Ольга Болгова Екатерина Юрьева Авантюрно-исторический роман времен правления Генриха VIII Тюдора
«Вот вам ключ от королевства...» «Стихи матушки Гусыни» Перевод С.Маршака - Исторические заметки - Иллюстрации - Вариации на тему романа
Глава VIII
Не плачь о потере
У маленькой Мэри Большая потеря: Пропал ее правый башмак. В одном она скачет И жалобно плачет –
Нельзя без другого никак! |
Но, милая Мэри, Не плачь о потере. Ботинок для правой ноги Сошьем тебе новый Иль купим готовый, Но только смотри – береги!
«Стихи матушки Гусыни» Перевод С.Маршака |
Путь через Йоркшир прошел почти без приключений – изменчивая фортуна виновато раскрыла свои объятия, позволив себе чуть больше, чем требовали приличия. Ральф и Бертуччо миновали мятежный Йорк, объехав его стороной, и к вечеру следующего дня достигли равнин и меловых холмов Восточного Райдинга. Лишившись запасных лошадей, они не могли двигаться столь быстро, как в первой половине путешествия – приходилось чаще останавливаться, чтобы дать отдых рыжему и гнедому. Путники предпочитали делать это днем и ехали по ночам, когда сами могли сойти за разбойных людей, вооруженных и опасных.
До Дарема они добрались под утро, 25-го октября. Моросил мелкий холодный дождь, кони устали, но Ральф не стал делать остановку в придорожном трактире, рассчитывая, что до Саттона недалеко, а там будет и отдых, и трапеза, и… жена, о встрече с которой он старался не думать. Это было несложно, потому что мысли Ральфа более занимал Аск, его внезапное милосердие, пакет с запиской и последние сказанные им слова: «Они принудили мое тело, но не сердце. А вы можете распоряжаться и тем и другим». Ральф задавал себе вопрос, насколько он сам волен распоряжаться самим собой.
Выводы, к которым он пришел, покачиваясь в седле рыжего, оказались неутешительными. Тело его не имело пристанища, а сердце… Вероятно, сердце Роберта Аска было свободней, чем его собственное. Слишком часто ему вспоминалась Мод – случайная женщина на его пути каким-то образом устроилась рядом и не желала отпускать, дразня теплой наготой и доверчивым взглядом серых глаз. Уже зажившая царапина от укуса иногда начинала вдруг саднить, напоминая о той, что так упрямо боролась с ним у реки Кам.
Бертуччо оценил действия вождя паломников по-своему, заявив, что тот, видимо, выбрал мессера Кардоне посланником своему святому, дабы уменьшить собственные прегрешения благим поступком.
– Сомневаюсь, что моя фигура может уменьшить чьи-то грехи, – проворчал Ральф.
– Ошибаетесь, мессер, может, – хитро сощурился оруженосец. – А если добавить и меня – да простит мои слабости Святой Януарий! – тоже будет польза.
Они свернули в сторону Саттона, когда уже совсем рассвело, дождь так и не унимался, промочив насквозь землю, леса и путников. Дорога нырнула в прогалину меж двух, заросших кустарником холмов, затем потянулась через лес, черный от воды, сочащейся с неба. Лес оборвался внезапно, открыв грязно-желтый луг, в конце которого виднелся дом – центр поместья Саттон, владений Кроунов.
Ральфа не сразу пустили внутрь, что уже становилось для него традицией. Жители Дарема, хоть и не были столь напуганы и взбудоражены мятежом, как йоркширцы – северяне всегда чувствовали себя уверенней, несмотря, а может и благодаря близости шотландских границ, но опасность смуты и разбойные люди, которые подняли головы, едва в воздухе запахло дымом, заставили и их соблюдать осторожность. Привратник, грузный седой мужчина, прежде чем сообщить о приезде гостя, долго мялся, расспрашивал и с подозрением рассматривал незнакомца. Перси с трудом сдержался, чтобы не схватить за грудки занудливого стража. В конце концов Ральфа провели в небольшой зал невеликого размерами дома – сэр Уолтер Кроун не был слишком богат.
Довольно светлый для сельского жилища зал был претенциозно украшен двумя портретами его хозяев, писанных скорее подмастерьем, чем мастером. Ральф не был ценителем и знатоком живописи, но даже у него образы на полотнах вызвали усмешку, особенно когда появилась хозяйка – невысокая худощавая леди Кроун и, поприветствовав гостя, тотчас сообщила, что он рассматривает ее собственный портрет. «Живописная» леди Кроун выглядела выше, пышнее и намного внушительней.
– Ах, ах, сэр Ральф! – вскричала леди Кроун, после того как гость вежливо оценил ее портрет. – Наконец-то! А мы вас заждались! Простите нашего Джеймса, что задержал вас. Так тревожно вокруг, вы знаете, не далее, как вчера к Мортимерам в дом проникли воры, унесли… столько всего унесли! Ах, простите, сэр! А мы все думали-гадали, когда же сэр Ральф приедет, вспомнит о своей молодой жене.
Она рассматривала Перси с нескрываемым любопытством.
– Какой красивый, видный джентльмен! Садитесь же, садитесь! – леди Кроун показала гостю на кресло у стола, позвала служанку, приказала подать закуски и сама уселась на стул напротив.
– Весьма любезно, сэр Ральф, заехать к нам, да еще в такое время, когда на каждом шагу то смута, то разбойники! Как жаль, что сэр Уолтер приболел – у него приступ подагры, лежит с припарками. Он бы тоже хотел на вас взглянуть, познакомиться, ведь мы видели вас только на вашей свадьбе. Так много лет назад! Мод, голубка наша, тогда еще ребенком совсем была, да и вы совсем молодым... Но вы у нас погостите? Где же вы были все это время, сэр? Ах, сестра моя, Элизабет, не дожила до такого счастливого дня!
Она замолчала на мгновение, пока служанка ставила на стол глиняный кувшин с элем и оловянные кубки. Другая внесла поднос с тонко порезанными ломтями пирога.
– Угощайтесь, чем богаты, тем и рады, – опять затараторила леди Кроун, подавая знак служанке наполнить элем кубок, поставленный перед Перси. – Как жаль, что сэр Уолтер болеет! Лекарь говорит, подагра не смертельна, но он так мучается, и не только от боли! Ведь у нас нет сына, наследника, – лишь две дочери. Слава небесам, они обе замужем, но если бы у нас был такой сын, как вы! – с умилением воскликнула она. – Мы бы и горя не знали. И сэр Уолтер бодрее бы себя чувствовал, не переживал бы за меня. А то все беспокоится, как я с дочерями проживу. Но мы надеемся, что подагра... Ах, какой красивый муж у нашей Мод! Откуда и куда вы держите путь, сэр?
