улочки…
- Нонсенс! - сердито бросила Элиза.
В конце концов не ее задача обуздывать разгулявшуюся чернь.
- Принцессе жертвовать собой ради кошки? - ядовито скривилась она, уличая своего обвинителя в элементарной глупости.
Она победила, стыд отступил, хоть иногда исподтишка цеплял, и тогда неясные тени гадко холодили сердце…
- Пожалуй, - задумчиво произнесла принцесса, устав от глупого противостояния, - мальчик слишком чувствителен для простого горожанина...
Элиза вздохнула.
- Это все из-за чувства неловкости - я оказалась свидетельницей чужого бесчестья… Если бы у меня был выбор в чьих воспоминаниях оказаться...
Стоило бы предпочесть благородного Райнальда или благочестивую королеву Хродехильду. Не ее вина, что ей достались воспоминания безвестного мальчика из маленького городка.
- Ты, не задумываясь, срываешь покров с чужой души. Знай, ответ не замедлит, - грозила ей Агата. - Как бы тебе самой не оказаться без покрова - каждый выстрел чреват отдачей…
Показавшееся прежде нелепым сравнение теперь оглушило Элизу: «Без покрова?!» Не только она беспрепятственно путешествует по памяти Шаула Ворта...
- Он незваным гостем врывается ко мне?!
Брезгливая волна отвращения всколыхнула сердце. Вся жизнь Элизы прошла на виду. Любопытство, которое простые смертные испытывают к персонам королевской крови, - неизменный спутник всей жизни последних. Если ты принцесса, наследница трона, привыкаешь к этому с пеленок. Но так близко никто никогда не приближался к ней. Никто не посягал на самое сокровенное - на ее мысли и чувства...
Элиза в отчаянии прикрыла веки. Ее благосклонный интерес, которого искали и добивались представители самых благородных семей королевства, ничего общего не имел с вульгарным любопытством простолюдина. Интерес снисходящий - бескорыстный, дарящий расположение и исключительное внимание. Любопытство толпы, словно вылезающие из сточных канав полчища крыс, - алчное, бесстыдное, старающееся стащить и вывалять в грязи все недоступное ей. Оно всегда оставалось за пределами дворца, ниже королевского помоста. Никогда никто рядом с ней не мог оскорбить ее ничем подобным. А теперь ее воспоминания открыты какому-то горожанину, простолюдину, черной кости! Элиза задохнулась от омерзения и замерла. Казалось, стоит ей только двинуться, вздохнуть, допустить хоть самую малую мысль и зловонная жижа сточных вод коснется ее...
Элиза сжалась, зажмурив глаза, прогоняя все чувства и мысли. И все же мысли, словно неугомонные муравьи, упрямо находили неведомые ходы и пробивались в ее добровольное заточение. Кого она так испугалась? Мальчика, отчаянно сражающегося с бандой? Или горящего в аду стыда за минутную слабость? Нет, не было в Шауле Ворте - уж она-то знала - ничего алчного и бесстыдного…
Возможно, дело не в мальчике. Просто она была не готова делиться с кем бы то ни было - будь то хоть самый величайший из смертных - тем, что хранила в сердце? Но есть ли у нее выбор?.. Откажется от воспоминаний Шаула Ворта, чтобы защитить свои, и сойдет с ума в пустой темнице… Продолжит свои путешествия, и…
- Я должна увидеть его…
Шаул Ворт вырос. Он уже не тот испуганный, сгорающий от стыда мальчик. Каков он, посланник фей? Крестные вручили ему судьбу принцессы, но достоин ли он оказанного доверия?..
- Я должна его увидеть. Сейчас, - нетерпеливо притопнула она ногой.
Шаул Ворт отправился в путь на корабле. Значит, сейчас он где-то посреди моря. Морское путешествие - как она когда-то мечтала о нем... Корабль мчится, рассекая водную гладь моря. И тугие белоснежные паруса, словно могучие крылья, несут его вперед навстречу мечте. Ветер, шум волн, соленые брызги в лицо…
В вышине прокатился раскат грома, леденящий вихрь ударил в грудь, и Элиза почувствовала на губах горьковато-соленый привкус морской воды. Ветер, словно вырвавшаяся на свободу огромная птица, кружил над парусником - то кидался вниз, с воем налетая на него, то взмывал ввысь, чтобы обрушиться с новой силой. Огромные волны, вздымались стеной и стремительно падали, разливаясь по палубе бурными потоками. Элиза вцепилась в леер побелевшими пальцами, не замечая, что замерзла и промокла до кости.
