| Записки совы Глава XII
Выбираюсь из-под одеяла, не в силах открыть глаза, проклиная утро, утренний свет и жалея сонную себя. Антон, выполнивший свою жаворонковую миссию, отправлен умываться, а я включаю компьютер и плетусь на кухню ставить чайник.
Ответа от Ала, которого я зачем-то жду, нет. И правильно, нечего было распускать сопливую философию и пугать виртуального собеседника. И зачем было заводить переписку с признаниями незнакомому человеку? Почти убедив себя в том, что ничего ждать не стоит, начинаю почти активно заниматься привычными утренними делами.
Рабочий день проходит как обычно. Весь день пресекаю свои попытки заглянуть и проверить, нет ли письма от Ала. И зачем мне сдался этот Ал?
Забираю Антошку из детского сада, половину пути домой проделываем пешком – вечер выдался удивительно теплый и тихий, нехарактерный для нашей неустойчивой и бурной весны. Уставшие и нагулявшие аппетит подходим к подъезду, и тут меня настигает звонок.
− Александра Зарубина? – спрашивает незнакомый женский голос.
Внутри что-то обрывается.
− Да, это я, – отвечаю задрожавшим почему-то голосом.
Что-то случилось?
− Вы только не волнуйтесь, но здесь, на ралли, произошла авария, и ваш муж...
− Что с ним? – теряя голос, почти шепчу в трубку.
− Ничего страшного, у него... – пауза, а потом:
− Ой... простите, я ошиблась... я перезвоню...
В трубке слышатся короткие гудки отбоя.
− Мам... – дергает меня за руку Антон. – Ма-ам, ты чего?
− А? Тоша? Нет, все в порядке, подожди... сейчас... идем домой.
Поднимаясь в лифте, прокручиваю в голове ситуацию, пытаясь понять, что означал этот звонок. Жив ли Алексей? Ранен? Или все в порядке?
Дома бросаюсь к записной книжке, нахожу номер тренера Ивана Степановича, звоню, но никто не берет трубку. Планомерно обзваниваю приятелей и соратников Алексея. Половина телефонов молчит, другие отзываются голосами недоуменных родственников. Пометавшись по квартире в панике от неизвестности, догадываюсь набрать номер звонившей мне дамы, но короткие гудки упорно сигнализируют о занятости. Притихший Антон сидит на диване, прижав к себе Фрога.
«Надо бежать в комитет по гонкам, пока там все не разошлись по домам, там уж точно знают, что к чему. Антона не буду брать с собой, посидит один, подождет, все будет нормально».
− Тошенька, – говорю сыну. – Ты посидишь один, мне нужно срочно съездить в одно место...
− Хор-р-рошо, мам, – серьезно отвечает мой парень. – Мы с Фр-р-рогом посидим.
− Я разберу тебе постель, посмотришь мультик, выключишь телевизор и ляжешь спать...
− Хор-р-рошо, мам...
− Я быстро, Тоша. Никуда не лезть, ничего не трогать, никому не открывать, – сурово даю инструкции.
Вылетаю из такси на Новостройной улице, где располагается комитет, но утыкаюсь носом в закрытую дверь. Все ушли на фронт. Такое ощущение, что все местные автогонщики вымерли или попали в организованную аварию. «Прекрати панику! Возвращайся домой и просто жди!» Вспоминаю золотую мысль бабули: «Будешь волноваться, когда что-то уже случится, зачем же терзать себя заранее?» А дурацкий звонок мог быть просто розыгрышем... Слишком жестоким, но розыгрышем... скажем, той же Марины. Эта версия немного успокаивает меня.
Выскакиваю из такси во дворе своего дома и вижу, что напротив нашего подъезда стоят несколько человек и оживленно что-то обсуждают, глядя куда-то наверх.