Очень скоро Ральф перестал понимать, что ему втолковывала словоохотливая леди Кроун. Отчего ему так везет на болтливых женщин? Может быть, коварная фортуна решила сбросить на него всю свою женскую армию в отместку за то, что он полжизни провел вне их общества? И отчего леди Кроун не зовет его жену, вместо того, чтобы тараторить и всплескивать руками, точно так же, как неуемная боевая миссис Смит? Что леди, что миссис, разница не велика: женщины есть женщины. Он опустошил кубок и пробормотал, вклинившись между фразами леди Кроун:
– Сэр Уолтер болен? Какое несчастье! Но дочери и... племянница окружат его заботой.
– И не говорите, сэр! – живо согласилась леди Кроун. – Ах, сэр Уолтер так страдает, и мы вместе с ним, потому что когда у него начинается приступ подагры, он становится ужасно капризным и ворчливым. То ему не так, это ему не сяк... Я всегда с ног сбиваюсь, пытаясь ему угодить. К счастью, приехала наша дорогая Мадди. У нее золотые руки, такие умелые! И столько терпения! Ее присутствие всегда оказывает умиротворяющее действие на сэра Уолтера.
«Мадди? Так мою жену называют Мадди?» – Ральф не мог вспомнить, чтобы ее так называли во времена их свадьбы, хотя тогда он не очень интересовался ее домашними прозвищами.
В дверях появилась служанка.
– Мэм, кухарка спрашивает, цыплят варить или жарить?
– Ох, я же ей сказала, как надо приготовить цыплят! – леди Кроун вскочила и заспешила к дверям. – Вечно все напутают, если самой не проследить... Просите, сэр, мне надобно ненадолго отлучиться, – сообщила она уже у выхода. – Но я позову Мадди... Мадди! Мадди! – закричала она. – Иди в зал! Посмотри, кто к нам приехал! Сам сэр Ральф Перси! Мадди!!!
– Леди Кроун! – вскричал Ральф ей вслед.
«Diavolo! Сейчас сюда придет моя жена!»
Вот оно – то, к чему он так спешил, пробиваясь через мятежный Йорк и залитые Хамбером равнины, загоняя беднягу рыжего! Более всего сейчас он желал удалиться куда-нибудь подальше, туда, где можно не слушать женский щебет, а пропустить добрую кружку эля в мужской компании.
Леди Перси появилась в дверях, и в первый миг Ральф вздрогнул – ему показалось, что вошла Мод. Вот сейчас она взглянет на него вопросительно-доверчиво. Такая же невысокая, в темно-сером платье. Темный же чепец, обрамленный светлой тканью головной накидки, бледное лицо. Он даже встряхнул головой, отгоняя наваждение. Видение исчезло, как только леди заговорила высоким голосом, столь непохожим на грудной голос Мод.
– Сэр Ральф?! Какая неожиданность!
«О Святой Януарий…» – пробормотал Ральф.
Она посмотрела ему прямо в глаза, тонкие губы плотно сжались.
«Нечему удивляться, – подумал он. – Пыльная мятая одежда, забрызганные грязью сапоги. Но могла бы хоть не показывать свое неодобрение!»
Леди прошествовала к стулу, чинно села, выпрямив спину и разгладив юбки, и достала четки из омоньера, украшенного вышивкой с изображением святого.
– Итак, вы все же появились в Англии, сэр. И где же пропадали все эти годы? Забыли, что у вас есть перед богом венчанная жена, обязательства перед семьей?
Ральф на мгновение опешил от непререкаемого тона, который больше бы подошел настоятельнице монастыря, чем юной леди. Хотя, если сменить ее чепец на... хотя бы на тот, что носила Мод, и чуть напустить румянца на щеки – как мило краснела Мод! – то девушка была бы совсем неплоха. Хоть не уродлива, и то фартинг в кошель. Ничего, он сумеет справиться с этой монахиней. Стоит лишь ей узнать, что значит муж!
– Приветствую вас, мадам! – сказал он, когда дар речи вернулся. – Счастлив лицезреть вас, леди, в добром здравии и... красоте. Вы слишком суровы, леди, в своих словах. Подойдите же...
– Вы считаете меня суровой, сэр? – девушка не шелохнулась, укоризненно глядя на Перси. – О, нет! Я лишь говорю правду, ту горькую правду, которую не каждый решится вам высказать. Велико милосердие Господа, и сами мы должны быть милосердны друг к другу, но милосердно ли скрывать правду, способную открыть глаза пребывающему в неведении? А вы в неведении, сэр Ральф! Да, в неведении о том, сколько печали повлекло за собой ваше многолетнее отсутствие и следствие сего деяния – пренебрежение своим долгом! Вы дали обеты, но отринули их, долгие годы скитаясь по чужбине, словно безводное облако, носимое ветром, словно осеннее дерево, бесплодное, дважды умершее и исторгнутое...[1]
Последние слова леди произнесла надрывно, на одном дыхании, глаза ее заблестели в праведном негодовании.
Ральф заворожено уставился на четки. Желание удрать в надежный и понятный мир, где стучит подковами рыжий, где паруса ловят ветер, надуваясь тугими телами, где звенят клинки, и волна бьет в борт судна, было настолько сильно, что он с трудом удержался от побега прочь из показавшегося ему невыносимо душным зала. Он сделал несколько шагов, описав дугу вокруг неприступной леди. За спиной раздался звук, Ральф обернулся – в дверях стоял Бертуччо. Он поклонился и, намереваясь что-то сказать, скорчил гримасу благочиния, которая на его порочной физиономии выглядела весьма комично. Ральф хмыкнул и закашлялся. Леди внесла ясность, тотчас расставив все по местам.
– Что вы здесь делаете! Кто это? Этот человек ваш слуга, сэр Ральф?
– Да, мой слуга, леди! Он хочет что-то сказать мне.
– Так говорите же! – Мадди повела рукой поистине королевским жестом.
– Я прийти позже, мессер, – хмыкнул Бертуччо и скрылся за дверью, прежде чем Ральф успел воспользоваться его появлением.
– Отчего ваш слуга так говорит? Отчего он коверкает слова? – поинтересовалась леди, неодобрительно глядя на дверь, за которой скрылся неаполитанец.
– Он иностранец, леди, – объяснил Ральф и, помешкав, продолжил невпопад:
– Вы говорили что-то о деревьях, леди... о сухих деревьях?
Она поджала губы, выразив, видимо, свое отношение к иностранцам, и отрезала:
– Я говорила об обязанностях мужа и главы семьи!
Это нужно было прекратить и немедленно. Не хватало, чтобы его жена позволяла себе такие вольности и разговаривала с ним таким тоном. Мадди! Действительно, безрассудная[2], цитирующая Библию, не думающая, что говорит и зачем. Набожная и глупая. И чего же он ожидал? Нет, не напрасно он покинул страну столько лет назад, сбежав от тенет, в которые его хотели поймать. И напрасно вернулся.