Какая мощь! Небо и море сливались в дикой пляске вокруг беззащитного судна. А корабль упрямо прорывался сквозь бурю. Вспыхнувшая молния ослепила на мгновение, залив все ярким белым светом, и сгинула в небытие. Наступивший сумрак сотрясла оглушительная дробь тысячи небесных барабанов. Гром прокатился над морем, накрыл корабль и слился вдали с воем бури. Обрушился ливень, он сек сильно и резко, окружая корабль сплошной сизой стеной, за которой уже ничего не разобрать...
Страх, едва коснувшийся сердца ледяным лезвием, вдруг сменился жарким лихорадочным возбуждением. Не смерть, а жизнь плясала здесь свою победную пляску! Страстное, неотвратимое стремление ворваться в самую сердцевину бури, слиться с ее мощью, с ее беспредельной властью овладело Элизой. Когда из сумрачной плены дождя над ней выросла волна, заполняя собой все пространство, нетерпение достигло высшей точки, и пронзившая ее горячая острая боль была исполнением снедающего безумного желания. Элиза разжала стиснувшие леер пальцы и шагнула навстречу влекущей ее силе…
Где-то на задворках сознания билась нелепая чуждая мысль о спасении. «От чего?..» Волна накрыла и увлекла ее за собой.
***
Откуда-то издалека слышался треск ломающегося дерева, крики и грохот. Дикая пронзающая боль рассекла внутренности и прошла сквозь, охватив все тело огнем. Хриплый булькающий звук вырвался из сдавленных легких, испрашивая о спасении. «Что со мной?» - испуганно встрепенулось сердце, и в ответ, с трудом прорываясь через горнило боли, в один миг проскользнули легкой тенью по поверхности сознания события его последних минут.
Казалось, только что Шаул стоял на палубе, наблюдая, как портится погода. Высокие волны бились о борт, обдавая соленым фонтаном брызг. Ветер рвал шкоты. Низкое солнце проглядывало из-за туч, заливая зловещим багрянцем линию горизонта. Резкие короткие команды со шканцев разносились эхом по палубе, повторяемые вахтенными офицерами. Матросы суетились: закрепляли паруса, задраивали люки, закрепляли шлюпки, натягивали штормовые леера.
- Шторм будет! - возбужденно крикнул ему вынырнувший из-за грота-рея Тео. - Интересно, как капитан будет штормовать: на бейдевинде или в дрейфе?
Шаулу нечего было ответить, и он просто пожал плечами. Тео побежал к матросам. Как настоящий моряк, он легко балансировал, несмотря на усилившуюся качку. А Шаул остался наблюдать, как темнеет небо, словно обугливаясь в пламени солнца, и рвется глянцевая поверхность моря, покрываясь кровавой, окрашенной закатом, пеной. Волны росли и перекатывались через палубу. Это было не лучшее время для прогулок по палубе, но Шаулу не хотелось уходить. Близость опасности разгулявшейся стихии отвлекала от мучивших его муторных мыслей.
После того бурного пробуждения с помощью Тео и Бруно он уже не мог обманывать себя - он заигрался. Ему представлялись забавной игрой - магия, заколдованный замок, принцы и принцессы, головоломки и поиски фей. Он с радостью окунулся во весь этот увлекательный водоворот, убегая от ненавистной юриспруденции. Как легкомысленно он отнесся к предостережениям феи Селины! Его не насторожили даже странные сны - новый поворот игры, не более. А ведь он сразу понял, что видит реальные события и переживает настоящие чувства, хоть и испытанные больше века назад. Пусть он не силен в магии, но ведь не мог же он не ужаснуться тому, что чуть ли не соглядатайствует за королевской семьей?! Нет, ничего не нарушило его беспечного настроя - все не на самом деле, понарошку, как в детских играх в рыцарей и прекрасных дам. Глупец! Он очнулся, только оказавшись в полной власти видений. И что теперь будет с его разумом? С ним самим? Что станется с теми несчастными, кого он вызвался спасти, найдя принца для принцессы?! Взявшись за благородную миссию спасителя, он оказался в жалком состоянии безумца на потеху одних и погибель других. Презренный простофиля, самоуверенно рискнувший вмешаться в материи, в которых ничего не смыслил! В самом начале пути, еще не успев ничего предпринять, он уже претерпел фиаско...
