графика Ольги Болговой

Литературный клуб:

Мир литературы
− Классика, современность.
− Статьи, рецензии...
− О жизни и творчестве Джейн Остин
− О жизни и творчестве Элизабет Гaскелл
− Уголок любовного романа.
− Литературный герой.
− Афоризмы.
Творческие забавы
− Романы. Повести.
− Сборники.
− Рассказы. Эссe.
Библиотека
− Джейн Остин,
− Элизабет Гaскелл.
− Люси Мод Монтгомери
Фандом
− Фанфики по романам Джейн Остин.
− Фанфики по произведениям классической литературы и кинематографа.
− Фанарт.

Архив форума
Форум
Наши ссылки
Наши переводы и публикации



Впервые на русском языке опубликовано на A'propos:

Элизабет Гаскелл «Север и Юг» (перевод В. Григорьевой) «− Эдит! − тихо позвала Маргарет. − Эдит!
Как и подозревала Маргарет, Эдит уснула. Она лежала, свернувшись на диване, в гостиной дома на Харли-стрит и выглядела прелестно в своем белом муслиновом платье с голубыми лентами...»

Элизабет Гаскелл «Жены и дочери» (перевод В. Григорьевой) «Начнем со старой детской присказки. В стране было графство, в том графстве - городок, в том городке - дом, в том доме - комната, а в комнате – кроватка, а в той кроватке лежала девочка. Она уже пробудилась ото сна и хотела встать, но...» и др.

Люси Мод Монтгомери «В паутине» (перевод О.Болговой) «О старом кувшине Дарков рассказывают дюжину историй. Эта что ни на есть подлинная. Из-за него в семействах Дарков и Пенхаллоу произошло несколько событий. А несколько других не произошло. Как сказал дядя Пиппин, этот кувшин мог попасть в руки как провидения, так и дьявола. Во всяком случае, не будь того кувшина, Питер Пенхаллоу, возможно, сейчас фотографировал бы львов в африканских джунглях, а Большой Сэм Дарк, по всей вероятности, никогда бы не научился ценить красоту обнаженных женских форм. А Дэнди Дарк и Пенни Дарк...»

Люси Мод Монтгомери «Голубой замок» (перевод О.Болговой) «Если бы то майское утро не выдалось дождливым, вся жизнь Валенси Стирлинг сложилась бы иначе. Она вместе с семьей отправилась бы на пикник тети Веллингтон по случаю годовщины ее помолвки, а доктор Трент уехал бы в Монреаль. Но был дождь, и сейчас вы узнаете, что произошло из-за этого...»


Cтатьи

Наташа Ростова -
идеал русской женщины?
«Недавно перечитывая роман, я опять поймала себя на мысли, как все-таки далек - на мой женский взгляд - настоящий образ Наташи Ростовой от привычного, официального идеала русской женщины...»

Слово в защиту ... любовного романа «Вокруг этого жанра доброхотами от литературы создана почти нестерпимая атмосфера, благодаря чему в обывательском представлении сложилось мнение о любовном романе, как о смеси "примитивного сюжета, скудных мыслей, надуманных переживаний, слюней и плохой эротики"...»

Что читали наши мамы, бабушки и прабабушки? «Собственно любовный роман - как жанр литературы - появился совсем недавно. По крайней мере, в России. Были детективы, фантастика, даже фэнтези и иронический детектив, но еще лет 10-15 назад не было ни такого понятия - любовный роман, ни даже намека на него...»

К публикации романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение» в клубе «Литературные забавы» «Когда речь заходит о трех книгах, которые мы можем захватить с собой на необитаемый остров, две из них у меня меняются в зависимости от ситуации и настроения. Это могут быть «Робинзон Крузо» и «Двенадцать стульев», «Три мушкетера» и новеллы О'Генри, «Мастер и Маргарита» и Библия...
Третья книга остается неизменной при всех вариантах - роман Джейн Остин «Гордость и предубеждение»...»

Ревность или предубеждение? «Литература как раз то ристалище, где мужчины с чувством превосходства и собственного достоинства смотрят на затесавшихся в свои до недавнего времени плотные ряды женщин, с легким оттенком презрения величая все, что выходит из-под пера женщины, «дамской" литературой»...»