Ральф подошел к леди, забрал у нее четки и взял за руку.
– Вы ждали меня так долго, – «подождете и еще столько же», – хотелось добавить ему, – так поприветствуйте, как подобает, забыв о том, что было. «Точнее, не было».
– Но я уже поприветствовала вас, сэр! – от удивления глаза леди округлились, но она снова приняла свой чопорный вид и с возмущением в голосе заявила:
– Забыть о вашем пренебрежении своими обязанностями невозможно! Но простить вас придется, если вы искренне раскаиваетесь и готовы делами доказать... Верните мои четки!
Она попыталась выдернуть свою руку, но Перси не отпускал ее.
– Сэр, что вы себе позволяете?! Конечно, мы родственники, но вам не пристало...
– Мне не пристало?! – Ральф отпустил длинное мысленное проклятие, а весь его и без того невеликий арсенал любезностей опустел, так и не будучи пущен в ход. – А кому же в таком случае пристало, леди?! Я уже выслушал ваши упреки и принял их, так не пора ли нам обсудить наши семейные дела?
«Консуммация станет нелегким делом», – с усмешкой подумал он, стараясь не смотреть на бледные щеки своей жены.
– Я не вижу раскаянья, сэр! – упрямо продолжила леди. – И не слышала извинений, как и объяснений вашего проступка. Вы можете посчитать, что я не имею права требовать их у вас, но, как вы, сэр Ральф, верно заметили, мы все – одна семья. Между родственниками же, – продолжала она менторским тоном, – должны быть не только теплые чувства любви и привязанности, но и взаимопонимание и доверие, в которых вы нам отказываете. А в писании сказано: кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного...[3]
– Diavolo! - взревел Ральф, теряя терпение. – Леди Перси, раз наш Господь прощает наши прегрешения, так вам, как преданной жене, и подавно следует простить грехи мужа!
Решив, что настал момент для боевых действий, он потянул леди к себе, обхватив ее за острые плечи.
– Вам следует поцеловать мужа, мадам...
– Мужа?! – ахнула Мадди, упираясь не менее острыми локтями в грудь Перси. – Господь с вами, сэр Ральф! Уж не помутились ли вы рассудком за время ваших странствий?! Почему вы называете меня леди Перси?! Немедленно отпустите меня!
Ральф отпустил, почти оттолкнул, изумленно уставившись на леди. Хлопнула дверь, и послышался голос леди Кроун.
– Что такое? Мадди, не донимай сэра Ральфа своими нравоучениями!
Он ошеломленно переводил взгляд с одной на другую.
– Я помутился рассудком? Да что здесь происходит? Кто-нибудь объяснит мне? И как я должен называть свою собственную жену? Леди Благочестие? Леди Упрек? Никогда не думал, что... – Ральф осекся, замолчал, смущенный внезапным озарением.
– Леди Кроун? Мадди…
– Мадди – наша младшая дочь, – леди Кроун всплеснула руками. – Она замужем за мистером Фрэнкишем и приехала поухаживать за сэром Уолтером во время болезни. Он хорошо засыпает под ее рассуждения. А вы решили, что Мадди... – леди ахнула. – Мадди, дорогая, ты не представилась сэру Ральфу? И он принял тебя за Мод?!
– Но я думала, что сэр Ральф знает, кто я, – Мадди растерянно посмотрела на мать, затем на Перси и укоризненно произнесла:
– Леди Перси – моя кузина, а я – миссис Фрэнкиш, урожденная Маделин Кроун, Вот видите, к чему приводят долгие странствия? Сэр Ральф не знает даже, как выглядит его собственная жена. Бедняжка Мод!
Ральф с трудом сдержался, чтобы не подхватить благочестивую Мадди и не встряхнуть ее как следует.
«Болван, олух, как ты мог принять ее за свою жену? Хотя, почему бы моей жене не быть именно такой занудной святошей?»
Но чувство облегчения, которое испытал Ральф, осознав, что воинствующая прорицательница не его супруга, весьма смягчило то нелепое положение, в которое он попал. И поскольку он не мог расправиться с кузиной леди Перси так, как ему хотелось бы, он изобразил нечто, подобное изящному поклону, и хрипло рассмеялся.
– Я – слепец, грубый слепец, леди! Я… я должен сделать распоряжения... – он развернулся и направился к двери, желая проветрить разгоряченную голову.
– И я хотел бы видеть леди Перси! – решительно добавил он, обернувшись у выхода.
– Но... – леди Кроун переглянулась с дочерью, и обе с удивлением воззрились на Перси. – Мод... леди Перси живет в Боскоме. Это поместье ее отца в Линкольншире, – пояснила она. – Неужели вы забыли?.. Я подумала, что вы привезли нам вести от Мод, и как раз хотела узнать, как поживает моя дорогая племянница.
– В Боскоме? – Ральф застрял в дверях. – Леди Перси покинула Боском пару недель назад и уехала сюда, в Саттон. Вы хотите сказать, леди Кроун, что здесь нет моей жены?
«Она не добралась до поместья, попала в руки разбойников по дороге, попала к мятежникам! А я, как бастард, болтаюсь между Лондоном и Нортом! Черт, куда она подевалась, эта леди Перси? И жива ли она?!» Он захлопнул открытую было дверь, рявкнув ожидавшему его Бертуччо:
– Займись делом, diavolo! – и вопросительно уставился на опешивших леди.
– Ох, какой ужас! – леди Кроун пошатнулась и с помощью Мадди, подхватившей ее под локоть, опустилась на стул. – Мод ехала к нам и... не доехала?!
– Мод и не собиралась к нам ехать, – заявила Мадди. – Помните, она писала, что ее пригласила к себе кузина Элис? Леди Мэткам, она живет в Шропшире, в Стрэттоне.
– Ах, да, да, было что-то такое, – пробормотала леди Кроун. – Вероятно, она поехала к Элис. Они дружат, знаете ли, – уже бодро сообщила она Перси. – Леди Мэткам недавно гостила в Боскоме... когда же это было?
– Летом, она провела в Боскоме почти все лето, – напомнила Мадди. – А в сентябре Мод прислала нам яблоки...
– В Боскоме чудесные яблоки, – подхватила леди Кроун, – и каждый год леди Перси обязательно присылает в Саттон фрукты из сада, овощи и непременно пару бочонков меда!
– С яблоками кузина прислала письмо, в котором сообщала, что хотела поехать в Шропшир к Элис, и сэр Уильям не возражал против этого, – продолжила Мадди. – Кузина Мод никогда там не была, она вообще редко покидала Боском. Дороги так трудны.