Конечно, оставался еще Бруно. Возможно, кот знаком с магией и смог бы избавить его от сводящих с ума видений. Но Шаула пробивал холодный пот только от одной мысли о разговоре с Бруно. Надменный всезнайка не упускал ни одного случая, чтобы высмеять Шаула, ткнув носом в любой самый незначительный его промах, любую оговорку. Достаточно было всего лишь намека на кажущуюся неблаговидность его поступков, чтобы тот разразился ядовитой тирадой. Кот кичился своей ученостью, высокомерно демонстрируя ее, надмевался над всеми презренными неучами, первым из которых почитал Шаула. И вот на милость такого фанфарона он должен отдать себя?! Меркли даже смертельный страх и опасность потери рассудка перед жестоким унижением и бесчестьем, которое сулил откровенный разговор с Бруно. Шаул запутался, измучился и впал в мрачное отчаяние, не находя выхода.
- К черту кота! - хмуро проворчал он.
Очередная волна перекатилась через палубу, корабль нырнул носом. Шаула откинуло к юту, и он с трудом удержался на ногах. Пора было убираться вниз: он промок, а очередная волна попросту смоет его в море. Перехватывая руками леер, натянутый вдоль борта, он стал осторожно пробираться к тамбуру. Едва не споткнувшись об битенг, Шаул нырнул под гик и сквозь шум бури явственно услышал уханье совы. Выпрямившись, он ошарашено уставился в круглый лик луны, на котором обрывок тучи оставил тень, словно кривую ухмылку. Бушующие мгновение назад волны застыли, превратившись в залитые серебряным светом холмы, за ними черной громадой возвышался лес. Обильная вечерняя роса лежала крупными каплями на высокой траве и таинственно мерцала в неверном свете луны. Он опять провалился в проклятый сон наяву! Из груди вырвался тяжкий вздох.
- Ох, как же я наказана за свою глупость! - тонкий голосок принцессы сорвался на беспомощный всхлип.
Тучи скрыли бледное светило, погрузив все в пугающий мрак. Намокший тяжелый подол платья облеплял ноги, не давая шагнуть. Резкий ветер стегал по лицу, разметая волосы, и пробирался внутрь широкого ворота под тонкую батистовую камизу. Обняв себя за плечи, чтобы защититься от принизывающего холода, маленькая принцесса всхлипнула, пытаясь унято дрожь. Она заблудилась. Густые сумерки, спустившиеся на поля, окутали все темным клочковатым туманом. И уже не понятно было, где дорога, по которой она попала сюда, и в какой стороне деревня. Как глупо было убегать из замка! Где теперь искать помощи? Как добраться до дома? Она зло растирала по щекам слезы, которые никак не унимались.
Луна снова вынырнула в прореху туч, выхватив на мгновенье страшный силуэт старой карги, прятавшейся за ракитовыми кустами, и снова исчезала. В темноте прокатился глухой хохот. Принцесса бросилась наутек. Но жуткие тени настигали ее. Все ближе зловещее перешептывание и злорадный смех. Скорее, скорее! Прочь от скрытых покровом ночи злобных чудищ! Широкая юбка опутала ноги, ступни скользнули по мокрой земле. В жирной глине увязли руки, грязь забила рот! Опоры нет! Вот оно, проклятие, зловонное, темное, удушающее! Оно настигло и тянет на дно!
- Спасите! - хриплым сипением вырвался вздох, оборванный стегнувшей грудь болью.
Рассекая на части, боль жгла, растекаясь по телу раскаленной лавой. Багровая пелена застилала взгляд. Уже не было ни леса, ни корабля - его кружило в стремительном коловороте боли. Беспощадная и ненасытная, словно от сотни костров и тысячи кинжалов, она разгоралась, множилась и крепла. Невыносимо! Еще мгновенье и…
Дьявольской силы взрыв разорвал его на мириады частиц, уносимых мощной волной от шума бури и обжигающей боли прочь в тишину, мрак и холод. Тьма, абсолютная тьма - ни прошлого, ни будущего…
Глава 8 - Ты опять сидела всю ночь над книгами! - недовольно покачала головой Селина, раздвигая тяжелые портьеры. Блеклые лучи осеннего солнца широким снопом ворвались в комнату, наполнив ее холодным печальным светом. Золотая осень, утратив яркость красок, прощалась с природой плавным кружением листьев в минорной аллеманде под унылый пересвист улетающих птиц. Агата зевнула и задула свечи. - Здесь уже вся библиотека, - Селина недовольно кивнула на разложенные на столе груды книг и принялась складывать их в аккуратную стопку.
- Оставь, - махнула рукой Агата. - Я сейчас отправлю их на полки.
- Иногда стоит что-нибудь сделать и руками, - проворчала сестра. - Неужели все это ты прочла за ночь?!
Уложив последнюю книгу со стола в высокую стопку, она, вопреки только что произнесенной сентенции, отправила ее в библиотеку с помощью магии.
- Просто не хочу откладывать наш разговор, - пожав плечами, ответила Селина на насмешливый взгляд сестры. Перед Агатой на столе появилась большая глиняная кружка с дымящимся горячим отваром. - Выпей, это предаст тебе сил.
- Пойдем лучше завтракать, - вместо благодарности проворчала Агата, но с удовольствием вдохнув аромат пряностей, сделала небольшой аккуратный глоток. Тепло напитка разлилось во рту коричной сладостью, чуть оттененной горечью цедры. Гвоздика, имбирь, кардамон... Селина была мастерицей составлять удивительные смеси.
- Тебе не кажется, что не стоит Элизу оставлять так надолго одну? - сестра копалась в шкатулке с шитьем и не смотрела на Агату. - Эта пустота может свести с ума кого угодно.
- Боюсь, она сходит с ума совсем по другой причине, - она сделала большой глоток, наслаждаясь вкусом напитка и, ощутив приятную бодрость, расправила плечи. - Нам так и не удалось отвадить ее от этих безумных путешествий…
- Не уверена, что она вольна в этом, - отозвалась Селина, все еще склонившись на шкатулкой. - Что ты узнала о Трауме? - О-о, очень много, - усмехнулась Агата.
Селина выпрямилась и уставилась на сестру:
- Так что ж ты молчишь?
- На самом деле - ничего, - Агата раздраженно махнула рукой и поднялась из-за стола, отправив пустую кружку на кухню. - Каждая книга противоречит другой. То он своекорыстный хитрец, то апатичный тугодум, то холодный негодяй, то дарящий надежду спаситель. Все - чушь! Агата, горячась, вышагивала по комнате взад-вперед.
- Они все в плену своих чувств. Кстати, - она подняла палец и внимательно посмотрела на сестру, - все они сами искали встречи с владыкой снов. И никому никогда Траум не являлся сам.
Селина ничего не ответила, а лишь пожала плечами, и Агата продолжила:
- Все зависит от того, получил ли просящий то, за чем обращался к владыке. Если желание исполнялось, Траум - добрый волшебник. Если же нет - коварный злодей. Глупцы! А еще садятся за перо!
- Погоди, Агата, - Селина отставила шкатулку, сложила руки на коленях и заговорила, серьезно сдвинув брови.
Это означало, что Селина решила выдвинуть свою версию. Обычно Агата внимательно прислушивалась к подобным откровениям. Младшая сестра, не отличавшаяся усидчивостью в овладении знаниями, могла интуитивно нащупать основную причину происходящего, тем самым нередко задавала верное направление их поискам. Но сейчас Агата насторожено молчала, заранее уверенная в том, что в случае с Траумом Селина не многим отличается от всех этих горе-писак.
- Я не сомневаюсь, что все эти исследователи тебе и в подметки не годятся, - начала Селина. - И все же… Они описали то, что пережили: Траум то карает неотвратимо, то спасает, то губит, то щадит. Они награждают его разными эпитетами, иногда лестными, иногда напротив... Но это не значит, что все они ошибаются. Возможно, как раз наоборот - все они правы. Траум именно такой, как они пишут о нем, и даже больше… Селина замолчала.
- Возможно, ты права, - после долгой паузы проговорила Агата. - Но и в этом случае, мы лишь вернулись к началу - мы не знаем причин его поступков… - Неужели?
- Неужели! - раздраженно ответила Агата. - Описывая столь значительные события, человек никогда не говорит всей правды. Каждый суд заканчивался бы оправданием, если бы принимал на веру то, что горят обвиняемые.
- Или казнью, если бы слушал только обвинителей, - ввернула Селина.
- Именно, - хмуро кивнула Агата. - Судье надо выслушать обе стороны. И не плохо бы еще и знать законы. А мы их не знаем. - Зато мы знаем то, что он несчастен. - Селина! Ты опять за свое!
Ее раздражало упрямство сестры.
- Ты не знаешь Траума, и потому не веришь в его благие намерения, но меня-то ты знаешь, - развела руками Селина - Знаю, - кинула Агата. - Ты слишком впечатлительна, чтобы быть объективной. Его невозможно увидеть, а раз так, то нельзя и доверять тому, что ты увидела.
- Разве кто-то писал, что Траум прельщает или обманывает? - Селина подняла на нее невинный взгляд.
- Нет! - рявкнула она в ответ.
- Раз так, то мы вполне можем принять тот факт, что он страдает.
- Пусть так, - махнула рукой Агата. - Что это нам дает?
- Возможно, он хочет избавиться от страданий.
- Глупости! - вспылила Агата. - Посмотри вокруг. Люди годами упиваются своими страданиями, не желая не только избавиться от них, но и отвлечься на минуту.
- Все правильно - люди! - убежденно затараторила Селина. - Они лелеют свои страдания, желая вернуть потерянное. Страшатся оказаться в пустоте. Но это люди! Они могут путать жизнь с иллюзией. Но Траум - владыка иллюзий. Он знает о них все. Неужели ты думаешь, что они могут завладеть им?
- Не знаю, - Агата нетерпеливо пожала плечами - доводы сестры были резонны. - Если он знает, что от страданий избавиться нельзя, глупо искать избавления.
- Наверное, - вздохнула Селина. - И все же, никто не разубедит меня: я увидела его, потому что он несчастен.
***
Отдуваясь и отплевывая морскую воду, Элиза беспомощно раскинулась на полу своей темницы.
- О, это было потрясающе!
Элизе никогда прежде не испытывала ничего подобного тому бурному чувственному наслаждению, так внезапно захватившему и потрясшему, казалось, все ее существо мгновение назад, когда страшный шторм взвивался и бушевал вокруг нее, кружа в страшном водяном вихре. Он разрывал время и заполнял пространство. Красота и мощь стихии завораживали. Какая невероятная сила, какое несокрушимое могущество! Ошеломляющее невероятное чувство - она влилась в могучий поток, отдавшись его власти, растворилась в пьянящей боли мощной страсти...
Элиза, все еще чувствуя болезненную истому во всем теле, блаженно улыбалась. Что это было? Ее темница может преподносить удивительные сюрпризы… Куда она попала на этот раз?..
Она лениво перебирала ощущения, облекая их в мысли, когда вдруг вспомнила, что накануне своего путешествия думала о посланнике фей. Страшная догадка медленно затопляла свинцовой тяжестью грудь. Неужели она оказалась на корабле, на котором путешествовал Шаул Ворт? Неужели разжала не свои, а его сжимающие канат пальцы?.. Шагнула не сама, а толкнула его в средоточие бури?!
- О, нет… - ошарашено просипела Элиза.
Она вскочила на ноги и быстро зашагала - но этим было не унять, не победить стремительно растущего волнения. Мысли одна другой ужасней сыпались оглушающим камнепадом.
- Вот о чем предупреждали феи, - в ужасе всхлипнула Элиза.
Она погубила посланника фей! Он погиб из-за нее. И не только он! Теперь погибнут все - и она сама, и ее родители, и весь двор, и простой люд… - Этого не может быть, - качала головой Элиза, все еще не желая верить в произошедшее. - Ведь я никогда не могла ничего изменить в его прошлом…
В прошлом! Прошлого не изменить. А в настоящем она распорядилась его жизнью безрассудно и жестоко. И вместе с ним ушли на морское дно и все ее надежды… - О святые небеса! - взмолилась в отчаянии Элиза. - Где же вы крестные?! Феи! Помогите! Тишина, гадкая ватная тишина была ей ответом. - Он погибает… Помогите, спасите его! - взмолилась она неведомым силам царства снов. Глубокая синева осталась глуха к ее отчаянной молитве. И все же отчего-то казалось, что это еще не конец. Только нельзя сдаваться и в самой малой мысли не допускать его смерти - не опускать рук, во что бы то ни стало держаться, вцепиться изо всех сил! Не дать пересечь границы! Удержать его в мире живых... И она упрямо затвердила, надрывая связки, чтобы не допустить ни одной предательски отчаявшейся мысли: - Он жив. Он будет жить. Он не погибнет. Он жив… - Элиза, что с тобой? - сквозь сиплый однотонный звук собственного голоса она различила встревоженный звонкий голос Селины. Они все-таки услышали ее. Элиза развернулась на голос и увидела фей.
- Он погибает, - прохрипела она.
- Кто погибает? Что случилось? - прогремела Агата.
- Шаул Ворт, - как-то в одночасье обессилив, с трудом ответила Элиза. - Он тонет...
- Тонет?! - в один голос воскликнули феи.
- С чего ты взяла? Объясни толком! - прикрикнула Агата.
- Я попала на корабль и прыгнула в море. Я столкнула его с палубы, - бесстрастно уточнила Элиза - чувства вместе с силами покинули ее… - О, Провидение! - потрясенно воскликнула Агата. - Ах, что б тебя!..
Старшая фея бушевала над ней, призывая на ее голову гром и молнию, пока Селина не остановила сестру: - Тише, Агата. Криками делу не поможешь. Элиза, расскажи, что произошло, - попросила она крестницу. Послушно кивнув, Элиза начала. Бесчувственной куклой она монотонно перечисляла обличающие ее факты, не стараясь оправдаться или объяснить. Легкость, с какой она толкнула на погибель Шаула Ворта, раздавила ее... Бледное лицо Агаты вдруг возникло перед ее носом.
- Очнись! - приказала фея. - Он погиб? Ты знаешь, что он мертв?
- Нет! - вскричала Элиза. - Нельзя…
- Нет! - возбужденно оборвала ее фея и развернулась к сестре. - Значит, он еще здесь!
Селина изумлено уставилась на сестру:
- Ты хочешь…
Но та уже кинулась к Элизе:
- Отправляйся к нему! Не дай ему пересечь границу! - она возбужденно трясла Элизу за плечо. - Как? - вытаращилась она на крестную.
- Так же как ты проделала это прошлый раз! - рявкнула та. - Нет времени, Элиза, отправляйся!
- Но, Агата! - вскрикнула Селина, оттаскивая сестру от крестницы. - Она же сама погибнет!
- Помоги! - взмолилась неизвестно кому Элиза и закрыла глаза. - Бушующий ветер, треск древесины, мощный ледяной поток, - бормотала она, вспоминая.
Удар, пронзительный звон, ослепительная вспышка, обжигающая струя боли и тишина, пронизанная светом. Медленное кружение мягких лучей в нефритовой толще…
***
- Нет! - воскликнула Селина и схватила крестницу за плечи, пытаясь остановить ее, но было уже поздно.
Легкий абрис души Элизы истончался, исчезая у них на глазах. Это было странное и страшное видение - она словно растворялась в поглощающей ее тьме.
- Пойдем, - Агата грубовато дернула сестру за руку. - Пойдем за ней, - объяснила она в ответ на недоуменный взгляд Селины. - Не оставлять же ее одну…
Агата решительно двинулась в темноту. А у Селины затянуло под ложечкой - мужество никогда не было ее сильной стороной. Элиза могла отправиться за Шаулом только в одном направлении - к царству Тодда. Где проходит граница, разделяющая царство снов от царства смерти, не дано знать никому из смертных. Во тьме, царящей здесь, ее не увидеть… Один неверный шаг и ты пересек ее. А оттуда хода назад нет...
Сестры медленно следовали в темноте вслед за едва уловимым сизоватым облачком, которым теперь казалась душа Элизы. Каждый шаг давался им все труднее, словно их улавливала сгустившаяся вокруг темнота. Продвигаясь все медленнее, они наконец совсем остановились. Селина дернулась назад, но и назад пути не было. Они увязли, как насекомые в капле смолы…
- Смотри, - крикнула ей Агата.
Голос сестры был совсем глухой, и Селина с трудом смогла разобрать, что та сказала. Но, устремив взгляд туда, где виднелся бледный сизоватый абрис Элизы, она увидела, что крестница не одна.
- Они встретились! - воскликнула Селина, но из ее рта, словно наполненного ватой, не вышло ни звука.
Агата улыбнулась, и они обе устремили напряженные взгляды к Элизе и Шаулу. Молодые люди были вместе, но не возвращались.
- Сюда! Назад! - пыталась вернуть их Агата, бессильная вырваться из своего плена.
Но слов сестры Селина не слышала, как не слышали их и молодые люди. Их слабые сизоватые тени стали таять, растворяясь в темноте. Сейчас Элиза и Шаул пересекут невидимую границу и сгинут. А феям останется только наблюдать за этим - магия бессильна в царстве снов...
- Траум! - закричала, напрягая все силы Селина. - Траум! Верни их!
Но хоть бы звук вырвался из ее губ! Она не слышала саму себя…
- Траум! - не сдавалась Селина. - Траум! Спаси! Сделай хоть что-нибудь!
Она попыталась вызвать в памяти черты его лица, но сознание путалось, и едва уловимый образ колыхался и таял, словно отражение на водной глади...
- Траум! Я знаю, ты слышишь меня, - прошептала Селина и захлебнулась собственным шепотом.
***
Черная бархатная пустота поглощала свет и звуки, становясь вся глуше и гуще. Она укутывала мир снов, как покрывалом, от пронзительного сквозняка, что гулял на границе с царством Тода. Этот сквозняк - неизменный спутник смены полюсов бытия. Его почувствует каждый, кому суждено пересечь границу. Но и дуновения его не должно проникнуть внутрь мира живых. За этим строго следили во владениях Траума.
Ноги сами вывели владыку сонного царства к месту, где предприимчивые феи устроили свою крестницу. Давно он не забирался так далеко на своих двоих. Траум остановился. Убежище было пусто: ни фей, ни их подопечной. Собственно, у него и не было намерения увидеть их. А если бы он захотел, то прекрасно мог сделать это, не выходя из своего дворца...
- Стоп, - приказал сам себе Траум.
Он оправдывается... Владыка снов давно привык к самодисциплине и умел распознавать подобные тревожные симптомы сразу, как только они появлялись. Он пришел сюда не случайно - это факт. А привело его сюда любопытство: взгляд феи не давал ему покоя, и он хотел разобраться, в чем дело.
Интроспекция - мучительный процесс. Оставаться правдивым с самим собой - одно из сложнейших искусств. Но Траум владел им в совершенстве. Он быстро и безошибочно обозначил причину:
- Я хочу увидеть ее.
Произнес и увидел. Маленькая фея отчаянно билась на задворках его владений, завязнув в смоляной темноте долины Забвения, что на самой границе царства Тодда. Она звала его. Звала его, Траума, владыку великого царства, так запросто, словно они были знакомы накоротке... Она пыталась увидеть его.
Что они делают здесь?! Он лишь на мгновение отвлекся, занявшись самим собой, и вот в его владениях уже орудуют две зарвавшиеся феи! Это было, конечно, слишком сильно сказано, феи, словно мухи, тонущие в варенье, безуспешно барахтались в трясине забвения. А двое их подопечных благополучно дрейфовали к границе владения братца Тодда.
Вообще-то это было совсем не так забавно. Траум умел ценить красоту, а поступки молодых людей были красивы. Пусть они и привели их к гибели, но насмехаться над ними он не станет. Они были достойны уважения. Пусть уйдут с миром. Он с удовольствием отметил, что те были вознаграждены за свою решимость еще здесь в его владениях. Несмотря на его возражения Реву - тот все равно ничего не понял бы, возьмись он объяснять, и перевернул бы все с ног на голову, - Траум любил, когда Провидение вовлекало силы его царства в процесс воздаяния. - Траум, я знаю, ты слышишь меня…
Маленькая фея смотрела на него, даже не на него, а куда-то внутрь него, он чувствовал этот взгляд, словно занозу. Но вот взор ее затуманился, она впала в забытье. Еще несколько мгновений, она тоже пересечет границу и исчезнет из его жизни навсегда… Это было непроизвольное движение. Он едва шевельнул пальцами.
Девица лежала прямо перед ним в своем укрытии и судорожно ловила воздух ртом, словно выкинутая на берег рыба. А фей и мальчишки в его царстве уже не было...
февраль, 2017 г. (июль, 2008 г.)
Copyright © 2008-2017 Юлия Гусарова
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено | 
- 