Подхожу, слыша обрывки разговоров: «Посмотрите, ребенок... на крыше... ... кошмар... а вдруг упадет...». Поднимаю голову и вижу наверху на крыше маленькую фигурку. Кажется, это... мой Антон... Сердце обрывается и падает куда-то вниз. Я лечу в подъезд, в лифт, не помня себя. На площадке девятого этажа вижу открытый люк на крышу, к нему ведет сваренная из арматуры лестница. Через несколько минут я наверху. Гулко бухает сердце, оглядываюсь и вижу сына, который двигается к краю крыши. Боясь окликнуть его, иду по трещащему под ногами рубероидному покрытию. Еще немного и я буду около Антона, но в этот момент поднимаю глаза и вижу перед собой соседнюю девятиэтажку, вернее, ее крышу, усыпанную антеннами, взгляд невольно скользит вниз, по этажам, и я, в ужасе осознав, что нахожусь в полутора метрах от тридцатиметровой бездны, а сын мой еще ближе, опускаюсь на корточки, потом на колени и шепчу: «Антон... Тошенька...». Он оборачивается.
«Мама! Там... Фрог...» – и указывает рукой в сторону редкого ограждения крыши, на котором сидит наш рыжий кот и издает жалобные звуки.
− Тоша, иди сюда... – теряя голос, хриплю я.
− Мам, а Фр-р-рог? – повторяет Антон.
Кажется, мой сын не испытывает ни малейшего дискомфорта от пребывания на тридцатиметровой высоте и спасать нужно меня, а не его.
− Ничего с ним не сделается, посидит и слезет, – говорю я.
− А вдр-р-руг упадет... – беспокоится Антон, подходя ко мне.
Тут же хватаю его в охапку, прижимаю к себе.
− Мама, Фр-р-рог, – Антошка пытается вырываться из моих рук.
Кот так и сидит на ограждении, издавая отчаянные вопли. Неужели, действительно, так напуган, что боится сдвинуться с места?
− Антон, как ты попал на крышу? – спрашиваю я, чуть успокоившись.
− Он убежал... – нейтральным тоном заявляет Антон, обеспокоено глядя на кота.
− Как он мог убежать? Ты дверь открывал?
Антон молчит, потом виновато кивает головой.
− Зачем? – интересуюсь я.
− Я подумал , что ты пр-р-ришла, откр-р-рыл дверь, чтобы посмотр-р-реть, а Фр-р-рог выбежал...
− Просто так взял и выбежал?
− Нет, не пр-р-росто, – после некоторого колебания признается Антон. – Я его на р-р-руках дер-р-ржал, а на площадке Джуля...
Джуля – немецкая овчарка, проживающая по соседству, весьма агрессивная и непрятная особа.
− И что было дальше? – спрашиваю, закутывая Антона в свою куртку.
− Джуля полаяла, Фр-р-рог вырвался и побежал... я за ним.
− Пойдем, Антон, – говорю я.
Он упирается, и я понимаю, что мы не можем уйти, оставив котенка на крыше. Взяв с Антона клятвенное обещание, что он не сделает ни шагу в сторону от вентиляционной трубы, куда я поставила его, начинаю двигаться в сторону края крыши. Чем ближе подхожу, тем больше увеличивается гулкая страшная пустота в животе. Осталось каких-то десять шагов, но я замираю на месте, не в силах преодолеть страх, льдом сковавший внутренности и ноги. Фрог взирает на меня круглыми голубыми глазами, вцепившись в ограду. Почему он не спрыгивает с нее на крышу? Делаю шаг вперед, еще один, стараясь не смотреть вниз, но бездна притягивает взгляд, засасывает в себя. Еще шаг и... чьи-то руки обхватывают меня за талию. Вскрикиваю, оборачиваюсь... я в объятиях Алексея. Он, ни слова не говоря, подталкивает меня в сторону от края крыши, шагает вперед, снимает котенка с ограждения и, взяв меня за руку, тащит за собой туда, где стоит наш маленький сын, закутанный в длинную куртку.
− Откуда ты взялся, Леша? Ты жив? Здоров?
У него заклеена бровь и поцарапана щека.