– Она не хотела оставлять сэра Уильяма и поместье без присмотра, – вмешалась ее мать. – Ведь за хозяйством нужно постоянно следить, сэр Уильям занят своими делами, а муж ее… – леди взглянула на Ральфа и замолчала.
– Если Мод нет в Боскоме, то она отправилась в Стрэттон, – продолжила миссис Фрэнкиш. – И отчего вы, сэр, решили, что она в Саттоне?
«Смит?! Он уверял меня, что леди отправилась в Саттон! Он был уверен в этом! Или она попала в беду или действительно уехала в Шропшир?» – думал Ральф.
– Что за письмо, миссис Фрэнкиш? – спросил он. – Вы можете показать мне это письмо?
«У меня грамотная жена!»
– Где-то у сэра Уолтера, – леди Кроун посмотрела на Мадди, та, еще раз смерив неодобрительным взглядом Перси, вышла и вскоре вернулась с двумя письмами.
– Вот письмо Мод, – она протянула один лист Ральфу. – А тут еще какая-то записка, нераспечатанная... Ее прислали из Боскома, не так ли, мэм?
– Из Боскома? От сэра Уильяма? – переспросила леди Кроун, замолчала, разглядывая запечатанный лист, затем всплеснула руками. – А сэр Уолтер так ее и не прочитал! Ах, эта подагра, он так страдает… Да, точно, приезжал посыльный из Боскома, передал письмо, такой мрачный парень, кажется, немой. Но почему он привез его сюда? Вечно эти слуги что-нибудь напутают! Ах, сэр, прочитайте, что здесь написано!
Ральф взял письма, опустился на стул, забыв о стоящих рядом леди. Первым делом он развернул письмо леди Перси. По листу бежали четкие строки, буквы были выведены старательно, ровно, одна к одной.
«Леди Кроун от Мод Бальмер,
15 сентября 1536 года
Надеюсь, вы все здоровы, а подагра не мучит сильно дорогого дядюшку. Посылаю для него новую настойку и рецепт, который недавно составила по советам миссис Уилкер. Урожай в этом году, слава Всевышнему, был необычайно хорош, поэтому отправляю вам мед, яблоки, овощи, травы для приправ, а также несколько окороков и…»
Ральф пробежал глазами новости из жизни поместья, наткнулся на строчку: «…леди Мэткам настойчиво звала меня посетить Стрэттон. Наверное, я все же решусь и поеду к ней в Шропшир…», посмотрел на подпись – «Любящая вас Мод» и бросил письмо на стол. Ну что ж, значит, так распорядилась судьба. Во всяком случае, в Шропшире леди в безопасности, если добралась туда живой и невредимой. Но что-то в письме было не так. Он снова схватил его, перечитал и понял причину. «Леди Кроун от Мод Бальмер» – написала его жена.
Мод Бальмер! Его жена не соизволила даже подписаться его именем! Что это значило?! Ей следует ждать и хранить верность и имя мужа! Кулак медленно опустился на стол, Ральф разжал пальцы, взял другое письмо. Вторым оказалось послание сэра Уильяма, о котором тот упоминал, с просьбой к дочери найти и отправить в Лондон свидетелей дуэли с королевским комиссаром – его переслали из Боскома. Значит, когда леди Перси… Мод Бальмер уехала из дома, там были уверены, что она направилась в Саттон, где так и не появилась. Либо леди намеренно сбила всех с толку, но зачем? Либо перепутала направления: Саттон, Стреттон… Либо с ней что-то произошло. Как с Мод на ночной дороге. И теперь ко всем его заботам добавилась еще одна – искать пропавшую жену. Что ж, решил он, эскорт леди Перси… Мод Бальмер, diavolo! – не мог исчезнуть бесследно, значит, он узнает все на обратном пути. Или она в безопасности, в Шропшире. И наградили же его Господь и отец такой бестолковой женой!
Оставаться в Саттоне не имело смысла, да и времени на это не было. Дать небольшой отдых лошадям и двинуться в путь как можно скорее. Впрочем, не мешало подкрепиться и немного поспать.
Ральф сообщил о своих планах леди Кроун, оборвав ее попытку начать очередную взволнованную речь, и навестил сэра Уолтера, который был настолько погружен в свою подагру, что появление и отъезд пропавшего мужа племянницы не слишком затронули его мысли, занятые собственными страданиями.
Когда прорвавшееся через мутное месиво туч, блеклое октябрьское солнце чуть сползло с зенита, Перси и Бертуччо уже скакали по дороге на север, в сторону Нортумберленда, страны, чьи холмы спускаются к равнинам, где «ясень и дуб, и зеленые братья уютно увиты плюща одеялом»[4].
Много красивых песен сложили северяне, но путникам было явно не до пения. Ральф размышлял о свалившихся на него невзгодах, а Бертуччо вздыхал о давно покинутом солнечном юге. Это не помешало оруженосцу, едва они остановились отдохнуть в придорожном трактире, поинтересоваться у мессера, не опасается ли тот, что в родне его жены женщины могут оказаться похожими друг на друга, как две капли морской воды.
– Боюсь, мессер, что донна, похожая на леди Вуд, покорила вас – она набожна, как неаполитанка, – заявил оруженосец, устроившись за столом и разглядывая немудреные закуски.
– Проклятье, Берт, оставь при себе свои насмешки, иначе мне придется их вернуть, и вряд ли тебе это понравится! – рыкнул Ральф.
– О, мессер, вы так гневаетесь, потому что леди оказалась не вашей женой, или жалеете, что она не ваша жена? – пробормотал Бертуччо, поднимая кружку и нюхая необычно темный эль. – Как здесь варят это?
– Только чертовы иноземцы могут изъясняться так витиевато! – проворчал Ральф, с удовольствием пробуя темный нортумберлендский эль. – Во всяком случае, если бы леди оказалась моей женой, мне бы больше не пришлось ее искать.
– Тоже верно, мессер. Хотя, в этом случае вам пришлось бы вновь уйти в море, а вы, вроде, мечтали осесть на родной земле.
– Разрази меня гром, но я сделаю это, если леди Перси окажется похожей на свою кузину.
«Если она еще жива, – подумал Ральф. – А мне она нужна живая, да и сэру Уильяму будет горько, узнай он о том, что что-то недоброе случилось с его дочерью. Но если его казнят, леди не придется горевать о гибели отца».
Он затосковал по качающейся под ногами палубе – оказалось, что она надежней, чем твердая земля под копытами коня.
– Расскажи же, как тебе удалось сбежать под Помфретом? – спросил он Бертуччо, переводя разговор и мысли на другую тему.
– О, это было не трудно, мессер, – подхватил шар оруженосец. – Ведь мне не уделяли столько внимания и почестей, как вам. В лагере, где некуда пристроить пленника, а люди не искушены в военном деле, страж всегда может повернуться спиной, а бедный неаполитанец смешаться с толпой и найти себе подходящий наряд.