Русская точка зрения «Если уж мы часто сомневаемся, могут ли французы или американцы, у которых столько с нами общего, понимать английскую литературу, мы должны еще больше сомневаться относительно того, могут ли англичане, несмотря на весь свой энтузиазм, понимать русскую литературу…»

«Вирджиния» «Тонкий профиль. Волосы собраны на затылке. Задумчивость отведенного в сторону взгляда… Вирджиния Вулф – признанная английская писательница. Ее личность и по сей день вызывает интерес»

Ф. Фарр "Маргарет Митчелл и ее "Унесенные ветром" «...Однажды, в конце сентября, она взяла карандаш и сделала свою героиню Скарлетт. Это имя стало одним из самых удивительных и незабываемых в художественной литературе...»

Трагический оптимизм Кэтрин Мэнсфилд «Ее звали Кэтлин Бичем. Она родилась 14 октября 1888 года в Веллингтоне, в Новой Зеландии. Миру она станет известной под именем Кэтрин Мэнсфилд...»

В счастливой долине муми-троллей «Муми-тролль -...oчень милое, отзывчивое и доброе существо. Внешне немного напоминает бегемотика, но ходит на задних лапках, и его кожа бела, как снег. У него много друзей, и...»

Мисс Холидей Голайтли. Путешествует «Тоненькая фигурка, словно пронизанная солнцем насквозь, соломенные, рыжеватые пряди коротко подстриженных волос, мечтательный с прищуром взгляд серо-зеленых с голубоватыми бликами глаз...»


«Осенний рассказ»:

Осень «Дождь был затяжной, осенний, рассыпающийся мелкими бисеринами дождинок. Собираясь в крупные капли, они не спеша стекали по стеклу извилистыми ручейками. Через открытую форточку было слышно, как переливчато журчит льющаяся из водосточного желоба в бочку вода. Сквозь завораживающий шелест дождя издалека долетел прощальный гудок проходящего поезда...»

Дождь «Вот уже который день идёт дождь. Небесные хляби разверзлись. Кажется, чёрные тучи уже израсходовали свой запас воды на несколько лет вперёд, но всё новые и новые потоки этой противной, холодной жидкости продолжают низвергаться на нашу грешную планету. Чем же мы так провинились?...»

Дуэль «Выйдя на крыльцо, я огляделась и щелкнула кнопкой зонта. Его купол, чуть помедлив, словно лениво размышляя, стоит ли шевелиться, раскрылся, оживив скучную сырость двора веселенькими красно-фиолетовыми геометрическими фигурами, разбросанными по сиреневому фону...»


 

 

 

 

Творческие забавы

Ольга Болгова

Мой нежный повар

Часть II

Урбанистическая

Начало     Пред. гл.