− Что случилось? Мне позвонили и сказали, что ты попал в аварию.
− Уже позвонили? Просил же не поднимать панику... Да не авария, так мелочи, обошлось, все нормально... А вы что здесь делаете, на крыше?
− Спасаем котенка... – говорю я.
− А как он попал на крышу?
− Я все объясню, Леша!
− Тебе нельзя доверять ребенка! То он забирается на дерево, то на крышу! А где ты была?
− Леша! Я ездила в комитет, никому не могла дозвониться...
− Мам, пап! – кричит Антон, бросаясь к нам. Он путается в длинной куртке и пытается обхватить нас обоих. Я замираю, охваченная каким-то суеверным чувством, что если сейчас сдвинусь с места, случится что-то непоправимое. Странно, но Лешка тоже не двигается, смотрит на меня и молчит. Так мы стоим втроем на крыше, а где-то между нами урчит рыжий Фрог.
− Ну и где же он? – думаю я, стоя у окна, за которым сияет огнями конус огромной синтетической елки. Пятка бьет меня в бок, и живот начинает смещаться куда-то влево. Осторожно ползу к дивану, но удобно устроиться на нем, конечно же, не удается. Этот негодяй позвонил час назад и сказал, что едет домой, и вот до сих пор едет. Поднимаюсь с дивана и отправляюсь в свой традиционный поход: к Антону в комнату, чтобы поправить одеяло, потом на кухню – выпить воды, потом обратно в комнату, прихватив с полки очередную историю про итальянского сыщика, со следующей попыткой устроиться на диване. Лешкин наследник снова активизируется и лупит меня пятками, совершенно не стесняясь. Рыжий кот запрыгивает на диван и, урча, устраивается под боком. И где болтается этот тип? Где он? Никогда не позвонит, ничего не скажет... Даже объясниться в любви по-человечески не может. И не только в любви... Опять вспоминаю тот день, когда мы спасали Фрога. После той небольшой аварии Лешка сразу укатил домой, потому что я, как оказалось, сама не подозревая того, написала ему откровенное признательное письмо. Это он был тем моим адресатом, Алом, а коварная бабуля дала ему мои координаты в интернете. Когда мы спустились с крыши, вернулись домой, пришли в себя и уложили сына, он включил компьютер и спросил меня: «Ты прочитала письмо?»
«Какое письмо?» – спросила я.
«От Ала» – сказал он. В первую минуту я растерялась и не нашлась, что ответить, затем бросилась к монитору, набрала пароль и прочитала:
«Саша! Все понимаю, но не мог тебе объяснить, ты так злилась и бушевала, и была уверена, что все есть так, как ты представила. И измена моя не была изменой, просто поверь и прости. А тот халат, что так смутил тебя, принадлежит подруге моего приятеля, который пару раз воспользовался квартирой. Все это по-дурацки получилось. Я не хотел с тобой разводиться. Я очень злился, злость – плохой советчик, теперь я это понимаю. Я люблю Антона, и я люблю тебя, Саша. Прости меня. Завтра мы выезжаем, и я приеду домой. Ты – единственная, любимая, и без вас с Антоном мне совсем плохо.
Алексей.»
«Это ты писал мне? – спросила я. – Но ты же...»
Я хотела было заявить, что удивлена его коварством и красноречием, что измены не прощаются, что не порядочно скрываться под чужим именем и вытягивать человека на откровенность, но ничего этого я не сказала, а просто уткнулась носом в его плечо и стояла так долго и молча, а он гладил меня по волосам и говорил, что не может жить без меня и Антона, что все ему не в радость и что никого ему, кроме нас не нужно.
Вытягиваю ноги, устраиваю на животе книгу, и только начав вникать в суть сюжета, слышу звяканье ключа в замке. Алешка! Сползаю с дивана и топаю в прихожую. Дверь открывается, и в прихожую втискивается здоровенная пушистая... сосна, а следом появляется исцарапанная Лешкина физиономия.