– А я было подумал, что дело не обошлось без очередной красотки, которая не устояла перед твоими чарами, – усмехнулся Ральф.
– Я был бы не прочь, мессер, но единственной красоткой, что попалась на пути, оказалась толстая повариха, она варила в своем котле бурду, которую ваши соотечественники называют едой.
– И ты успел попробовать ее?
– Успел бы, но она оказалась несъедобной даже для моего нутра.
Ральф хмыкнул, допил горьковатый эль – здесь на севере, в Норте, в эль добавляют какие-то травы – отправил в рот кусок грубого хлеба, почти такого же, что ел в далеком детстве, и поднялся на ноги.
Пора!
Бертуччо, подмигнув тощей девице, что подавала блюда, сгреб в сумку остатки еды со стола, бросил монету на стол и двинулся следом за хозяином.
* * *
– Господь охраняет вас, дорогая, – говорила Джоанна. Она присела с рукоделием у кровати Мод после того, как сделала ей перевязку. – Этого мальчика, что толкнул вас, вела рука Всевышнего. Ведь все могло быть куда печальнее, а так кинжал лишь задел бок, рана оказалась неопасной. Врач зашил ее несколькими стежками. А ваша мазь прямо таки чудодейственна. Скоро вы поправитесь, останется небольшой шрам, чуть заметный.
Мод улыбнулась и поудобнее устроилась на подушках. Сегодня она чувствовала себя гораздо лучше, даже пыталась вставать и понемногу ходить, несмотря на еще ноющую, но быстро заживающую рану. В первые дни ее мучили сильные боли, спасением от которых стала не только целебная мазь, но и сонный отвар по особому рецепту леди Уиклиф, приготовляемый ею для раненых, заполонивших Картер Хаус.
– Я так испугалась, когда сэр Мармадьюк на руках внес вас в дом, – Джоанна воткнула иглу с красной шерстяной нитью в ткань и сделала ровный стежок.
Как у церкви ее подхватил невесть откуда взявшийся сэр Мармадьюк Скроуп, Мод помнила смутно, а дорогу до Картер Лейн и вовсе провела без сознания, очнувшись лишь в постели от боли, когда Джоанна стала обрабатывать ее рану.
– Странно, я не видела в церкви сэра Мармадьюка, – пробормотала Мод.
– Он туда как раз шел, – пояснила Джоанна. – Заметил, как вы выходите, и направился к вам, а тут все и случилось. Прямо у него на глазах. Говорит, позади вас стоял какой-то человек, похожий на бродягу. Верно, воришка. Здесь, в городе, их полным-полно. Хотел срезать у вас кошелек, но промахнулся. И ведь какие богохульники?! Набрасываются на людей среди бела дня, на святом месте! Сэр Мармадьюк вытащил из раны кинжал, завернул вас в свой плащ да на руках в карету и отнес. Красивый такой серый плащ, теперь весь в кровяных пятнах. Я уж чистила, чистила, да разве кровь отчистишь? Так вот сэр Мармадьюк с мистером Потингтоном вас сюда и привезли...
– Вор, – кивнула Мод, с облегчением принимая самое разумное, единственное объяснение случившемуся. А она-то... В каком бреду ей пришла в голову мысль, что ее хотели убить? И не неизвестный воришка, а Кардоне. Эта мысль терзала ее с того момента, как она пришла в сознание, и мучила куда сильнее боли от раны. Ведь именно Кардоне знал, что она придет... может прийти в эту церковь и в это время.
Конечно, ее всего лишь пытались ограбить, хотя... удар был сильный, а для того, чтобы срезать кошелек, оружием так не замахиваются… Кто бы это ни был, но только не Кардоне, ему незачем было ее убивать. Да и вонзить кинжал в спину, тем более женщине, – недостойно даже для бродяги.
– Сэр Мармадьюк приезжает каждый день, справляется о вашем самочувствии… – добавила Джоанна, уткнувшись в рукоделье.
– Я должна быть ему благодарна. А были ли какие известия от графа Нортумберленда? Или от барристера? – спросила Мод.
– Стивен известил его сиятельство, что вы заболели, – сказала Джоанна.
– И что граф?
– Выразил сочувствие через посыльного, – с заминкой ответила Джоанна. – Мистер Ламлей сообщил, что вышел на секретаря судьи, который занимается делом сэра Уильяма, – бодрым голосом продолжила она. – И он сказал, что кто-то еще хлопочет за вашего отца.
«Неужели граф Нортумберленд все-таки принял в нас участие?!» – с надеждой подумала Мод.
– Мне пора идти, заниматься хозяйством. Дорогая, я зайду попозже, отдыхайте, – леди Уиклиф ласково похлопала девушку по руке и вышла.
Мод откинулась на подушки и задумалась о сэре Мармадьюке, который производил впечатление самоуверенного и весьма разборчивого джентльмена, избалованного успехом у дам благодаря своим манерам и привлекательной внешности. Его внимание не могло не льстить, забота его была приятна. При других обстоятельствах, вероятно, ее сердце было бы задето гораздо сильнее, но оно уже не было свободно. Кардоне, безродный бродяга, ее спаситель и защитник, нежный и ласковый возлюбленный, грубый и циничный обидчик и обманщик... Гордый, самолюбивый и... мстительный?..*
Мод потеребила пальцами шнурки на груди, поморщилась, когда задела ими ссадину на шее – след ее отчаяния и гнева у Мургейта, вытащила из-под камизы изумруд, полученный от мужа, залог его отсутствия, дань покинутой им жене. И амулет, подаренный Кардоне в ночь их любви. Как знак признательности, удовлетворенного желания? Или то цена ее невинности? Он сказал, этот амулет спасает от смертельных ран и не раз выручал его... Может быть, там, у церкви, подарок Кардоне и спас ей жизнь, когда она чудом избежала гибели от руки неведомого или... все же знакомого ей бродяги?
Мысли о Кардоне смешались в беспокойный клубок тоски, воспоминаний и подозрений. Вновь и вновь она перебирала в памяти мгновения, проведенные с ним, одно за другим, по порядку и вперемешку, молилась, прося небеса простить свершенный ею грех, и забывалась на полуслове, вдруг, словно наяву, ощутив его прикосновения. Все это вздор, блажь, шалости крови, сказала бы умудренная опытом женщина. Фиалкой, расцветшей в холода, нежданной, гиблой, сладкой, обреченной, назвал бы поэт то, что чувствовала девушка, ощутившая благоуханье мига и того не более...*
* * *
К вечеру того же дня Ральф и Бертуччо были в нескольких милях от Корбриджа. Кони устали, и путешественники дали им отдых, пустив медленным шагом. Копыта лошадей тонули в толстом ковре опавшей листвы, влажный прохладный воздух заглушал звуки. Это были свои, знакомые места, те, которые невозможно забыть, хоть покинь их на десятки лет. Голые ветки ясеней в кружевном танце сплелись с суровыми дубовыми ветвями, кусты боярышника пурпуром и темной зеленью оживляли осеннюю наготу леса. Еще кое-где сохранились чуть подпорченные холодом плоды. Ральф на ходу сгреб с куста ягоды, а заодно и листья, и длинные колючки, которыми грозно ершились ветви, разжал руку – на желтой коже перчатки среди помятого пурпура и иголок лежали три красновато-янтарных яблочка боярышника. Он опять вспомнил Мод, сжал руку, давя ягоды, отшвырнул их прочь.
Бертуччо вдруг придержал коня, предостерегающе махнув рукой. В полутора десятке ярдов среди деревьев темнели фигуры трех всадников. Перси подал рыжего назад, за ствол старого огромного дуба, сохнущего в объятиях плюща, что обвил его густым, вечнозеленым ковром.
Люди в лесу были увлечены своим разговором, а листва на земле заглушала звуки копыт, поэтому эти трое не заметили приближающихся путников.
– Херон, какого дьявола?! – воскликнул один из всадников – джентльмен, судя по добротному, подбитому мехом, плащу.
– Похоже, одному из них не повезло, – пробормотал Бертуччо.
Беседа не выглядела мирной. Двое явно брали третьего в клещи, зажимая с двух сторон. Джентльмен пытался вырвать повод своего коня из руки плотного, широкого в плечах всадника.
– Сэр, нам просто нужно поговорить, – второй из нападавших, которого звали Хероном, кивнул своему подручному. Тот резко дернул повод, ударил рукоятью меча по руке джентльмена – всадник охнул от боли и разжал пальцы. Кожаный шнур, ероша гриву, скользнул по шее лошади. В следующее мгновенье широкоплечий завладел уздой.
– Поговорить?! – человек в плаще схватился было за меч, но противник перехватил, резко заломил его руку, заставив несчастного взвыть, и разоружил его, ловко вытащив клинок из ножен.
– Силы небесные, что вы делаете?! Это называется – поговорить?! – кричал пленник.
– Да не волнуйтесь вы так, сэр, – почти ласково ответил Херон. – Это в ваших же интересах. Я делаю все, чтобы спасти вас от разбойников из Хексама и Тайндейла. Вы забыли, что они хотят убить вас?
– А вы?! Вы что хотите?
Джентльмен ухватился за луку седла и, желая подъехать к своему противнику, ударил коня по бокам, но тот лишь заплясал на месте – напарник Херона крепко держал повод.
– Чего я хочу? – Херон рассмеялся. – Денег, разумеется. Звонких монет. Сэр Ингрем Грей, ваш старый приятель, не пожалеет выложить кругленькую сумму, когда я доставлю вас к нему.
– Что?! Грей?! – пленный даже подпрыгнул в седле. – При чем здесь Грей? Вы же сказали, что монахи из Хексама ищут меня.
– И монахи, и люди из Тайндейла, и многие другие, кому вы очень не нравитесь. Вы нажили себе много врагов, сэр. И среди них, как вы догадываетесь, небезызвестный вам сэр Ингрем, который наверняка частенько поминает вас... в своих молитвах...
Херон опять рассмеялся, ему низким баском вторил его подручный.
«Сэр Ингрем Грей? – Ральф усмехнулся, услышав знакомое имя. – Старый приятель, без которого в юности не обходилась ни одна охота, набег за Адрианову стену или вылазка к веселым селянкам. И кого же это хотят привезти к сэру Ингрему, да еще и получить за него деньги?»
– О чем они говорят, мессер? – спросил Бертуччо. – Кажется, собираются разделать несчастного на жаркое?
– Нет, скорее, он нужен им целым. Этот джентльмен из тех, за кого найдутся желающие заплатить, – прошептал Ральф.
– Тогда почему бы не сделать этот выкуп нашим?
События развивались стремительно. Каким-то чудом джентльмену удалось спрыгнуть с коня, он бросился бежать, но навстречу ему выехали еще двое конных.
– Ловите его! – крикнул Херон, пришпоривая свою лошадь. Прошло несколько мгновений, и пленник, что-то крича, заметался между всадниками, споткнулся, упал на землю лицом вниз и затих.
Херон спешился и, подойдя к лежащему человеку, пихнул его сапогом в бок.
– Вставайте, сэр, вам лучше поехать с нами и не пытаться сбежать.
– Кажется, ты прав, Берт, – пробормотал Ральф. – Этот выкуп будет нашим. Твои те, что справа. Похоже, вся компания в сборе.
– У меня лучше работает левая рука, мессер! – усмехнулся Бертуччо, глаза его блеснули в предвкушении драки.
Ральф тронул коня и медленно выехал из своего убежища за стволом оплетенного плющом дуба.
– Приветствую вас, джентльмены, – объявил он, останавливая рыжего перед ошарашенной компанией. – Кажется, у этого господина, – он кивнул в сторону пешего, поднявшегося с земли, – что-то стряслось?
Херон взялся за рукоять меча, отнятого у пленного.
– С джентльменом? С ним все благополучно. И с вами, сэр, все будет хорошо, если вы поедете своей дорогой, не заметив нашей дружеской компании.
– Сэр! На меня напали разбойники! Помогите, Христом Богом молю! – закричал плененный.
– Ну, какие же мы разбойники? Мы ваши добрые приятели, – откликнулся Херон. – Вы упали с лошади, ушиблись... Мы поможем вам сесть в седло. А господин поедет своей дорогой.
Предводитель вскочил на коня, сжимая меч в руке. Его приятели, как по команде, выехали вперед и встали рядом. Тот, что держал лошадь пленного, оттеснил безоружного джентльмена в сторону.
– Вы не ответили мне, – отрезал Ральф, в упор глядя на Херона.
Речи главаря шайки разозлили его – если он и колебался, стоит ли вызволять пленника, едкий тон и ухмылки Херона перевесили чашу весов не в пользу последнего.
Перси махнул рукой, и из-за деревьев тенью метнулся всадник на гнедом. Бертуччо внезапностью своего появления внес смятение в рядах противника и сразу уменьшил число похитителей на одного, сбив его с коня ударом плашмя мечом.
– Проклятье! – взревел Херон, поднимая меч и бросаясь на Ральфа. Ему на помощь кинулся второй. Звон стальных клинков, тяжелое дыхание взбудораженных схваткой мужчин, звенящий металл, рвущий мягкую плоть – Херон оказался ловким бойцом. Ральфу пришлось попотеть, прежде чем он нанес удар, выбивший противника из седла. Нервно заржал конь, потерявший седока.
Главарь лежал на земле, схватившись за плечо, из-под руки в грубой перчатке сочилась кровь, казавшаяся черной в сумраке леса. Его помощник еще пытался сопротивляться, но Бертуччо наступал с явным перевесом в фехтовальном искусстве. Сбитый им всадник, так и не вступил в бой. Другой сбежал, после того как неаполитанец выбил у него меч.
Пленник вышел из-за дерева, за которым прятался во время схватки, остановился, оглядываясь.
– Кто вы, сэр? – спросил он, обращаясь к Ральфу.
– Как вы с ними расправились, джентльмены! Я вам так благодарен, вы спасли мне жизнь!
Он подошел к лежащему Херону и, в свою очередь, пнул его ногой в бок, как делал тот, когда был хозяином положения.
– Ну что, предатель! Получил ты меня?
Поднял с земли свой меч и приставил острием к горлу поверженного, будто намереваясь проткнуть его.
– Э-э, какого дьявола, сэр! – окрикнул его Ральф, справедливо полагая, что право карать и миловать сейчас принадлежит ему, а не пленнику, что недавно униженно лежал на земле. – Если вы намерены остаться здесь в лесу, воля ваша, а если хотите ехать со мной, решайте быстрее, я спешу.
Пленник еще раз пнул ногой своего обидчика, сунул в ножны меч и, подойдя к своему коню, что послушно стоял на краю дороги, вскочил на него.
– Благодарен вам, сэр, за помощь, – повторил он, подъехав к Ральфу. – Меня зовут Карнаби, сэр Рейнольд Карнаби, вы должны знать обо мне, если знакомы с Нортумберлендом.
«Карнаби?!» – Перси с трудом сдержал проклятье.
Поистине, фортуна прыгала перед ним, бесстыдно задрав юбки!
– Кардоне, – ответил он, глядя в лицо своего недруга. – Мое имя Кардоне...
– Куда держите путь, мистер Кардоне? – спросил сэр Рейнольд, чуть помедлив, явно удивленный странным звучанием имени.
– В Хексам, – Ральф назвал первое, что пришло ему в голову.
– В Хексам? – переспросил Карнаби, помолчал, раздумывая. – Позволите часть пути проехать с вами? Нортумберленд нынче просто кишит разбойниками! Едва началась смута, как зашевелились все воры из Тайндейла и Риздейла.
Он со злостью взглянул на все лежавшего на земле Херона.
– Разумеется, сэр Рейнольд, – коротко ответил Ральф.
Бертуччо связал веревкой поводья лошадей разбойников и уцепил ее конец за заднюю луку своего седла. Путники, оставив негодяев подсчитывать убытки и сожалеть о потерях, двинулись по дороге, темной полосой уходящей в глубину леса.
– Мое поместье в нескольких милях отсюда, – сообщил Карнаби, – в Холтоне. Мерзавец Херон выманил меня из дома, оставив там своих людей. Я еду в Корбридж, там, в Эйдоне, мои люди... Подумать только! Херон, клялся, что друг мне, и хочет меня спасти, а сам... Никому нельзя доверять, сэр, в наше смутное время!
– Вы правы, сэр, доверять нельзя никому! Если только Всевышнему, – сказал Ральф, глядя вперед на дорогу.
– В Эйдон, говорите, – помолчав, добавил он. – Но что же случилось с графом Нортумберлендом? Отчего в Эйдоне ваши, а не его люди?
Карнаби коротко хохотнул.
– Эйдон, считайте, уже не принадлежит семейству графа. Замок и прилегающие к нему земли мне пожаловали за верную службу.
– Вот как обстоят дела! – Перси стоило усилий, чтобы удержаться и не стащить с седла самодовольного наглеца. – Видимо, заслуги ваши велики, раз получили такой жирный кусок.
– Так и есть, – самодовольно подтвердил Карнаби. – Львиную долю состояния Нортумберленда вместе с титулом наследует король, мне же досталась пусть и небольшая часть от пирога Перси, но лакомый кусочек.
Он склонился с седла в сторону Ральфа и, понизив голос, добавил:
– Мне завидуют, вы же понимаете, сэр… Но я честно заслужил это поместье.
– И кто же вам посулил Корбридж? – спросил Ральф, сдерживая клокотавшее в нем бешенство. – Ужель сам король?
– Не король, но некто, кто обладает для того достаточной властью, – ответил сэр Рейнольд и, не удержавшись, хвастливо добавил:
– Считай, второе лицо в королевстве.
Вторым лицом после короля считался лорд-канцлер Кромвель. Карнаби служит одновременно Кромвелю и графу? Интересно, знает ли о том Генри?
Самодовольство Карнаби было настолько велико, что, едва вырвавшись из рук недругов, он тотчас же выложил незнакомцу все, что помогло ему нажить этих самых недругов.
– Корбридж... Бывал там, славное место! Если такое идет в руки, грех не забрать. Но у графа, кажется, был младший брат, не он ли его наследует? – спросил Ральф, постаравшись изобразить безразличие настолько, насколько удалось.
– Младший брат не в счет, – небрежно отмахнулся Карнаби. – Он покинул страну много лет назад и пропал. Его посчитали мертвым, а граф земли-то и прибрал. Все по закону, комар носа не подточит.
– Не знаю, как там насчет комара, – заметил Ральф, – но братец графа покрупнее будет. Бывает, что мертвые возвращаются живыми... Вы не слышали таких историй, Карнаби?
Он засмеялся, хрипло, выжимая из себя смех, изображая неудачливого шутника, смеющегося над собственными сомнительными остротами. О, с каким наслаждением он вонзил бы меч меж ребер напыщенного негодяя. Или врезал кулаком между глаз, на худой случай.
Карнаби заерзал в седле.
– Если он и вернется... вдруг, – глухо сказал он, – не видать ему этих земель. Они принадлежат мне по праву, а не какому-то бродяге, кому это поместье и не нужно. Иначе этот пропавший братец бросил бы свои земли на произвол судьбы?
– Но ведь он, кажется, был женат? Разве не леди Перси наследует земли в случае его смерти?
– Жена не в счет, да и не жена она ему. Брак-то аннулирован, как я слышал. У нее нет никаких прав… Так что, делать Перси-младшему тут нечего. А если появится, пусть пеняет на себя... Корбридж для него потерян.
– Потерян? Какого дьявола… – не выдержал Ральф, подавился своими словами и продолжил, до боли сжав кулак:
– Какого дьявола вы, сэр, выкладываете все это первому встречному?
– Об этом знает все графство, – нисколько не смутившись, ответил Карнаби. – Но позвольте узнать, что привело вас в Нортумберленд, сэр? И откуда держите путь?
– Я – вольный человек, но хочу поступить на службу, хочу... жениться, а для этого дела без монеты не обойтись, согласитесь, сэр. Вот, подумал, не возьмет ли меня на службу констебль Олнвика, сэр Ингрем Грей, – на ходу сочинил Перси.