      Глава VIII

    − Итак, мы вычислили и построили линию влияния для стержня второй категории шпренгельной фермы при положении груза справа, слева, в узле и вне узла... Какие есть вопросы? К следующему занятию подготовьте решение задач 25.1, 25.2 из Кривободрова... Спасибо, если вопросов нет, все свободны, – я закрыла конспект и опустилась на стул.
    Мои студенты с явным облегчением зашевелились, зашумели, загремели стульями, посыпались вопросы.
    − Аглая Георгиевна, 25.1 и 25.2? На какой странице?
    − Аглая Георгиевна, когда у нас следующее занятие?
    − А в зачете будет сколько задач?
    − Аглая... Георгиевна, а что вы делаете сегодня вечером?
    − Аглая Георгиевна...
    − Да, страница 36, смотрите расписание, пять или шесть, вопрос не по существу, что вы хотели спросить... – раскидала я ответы, бросила суровый взгляд на Сыромятникова, который вторую неделю донимал меня издевательским ухаживанием под довольные ухмылки одногруппников, собрала тетради и книги со стола и отправилась в направлении родной кафедры «Строительная механика». Настырный Сыромятников настиг меня на полпути.
    − Аглая Георгиевна, у вас сейчас есть пары?
    Что он хочет от меня? Я бросила на невысокого коренастого парня насмешливый, как посчитала, взгляд и отрезала:
    − Есть...
    − Но сейчас большая перемена... вы не хотели бы пообедать со мной?
    − Нет, не особенно, – бросила я, стараясь не злиться.
    Поначалу меня забавляло это его настойчивое ухаживание, потом, когда я пришла к выводу, что, скорее всего, это некий розыгрыш, оно начало раздражать.
    − Послушайте, Миша, неужели вы думаете, что я пойду с вами обедать или ужинать?
    − Но почему нет, Аглая Георгиевна?
    − Потому что...
    − Я вам совсем не нравлюсь?
    − Миша, выберите себе иной способ развлечения...
    − Аглая Георгиевна, – услышала я откуда-то справа и, повернув голову, несказанно обрадовалась заочнице-вечной-должнице, общение с которой обычно вызывало у меня приступ мизантропии. Переключив внимание на заочницу, которая с низкого старта начала слезно умолять принять у нее экзамен, я отделалась от Михаила. И почему мне вечно приходится выбирать из нескольких зол?
    Предоставив хвостатой заочнице попытку номер три... или четыре, я скрылась в тесной преподавательской, устроилась за столом и разложила тетради.
    − Аглая Георгиевна, что там у нас с конференцией по мостовым конструкциям? Опять будем высасывать из пальца аксиомы? – ко мне за стол пристроился грузный Борис Семенович, коллега, педант и циник в силу рода деятельности, характера и опыта прожитых в преподавательском коллективе лет.
    − Борис Семеныч, – начала я, вздохнув и приготовившись отбивать атаки по всем фронтам, но, к счастью, на помощь пришла подруга Инна Березина, которая уселась с другой стороны, кинула на стол блестящую лаком сумочку и заворковала своим музыкальным голоском:
    − Борис Семеныч, потом обсудите конференцию, неужели вы не голодны? Аглая, бросай свои тетради, пошли перекусим, кофейку выпьем?
    − Ах, Инночка, я бы с превеликим удовольствием пригласил вас на чашечку кофе или еще лучше угостил чем-то более пикантным, если бы не годы... – затянул Борис Семенович, питающий давнюю слабость к Инне.
    Начался традиционный дуэт-перестрелка, который на этот раз закончился дамской победой. Жизнь входила в привычное русло: пары, коллеги, студенты, дом – работа, работа – дом.