− Леша, о Господи, я вся переволновалась. Где ты застрял? Что у тебя с лицом?
− Сань, немного по времени не рассчитали, прости.
− Что ты приволок такое? Это же сосна!
− Ну да, сосна... Ребята затарились елками, а я вот решил сосну...
Он смотрит на меня, и я понимаю, почему сосна...
− А лицо ты где исцарапал?
− А, ерунда, в мастерских...
Лешка ставит сосну к стене прихожей, она упирается в потолок верхушкой.
− Ты повыше не мог найти?
− Мог, – говорит он и укладывает ладони на мой живот. – Как вы сегодня?
− Деремся весь день. Если так пойдет дело, боюсь, он попросится наружу раньше времени.
Наш парень, словно услышав, что о нем говорят, снова работает своей пяткой. Лешка идет в ванную, а я, поправив сосну,– она щекочет мою руку своей нежной колючей лапой, – и с тоской обнаружив лежащие рядом с ней на полу... черт, не помню, как называются эти штуки, иду на кухню разогревать ужин для Лешки.
Сижу напротив него, наблюдая, как он уплетает блинчики с мясом.
− Леш, – спрашиваю я. – Ты завтра хоть свободен?
− Абсолютно, – уверяет он. – Завтра у меня полноценный выходной. Можешь спать хоть до полудня. Завтра елку, то есть сосну, с Тошкой будем наряжать.
Если бы я вообще могла нормально спать. Иногда я подозреваю, что у меня двойня и где-то там спрятался еще один Лешкин отпрыск, судя по размерам живота.
− Замечательно, – говорю я, наливая Лешке чай.
Лежу на диване, на Лешкиных коленях, он осторожно поглаживает мой живот, я протягиваю руку и дотрагиваюсь до тонкого шрама на его брови, он ловит меня за запястье, прижимает мою ладонь к щеке.
− Сашуль, у меня к тебе есть... разговор...
− Что за разговор на ночь глядя? – спрашиваю я. – Ты опять уезжаешь?
Ох, как я не хочу, чтобы он уезжал.
− Кстати, Леш, ты опять приволок какие-то штуки и оставил в прихожей.
− Это не штуки, а жиклеры, Вовчик подсуетился, завтра увезу.
− Ты завтра обещал быть дома, между прочим... Как бы эти жиклеры не назывались...
Он не дает мне договорить, наклоняется и целует меня, а я думаю, какая я сейчас страшная, опухшая, катастрофически беременная в результате того, что восемь месяцев назад, разбираясь в наших отношениях, мы так увлеклись, что сотворили паренька, который сейчас лупит меня пяткой.
− Это не метод ... – ворчу я, когда Лешка отпускает меня.
− Метод, – ухмыляется он. – Сашуль, дай договорить. У меня к тебе есть предложение...
Я ворочаюсь на его коленях, пытаясь поудобнее устроить затекший измученный организм.
− Выходи за меня замуж, – говорит Лешка, подсовывая ладони мне под спину.
Вот это да... И главное, вовремя...
− Лешка, слушай до чего же удачно ты всегда выбираешь время, чтобы сделать мне предложение... Вот начну сейчас рожать... Прошлый раз ты умудрился позвать меня замуж, когда я страшно простудилась и лежала с высоченной температурой. Наверно, я и согласилась, потому что была невменяема.
− Вот как? – ворчит Лешка. – Значит, я зову тебя замуж, пользуясь твоей слабостью...
− Или из жалости, – заканчиваю я мысль.
− Значит, я – мазохист?
− Или альтруист? Или мизантроп? Или жиклер?
− Скажешь тоже...
− Альфонс, Альцест... дамский угодник...
− Александра...
− Что?
− Ты выйдешь за меня замуж?
Пятка радостно бьет меня в бок, Лешка наклоняется ко мне. Кажется, я рожу раньше срока...
К о н е цмарт-май 2008 г.
Copyright © 2008 Ольга Болгова
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено |
