|
Оранжевое небо
Родительское собрание подходило к концу, когда в классе появилась серьезного вида дама.
- Школьный психолог, Нина Игоревна, - отрекомендовала ее учительница нашего класса Ольга Владимировна. - С результатами исследования…
- Какого еще исследования? - мрачно шепнул мне сосед по парте, отец Миши Завгороднего, очень способного, но гиперактивного, по словам Ольги Владимировны ребенка. - Сейчас опять моего будет склонять…
- Я вас долго не задержу, - объявила психолог, укладывая на стол пачку бумаги, принесенную с собой, и, окинув нас, родителей третьего А, суровым взглядом человека, знающего больше, чем все присутствующие, уверенно продолжила:
- Я провела в параллели третьих - четвертых классов мониторинг рефлекторно-ассоциативных связей цветовосприятия и цветовыражения учащихся…
- Чего она провела? - прошептал отец Завгородний, поглаживая гладко выбритую голову.
- Мониторинг, - пояснила я.
- А-а-а… - протянул сосед и шумно, с нотой безнадежности, вздохнул, видимо, не ожидая ничего хорошего от результатов обследования своего отпрыска.
- Давно известно, - продолжила психолог, - что ребенок, выполняя рисунок карандашами или красками, непроизвольно, подсознательно выбирает те цвета и оттенки, которые отражают его внутреннее состояние, то о чем он, в силу своего возраста, не может рассказать, потому что не способен проанализировать свои внутренние побуждения. Но, дав ему в руки краски и лист бумаги, опытный психолог может определить глубинные проблемы и мотивации поступков ребенка по его приоритетам в выборе цветовой гаммы.
- Вы хоть что-нибудь поняли? - простодушно спросил меня Завгородний.
- Вроде как по цветам на рисунках определяют, что беспокоит ребенка? - предположила я.
- А-а-а… - Завгородний вздохнул еще громче и еще безнадежнее. На него стали оборачиваться, а психолог смерила неодобрительным взглядом.
На пятой минуте речи Нины Игоревны Завгородний начал клевать носом, и я испугалась, что он, заснув, упадет лицом на парту, окончательно порушив репутацию своего и без того гиперактивного сына. Беспокоясь за соседа, я потеряла нить размышлений психолога, то есть успешно пропустила оставшуюся часть мудрых изречений мимо ушей. В конце своего выступления Нина Игоревна объявила, что все желающие узнать результаты ее исследования могут подойти к ней в индивидуальном порядке.
Завгородний отважно отправился в первых рядах, словно на амбразуру. Я спешить не стала, размышляя, нужно ли мне знать о глубинных проблемах моей дочери.
Сосед вернулся мрачнее черной тучи.
- Я ему устрою коричневый цвет! Он, видишь ли, всю семью разрисовал коричневым карандашом, а это, видите ли, внутренняя дезо… дезориентация. Он у меня увидит, что такое дезориентация!
- Зачем вы столь серьезно принимаете эти исследования? Ведь все это умозрительно и ни о чем на самом деле не говорит, - попыталась успокоить я его.
- Вы так думаете? Ну не скажите. А какого Мишка все коричневым разукрасил? - гиперактивно упорствовал Завгородний. - Вот вы сами почему не идете? Боитесь?
- Ничего я не боюсь! - обиделась я. - Сейчас пойду и все узнаю.
- Вот и сходите!
- И схожу!
Я поднялась и решительно направилась к психологу.
- Соня Вавилова? - Нина Игоревна извлекла из груды разноцветных детских рисунков, разложенных на столе, нечто в оранжевых тонах. - На вашем месте я бы очень озаботилась, у вашей дочери глубинные проблемы.
У меня ёкнуло в груди.
- Рисунок вашей девочки - яркое подтверждение теории несбалансированного воображения.
- А можно немного попроще, - разволновавшись, я невежливо перебила психолога.
- А проще говоря, хотя куда еще проще, ваш ребенок подвержен неконтролируемому страху. Посмотрите, Соня выбрала только оранжевый цвет, у нее на рисунке все оранжевое, даже небо, а это символ огня, смятения, ужаса. Вам нужно всерьез понаблюдать за ребенком.
Куда уж проще или хуже. Я вернулась за парту сама не своя, Завгородний сочувственно покачал головой.
- Вот видите, и у вашей тоже проблемы.
Он проводил меня до дому, иначе бы я шарахалась от каждой тени, скользнувшей по темному тающему снегу. Глубинный страх дочери передался через оранжевое сияние, которое, как мне казалось, сочилось сквозь кожу сумки, где лежал злосчастный рисунок. Что делать? Как поговорить с ребенком, чтобы еще больше не напугать ее? Чего боится моя Соня? Почему не поделится со мной?
В полном раздрае я вошла в квартиру и тотчас попала в объятия дочери - она, взяв дальний старт на кухне, вылетела в коридор и прыгнула на меня в обычном своем пылком приветствии.
Я изучала Соню за ужином, всматриваясь в ее раскрасневшееся лицо, когда она увлеченно рассказывала о противном Мишке Завгороднем, который чуть не сбил с ног учителя физкультуры, врезавшись тому в живот на полной, (вероятно, космической) скорости. Может быть, Соня боится Мишку?
Укладывая дочь спать, я думала, что, возможно, ее мучают какие-нибудь детские ночные кошмары, и о них она боится рассказать.
- Соня, - наконец совсем непедагогично спросила я дочь. - Тебе бывает страшно? В школе или на улице? Ночью?
- Почему? - Соня явно удивилась.
- Не бывает? - уточнила я.
Соня задумалась, морща лоб и по привычке дергая край одеяла.
- Да нет, мам, - наконец сказала она.
- Точно? - обрадовалась я.
- Ну да… А почему ты спрашиваешь?
- А почему ты раскрасила рисунок оранжевым цветом? - не выдержала я.
- Какой рисунок?
- Тот, что вы рисовали для Нины… Игоревны… дом, деревья, солнце… И у тебя там все оранжевое. Посмотри.
Я подала дочери рисунок.
- А-а-а, этот, - протянула Соня. - Мам, так я не виновата, у меня все карандаши были поломаны, остался один оранжевый, я им все и раскрасила. А потом и он сломался. Видишь, солнце недокрашено.
Оранжевое твое небо….
апрель, 2012 г.
Copyright © 2012 Ольга Болгова
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование материала полностью или частично запрещено
| 