    Я толкнула тяжелую дверь и выпала из шумного университетского фойе в громыхающий Московский проспект, по которому потоком неслись озабоченные авто. Несмотря на усталость и легкое отупение после четырех пар, домой идти совсем не хотелось, и я, пробравшись через загроможденную торговыми павильонами суетную Сенную, вышла на канал Грибоедова и зашагала по неровным плитам узкой набережной, решив прогуляться и оттянуть момент погружения в толкотню метро. Мелкий, как пыль, дождик то затихал, то начинал вновь накрапывать, словно теряя и вновь собирая свои слабые силы; чугунная ограда вилась, повторяя изгибы бывшей Кривуши. После грохота Московского и толчеи Сенной здесь было почти тихо и пусто: одинокие прохожие, да время от времени пролетающие мимо машины. После нескольких попыток то раскрыть, то закрыть зонт, я плюнула на это бесполезное дело и предоставила пакостнику дождю беспрепятственно орошать мою восстановленную, не далее как вчера, стрижку. Тягучая темная вода канала тихо скользила, зажатая гранитом, покачивая желтоватые листья, словно тонущие обрывки осени. Я смотрела на воду и тосковала по лесному озеру, где была счастлива этим летом, пусть совсем недолго, всего лишь день или чуть больше, но это и было счастье, яркий миг, о котором, вероятно, придется, с горечью невозможности повторить, вернуть его, вспоминать всю жизнь. Я захлебнулась собственным пафосом. До каких еще мыслей могут довести меня неустойчивость и бесперспективность отношений с противоположным полом? И, в конце концов, почему счастливые мгновения обязательно нужно связывать с ними, мужиками? Ведь я была счастлива, когда просто бродила там, в лесах, сидела на берегу, одинокая, свободная... гордая. Зачем же я вспоминаю Джона? Где она, эта пресловутая свобода? Размышления о свободе неминуемо потянули за собой мысль об обязанностях и нерешенных задачах, и я снова вспомнила о вещах Джона, которые так и лежали у меня в дорожной сумке, дома. Уезжая из деревни, я обдумала три варианта: оставить куртку и джемпер у Петра Силантьевича, у тети Веры или забрать с собой, и выбрала последний, поскольку объяснять тетушке или соседу как ко мне попали эти вещи, не возникло ни малейшего желания. В результате я оказалась перед очередной дилеммой: оставить вещи себе на долгую память, либо предпринять авантюрную попытку отыскать Джона с целью вернуть ему одежду. Измученная бесконечностью альтернатив, я засунула вещи в сумку и постаралась позабыть о них до лучших времен, благо почти на весь август матушка задействовала меня на своем любимом поприще – дачном участке. Я покорилась сверхактивной родительнице и, признаться, не без некоторого удовольствия, поселилась на даче, выполняя всю черную работу под чутким маминым руководством. Единственное, что сильно угнетало, были постоянные стенания матушки по поводу наших отношений с Сергеем, которого она давно и пламенно возлюбила и изменять этому своему пристрастию явно не собиралась. Не знаю, в который раз я попыталась объяснить ей ситуацию, но, как обычно, услышана не была и глотала ежедневные порции маминых дифирамбов в адрес расчудесного и распрекрасного принца-супермена Сергея, предостережений в том, что второго такого мне никогда и нигде не сыскать, отчего в будущем мне придется кусать все недостижимые части своего высокообразованного тела, упреков, что ее судьба – умереть, так и не поцеловав розовую пятку внука или внучки, о которых она мечтает. Конечно, она была права, но эта правота не могла ничего изменить. К моей пакостной радости Сергей не звонил и не появлялся, хотя иногда у меня возникали подозрения, что мама ведет с ним какие-то сепаратные переговоры за моей спиной.
    В конце августа я, успокоения совести ради, неуверенно предприняла несколько жалких попыток отыскать Джона через телефонную книгу, обнаружила там длинный список Барминых, но Джона Ивановича среди них не оказалось. Я подумала, что, возможно, его вовсе и не зовут Джоном, а он просто-напросто придумал себе имя, развлекаясь таким образом. Честно говоря, я даже обрадовалась своей неудаче, потому что с трудом представляла, как стала бы звонить ему и что говорить. А потом начались трудовые будни, и я постаралась задвинуть эту проблему подальше в угол, хотя, она умудрялась высовываться оттуда с неприятным постоянством.

    Дождь, видимо, набравшись достаточно сил за период недолгого затишья, полил с совсем нежеланной мощью, на воде канала запузырились, расходясь, круги от капель. Я снова раскрыла зонт и, ускорив шаг, тут же налетела на идущего навстречу прохожего.
    − Извините, – пробормотала я, стараясь обойти его.
    − Смотрите, куда летите, девушка, – сердито буркнул тот.
    Столкновение окончательно вернуло меня в реальность. Впереди показались грифоны Банковского моста, гордо держащие на натруженных спинах тяжелые золоченые крылья. Дождь лил все сильнее, ему на помощь явился ветер, окончательно испакостив погоду и прогулку, пытаясь рвать зонты из рук прохожих. Я перебралась на тротуар и свернула в сторону Садовой, ругая себя за не вовремя возникшее желание прогуляться и надетые с утра новые туфли, совершенно неуместные для похода по лужам. Я добралась до аркады Гостиного двора и остановилась, чтобы закрыть зонт. Прямо передо мной красовалась гремучая смесь афиш, теснящихся на длинном стенде. «Хит-парад 70-х» в Октябрьском соседствовал с кроваво-коричневым постером «Короля и шута», любимой группы одного моего приятеля-одноклассника; знакомое лицо немолодой актрисы, имени которой я не смогла вспомнить, смотрело с афиши спектакля «Соломенная вдова». По соседству музыкант из «Dicky’s Band’а», в длинном плаще и шляпе, вцепился в огромный контрабас, а со следующей афиши ему трогательно улыбалась Ника Рощина, исполнительница старинных и современных романсов.
    «Как давно я не была ни в театре, ни на концерте», – подумала я, вспомнив, что в последний раз ходила в театр с Сергеем где-то полгода назад. Нужно срочно взять себя в руки, начать пусть не новую, но хотя бы слегка подновленную жизнь, заняться собой, начать посещать театр, хотя бы раз в месяц. Сколько раз Инна предлагала мне вечернюю вылазку на какое-нибудь действо, но я то отказывалась, то что-то мешало. Вдохновленная очередной, не знаю какой по счету идеей обновления, я прошагала под аркадой Гостиного и вскоре влилась в толпу желающих попасть в недра подземки.
    Вечером, когда я, закончив разбирать многоступенчатую задачу расчета трехшарнирной арки, которой намеревалась назавтра осчастливить своих третьекурсников, устроилась в любимом кресле в компании с детективом, позвонил Сергей, впервые после нашего пылкого расставания в конце июля. Ёкнуло сердце, как от неожиданного, но втайне ожидаемого неприятного известия.
    − Знаешь, Аглая, – сказал он после официально-сдержанного приветствия. – Нам нужно встретиться и обсудить сложившееся положение.
    «Неужели все начинается сначала?» – с тоской подумала я и хотела было ответить ему, что ничего нам с ним обсуждать не нужно, поскольку положение у нас скорее разложившееся, чем сложившееся, но под влиянием его серьезного тона сдержалась, и вежливо и коротко спросила:
    − Зачем?
    − Аглая, – сказал Сергей после короткой паузы, – завтра вечером ты будешь свободна? – и, не дожидаясь ответа, добавил: – Я заеду за тобой в семь.
    И распрощался. В течение нескольких минут после звонка я ещё пыталась читать, но детектив пришлось отложить, потому что я выпала из сюжета и начала путать героев. Я машинально включила телевизор, толстолицый мужчина, поигрывая внушительных размеров пистолетом тут же злобно спросил с экрана: «Ну, что, пад... или я выпущу тебе мозги или...». Какую еще гнусность намеревался свершить луноликий красавчик, я дослушивать не стала, выключила источник негатива и пошла на кухню заедать раздражение вечерним бутербродом с чаем. Если так пойдет дальше, есть шанс вскоре превратиться в даму весьма внушительных размеров, и проблема взаимоотношений полов отпадет для меня сама по себе.
    Следующий день можно было смело заносить в список критических первым номером. Во-первых, я не выспалась, так как долго не могла заснуть, размышляя, что делать и как поступить. То на меня накатывала волна раскаянного ужаса, что я поступаю неразумно, отвергая Сергея, но я тотчас же останавливала себя вопросом: «А собирается ли он предложить тебе что-нибудь в этом роде? Может быть, тоже хочет расставить все точки над той неуклюжей буквой?»
    «Но в этом случае и волноваться нечего! – говорила я себе. – Ведь это как раз то, чего ты хочешь». Но если он решил закрыть тему, зачем ему встречаться со мной, ведь он не появлялся уже почти два месяца и мог бы преспокойно продолжать в том же духе к обоюдной радости обеих сторон. «Он же, вроде, куда-то уезжал, – вдруг припомнила я. – Мама что-то говорила, но я пропустила эту информацию мимо ушей». А потом я начала думать о Джоне, вспоминать подробности нашего короткого романа, и подробности эти привели мой разум в полный хаос, а естество в глубокое смятение.
    Утром я проснулась злая и взволнованная, упустила кофе, разбила фарфоровую кофейную чашку, выслушала тяжкие мамины вздохи по поводу моей неуклюжести и безответственности, обнаружила, что попавшие вчера под дождь новые туфли странным образом уменьшились в размере, стукнулась головой, забираясь в маршрутку, а в метро обнаружила, что куда-то задевала карточку, и мне пришлось выстоять огромную очередь, чтобы купить новую. В университет я примчалась, когда зазвенел звонок, возвещавший начало первой пары, а пока пыталась привести себя хоть в относительный порядок, прошло еще минут десять. Стопроцентно мужской состав группы мостовиков встретил меня грохотом стульев, сигналами ноутбуков и мобильников и дружными подколками по поводу опоздания. Я огрызнулась, получив в ответ разочарованное «Ну что вы, Аглая Георгиевна, мы же любя» и бросив на стол папку с конспектами, применила излюбленный метод успокоения растрепанных нервов: посчитала про себя до десяти, сначала по-английски, а затем по-французски. Немного успокоившись, я приступила к занятиям, призвав рокочущую басами группу к порядку. Изысканная точность строительной механики всегда увлекала и отвлекала от невзгод жизни. Полное отсутствие хаоса и непринятых решений. Линия влияния нагрузки, перемещающейся по рамам и аркам, выстраивается, подчиняясь строгим формулам и безупречной логике.
    После второй пары меня поймал завкафедрой и объявил, что у него есть ко мне предложение, от которого я не смогу отказаться. Оказалось, что на меня все-таки решили взвалить конференцию по мостовым конструкциям. А на большой перемене, в буфете меня настиг Миша Сыромятников. Едва я устроилась за столиком у окна, переваривая новость о возложенной на мои хрупкие плечи конференции и предвкушая постыдное наслаждение фирменной солянкой, которую удивительно вкусно здесь готовили, как на стол передо мной опустился поднос, заставленный тарелками, а на стул – Миша, чья круглая физиономия излучала молодой, незамутненный жизненным опытом, оптимизм.
    − Аглая Георгиевна, разрешите к вам присоединиться?
    − По-моему, вы уже присоединились, Миша, – рассеянно ответила я, прикидывая, как уговорить нелюдимого, но толкового третьекурсника Желябова выступить на треклятой конференции.
    − Спасибо, – ответствовал Сыромятников, видимо, приняв мою реплику за согласие и начал уверенно расставлять тарелки на столе.
    Пару минут мы молча орудовали ложками.
    − Очень вкусная солянка, – сказал Миша. – Вам нравится, Аглая Георгиевна?
    Я подтвердила качество солянки согласным кивком и рассеянной улыбкой. Миша, видимо, подбодренный этим скромным позитивом, кинулся в бой.
    − Аглая Георгиевна, у меня есть к вам предложение...
    Я вздрогнула, чуть не подавившись солянкой. Второе предложение за день...
    − Какое... предложение? – спросила я как можно равнодушнее.
    − Знаете, есть очень прикольная группа, ну, то есть, классная, возможно, вы слышали о ней...
    − Какая группа? – недоуменно спросила я, пытаясь уловить нить разговора.
    − Ну, группа, они играют классный джаз-рок, Дикиз бэнд... Слышали о такой, Аглая Георгиевна?
    Что-то знакомое мелькнуло в названии. Да, что-то слышала, но не помню что. Чтобы не ударить в грязь лицом, и не совсем понимая куда клонит Миша, я неопределенно пожала плечами.
    − Слышала, что-то...
    − Это не совсем джаз... они играют такой, как они сами называют, бэд-джаз, и это не просто концерт, а классный спектакль.
    − Все это замечательно, Миша, и возможно, я бы смогла разделить с вами восхищение этим ... дикиз бэндом, но я ни разу не слышала их музыки, – призналась я, опять начиная раздражаться от настырности Сыромятникова.
    − Вы можете разделить, Аглая Георгиевна, – после короткой паузы провозгласил Миша с пафосом в голосе.
    − Что разделить? – уставилась я на него, чувствуя неприятный холодок внутри, потому что худшие подозрения по поводу цели этого разговора, начинали оправдываться.
    − Восхищение! Это очень просто! У меня есть два билета на их концерт, на субботу, они выступают в Малой Драме, на Рубинштейна... Пойдемте, Аглая Георгиевна?
    Миша смотрел на меня, улыбался, а в глазах застыла мольба. Я повертела головой в поисках его приятелей, которые, возможно, от души наслаждались, наблюдая сцену соблазнения преподавателя, но никого из знакомой компании поблизости не обнаружила.
    − Миша, неужели вам некого больше пригласить? – осторожно начала я.
    − Есть кого, – заявил он, не моргнув глазом, – но хотел бы с вами...
    − Почему со мной? – спросила я, окончательно потеряв интерес к солянке.
    − Потому что вы мне нравитесь, Аглая Георгиевна, – нагло ответил Сыромятников, буравя меня взглядом.
    «Ведь и не покраснеет ни на йоту», – подумала я, напрягаясь в поиске достойного ответа.
    − А почему вы не можете нравиться? – продолжил Миша, не давая мне прийти в себя. – Только не говорите о возрасте, это все ерунда...
    − Миша, билеты, наверно, дорогие... – зачем-то ляпнула я.
    − Аглая Георгиевна, вы о чем? – Миша, кажется, искренне изумился.
    − Спасибо, Миша, мне жаль, но я не смогу пойти на этот концерт с вами, – сказала я, решив, что лаконизм в данной ситуации – лучший способ выйти из нее с относительным достоинством, встала и рванула прочь из буфета, не солоно хлебавши.

    И снова шел дождь, когда закончился рабочий день, я раскрыла зонт, упрямо миновав метро, и отправилась пешком по Садовой, благо с утра предусмотрительно надела непробиваемую куртку с капюшоном и старые, но надежные туфли-вездеходы. Подозрительное Мишино приглашение на концерт не менее подозрительной джаз-банды странным образом повлияло мое настроение, в голове уже не один час вертелись, с переменным успехом сменяя друг друга, дурацкий хит сезона «Не крути головой» и «Ne me quitte pas», песня, которую я с упоением слушала уже второй месяц.
    «Как же все-таки мы зависимы от мужского внимания, – думала я. – Стоит мало-мальски или даже не очень приличному представителю вражеского лагеря оказать знаки внимания, пусть даже и с сомнительной целью, как у нас вырастают крылья. Печально, но факт».
    «Dicky’s Band»... наплыла в памяти афиша, которую я видела в аркаде Гостиного, не далее как вчера. Музыкант в шляпе и длинном плаще, с контрабасом. Пройдя несколько шагов, я уперлась взглядом в точно такую же афишу, печально мокнущую на фоне серой рустованной стены.

    А вечером меня настиг Сергей. Он появился с букетом красных роз, ровно в семь, как и обещал. Я приняла цветы, как приговоренная, а матушка кинулась чуть ли не обнимать его, бросая на меня многозначительные взгляды. Пока она потчевала Сергея чаем и беседой на кухне, я злилась в своей комнате, одеваясь и ругая себя за безволие.
    Загрузившись на переднее сиденье Вольво, я напряженно сжалась, не в силах взглянуть на уверенно смотрящего вперед водителя. За окнами машины замелькали многоэтажки Гражданки.
    − Хорошо выглядишь, – сказал он, – Только, кажется, похудела.
    − Спасибо, ты тоже неплохо выглядишь, – ответила я. – И куда мы едем? У меня завтра пары с утра, нужно выспаться, поэтому часам к девяти хотелось бы быть дома.
    − С каких это пор ты ложишься в девять? Я не задержу тебя надолго, – отрезал Сергей. – Поедем в «Фламинго», там поужинаем и поговорим.
    «Фламинго» – любимая харчевня Сергея, которую мы не раз с ним навещали, славилась своей кухней, и, кроме того, несмотря на небольшие размеры помещения, рестораторы умудрились соорудить здесь несколько уютных кабинок, где можно было посидеть в теплой компании, изолированно от общего зала. Мы устроились в одной из таких кабинок, и Сергей, невзирая на мои слабые протесты, заказал что-то мясное, салаты и вино. Мы молчали, пока ожидали нашего заказа, и пока официант в дурацком розово-черном колпаке, видимо, изображающем странный клюв изящной птицы, раскладывал приборы, расставлял тарелки и разливал вино по бокалам. Сергей вертел в руках зажигалку, у него неприятно двигался кадык, словно воротник рубашки и галстук душили его. «И как я могла жить с ним?» – завертелся в голове вопрос, к нему дуэтом присоединился другой: – И что я здесь делаю?» Официант, пожелав нам приятного аппетита, скрылся за тяжелой темно-зеленой шторой, и Сергей, приподняв бокал, слегка кашлянул и начал:
    − Аглая...
    Заныло в левом боку, сердце бросилось в бешеный тахикардический пляс.
    − Аглая, – повторил Сергей, – я долго думал и размышлял о том, что произошло между нами. Я хотел пойти по пути наименьшего сопротивления и прекратить наши отношения, как ты того желала, но... не сумел.
    Я молча смотрела перед собой, не в силах поднять глаза, почему-то запылали щеки. От стыда?
    − Я был глубоко уязвлен твоим поступком и той странной связью с этим непонятным... гм-м-м... поваром, но, подумав, решил, что, возможно, что-то толкнуло тебя на это... возможно, виноват в этом больше он, чем ты. Я знаю, что сейчас ты не встречаешься с ним, и думаю, что готов простить тебя и возобновить наши отношения. То есть, я хочу, чтобы ты вернулась ко мне и затем вышла за меня замуж... официально.
    Я онемела, язык пропал где-то в гортани, в горле пересохло. Это было невыносимо, немыслимо, необъяснимо. Третье предложение за день! Конференция, джаз-рок и на десерт – прощение блудной дочери... Неплохо для одного дня, Аглая Георгиевна. Бурная личная жизнь возобновляется... Что же мне делать? А он не задумывался, чего хочу я?
    «Ты не можешь сказать ему «да», – заявил разум. – И что это вообще значит: «готов простить»?
    «Ты не можешь сказать ему «да»! – завопило естество.
    − Сережа, – хрипло начала я, с трудом обретя способность говорить. – Наверно, мне должно быть лестно, что ты простил меня и, после всего, что случилось, зовешь замуж, но меня не за что прощать, во-первых, а во-вторых... во-вторых... откуда ты знаешь, что я ни с кем не встречаюсь? Ты что, шпионил за мной?
    − Я поговорил с Лидией Павловной, и она рассказала мне, что весь август ты провела на даче, а сейчас по вечерам никуда не выходишь.
    − А если я с кем-то встречаюсь днем? – спросила я, чувствуя, как упрямая ярость закипает во мне и несет куда-то не туда.
    Залпом осушив бокал прозрачно-золотистого кисловатого вина, я посмотрела на Сергея. В неярком свете бра, прилепившегося, словно ласточкино гнездо, к шероховатой грубо беленой стене, его лицо казалось бледным и усталым. У меня сдавило горло, от злости и жалости к нему.
    − И это все, что ты хочешь мне сказать? – спросил он, ставя недопитый бокал на стол.
    − Сергей, прости, но, нет, я не вернусь и не выйду за тебя, – выдавила я. – И... пойду... напрасно я согласилась прийти сюда с тобой.
    Я встала, сняла с вешалки пальто и вышла, запутавшись по пути в тяжелой бархатистой шторе. Сергей молчал и не сделал попытки удержать меня.
    «Он меня простил, надо же, он меня простил... – повторяла я, качаясь в вагоне метро. – Да пусть на свете, кроме Сергея, остались бы только такие мужики, как сидящие напротив попутчики со следами национального порока на лицах, я все равно не вышла бы за него замуж, больше ни за что!»
    Я пыталась вернуть утраченное в одночасье чувство собственного достоинства, но возвращаться ему было некуда, потому что все пространство там, где оно по идее должно было бы находиться, заняло гадостное чувство стыда и обиды неизвестно на кого. Мне удалось заснуть только под утро.


(продолжение)

июль-декабрь, 2008 г.

Copyright © 2008 Ольга Болгова

Другие публикации Ольги Болговой

Обсудить на форуме

 

Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено

В начало страницы

Запрещена полная или частичная перепечатка материалов клуба www.apropospage.ru без письменного согласия автора проекта.
Допускается создание ссылки на материалы сайта в виде гипертекста.


Copyright © 2004 apropospage.ru


      Top.Mail.Ru