– Грей! – Карнаби с ненавистью выплюнув имя сквозь зубы. – Дерьмо собачье, этот сэр Ингрем! Собирает вокруг себя прихвостней, вроде Херона, науськивает их на людей, как свору собак. Нортумберленд снял его с должности смотрителя границ, так теперь Грей считает себя смертельно обиженным и пакостит графу, как может. А его сиятельство, чтобы успокоить его, дал ему должность констебля Олнвика! Я ведь предупреждал милорда, что этот тип будет нам костью в горле...
Тем временем они выехали на опушку леса, отсюда дорога спускалась вниз, к заросшему рву, за которым чернели острые, взлетающие в небеса башни Эйдона, его стены темной поблескивающей в лунном свете лентой обнимала река Тайн. Сердце Перси сжалось и отдалось короткой болью.
– Грей набрал одних разбойников себе на службу, – Карнаби оглянулся на лес, из которого они недавно выехали. – Нападают на мирных путников... К нему сейчас съехались все джентльмены Нортумберленда, – в его голосе зазвучала явная обида. – Будто этих безродных прихлебателей можно назвать джентльменами! Собираются обсуждать положение в графстве, не испросив на то моего дозволения… я хотел сказать, дозволения графа. Нет, чтобы делом заняться: монахи в Хексаме бунтуют, вооружаются, меня убить хотят!
– Монахи? Виданое ли дело, монахам бунтовать? Им молиться следует, монахам, – сказал Ральф, почти не задумываясь о том, что говорит.
Мысль – доставить Карнаби в Олнвик, где сэр Ингрем будет очень «рад» его появлению, – пришлась ему по душе. Он поднял руку, словно поправляя шапку, выкинул в условном жесте пальцы. Покашливание Берта сообщило ему, что знак понят.
– И что же монахи? – продолжил Перси разговор.
– Можете себе представить, сопротивляются королевскому указу! – с возмущением воскликнул Карнаби. – Заявили, что скорее умрут, чем подчинятся комиссарам и дадут закрыть монастырь. А сэр Ингрем, вместо того, чтобы утихомирить монахов и разбойников, устраивает собрания. Не удивлюсь, если он сочувствует мятежникам, раз позволяет им бунтовать.
Острые башни Эйдона были совсем близко, да и на дороге могли появиться люди. Мнение Карнаби по поводу сочувствия или негодования сэра Ингрема Ральфа уже мало интересовало, да и Бертуччо, пристроившийся справа, был готов к действиям. Несчастный сэр Рейнольд попал из огня в полымя. Он не сразу понял, что произошло, когда Ральф взялся за повод его коня, потянув в свою сторону, а Бертуччо перехватил всадника, зажав его мертвой хваткой.
– Эй, что вы делаете?! Отпустите меня! – захрипел Карнаби, пытаясь высвободиться, но в следующее мгновенье вокруг его запястий обвилась веревка, и не успел он опомниться, как его руки были крепко-накрепко привязаны к передней луке седла.
– Вы же спасли меня! – закричал он. – Отпустите! Я щедро заплачу! – зачастил он. – Вы не знаете, с кем связываетесь! Вы горько пожалеете о том, что делаете!
Ральф сдернул с Карнаби плащ, оторвал ворот его рубашки и завязал крикуну рот.
– В Олнвик, Берт! – скомандовал Перси.
Он пришпорил рыжего, лошадь Карнаби послушно побежала рядом, пленник качался в седле, хрипел и испускал немые проклятия. Трое исчезали в ночи, держа путь на север, в замок Олнвик, бывшее владение Нортумберлендов, пятьсот лет стоящий каменным стражем, защищая северные границы от набегов шотландцев.
* * *
Река Олн, берущая начало в сердце Нортумберленда, на холмах Чевиота и пересекающая графство с северо-запада на юго-восток, несмотря на свою невеликую ширину, значение имела великое, будучи границей, которую приходилось преодолевать то англичанам, то шотландцам в их долгом споре за право обладать и быть свободными от обладания. Путники без приключений пересекли холмы и пустоши родных мест сэра Ральфа. Фортуна вновь обласкала пирата, дразня изгибами бедер и крепкими икрами, бросив в его руки недруга, да еще и одарив потерянными было лошадьми, число которых в пути чудесным образом то уменьшалось, то вновь увеличивалось.
На рассвете перед ними, на холме среди леса, поднялся замок. Надежный форпост с круглыми башнями, опоясанный мощными стенами. Ральф направил рыжего к воротам, Карнаби покачивался в седле, словно был пьян, Бертуччо, по своему обыкновению, призывал на помощь святого Януария. Перси громыхнул кольцом ворот. В оконце появилось лицо стражника.
– Кто вы, сэр? – спросил он, недоверчиво оглядывая путников, взгляд его застрял на связанном Карнаби.
– Сэр Ральф Перси! – объявил пират. – К сэру Ингрему Грею, по срочному делу!
Карнаби издал приглушенный кляпом звук – то ли вой, то ли хрип, выпрямился в седле, вращая глазами и дергаясь.
– Сэр Ральф... Перси?! – переспросил стражник. – Передайте констеблю, что в Олнвик пожаловал джентльмен, называющий себя сэром Ральфом Перси! – крикнул он кому-то во дворе. – А с ним сэр Рейнольд Карнаби собственной персоной... пожаловал, но, похоже, не по своей воле!
Страж загремел засовом.
– Проезжайте, сэр. Одно ваше имя способно отпереть немало ворот в наших местах, а уж если вы везете в таком виде самого управителя графа Нортумберленда... Многие присутствующие здесь джентльмены это по достоинству оценят.
Путники въехали на широкий, вымощенный камнем двор, лошади звонко застучали подковами, гулкое эхо ударялось о толстые стены крепостных стен, растекаясь по мрачному донжону с узкими окнами. Навстречу всадникам вышел высокий, худощавый джентльмен в тканом узорами джеркине – констебль Олнвика сэр Ингрем Грей. Его сопровождало несколько вооруженных мужчин.
– Сэр Ральф Перси?! – констебль внимательно посмотрел на путника, и тонкие его губы тронула улыбка. – Узнаю, узнаю... Столько лет! Это он! – повернув голову, воскликнул Грей. – И если мои глаза меня не обманывают – Карнаби!
Ральф соскочил на землю, шагнул навстречу знакомому и незнакомому соратнику юношеских безумств.
– Вы узнали меня, сэр Ингрем? А вы, кажется, совсем не изменились! – он протянул руку, коснувшись плеча Грея, тот ответно похлопал Ральфа по плечу.
– Глаза вас не обманывают, хотя мои меня обманули: сэр Рейнольд любезно согласился сопровождать меня, случайно встретившись по пути, но отчего-то не пожелал ехать в Олнвик по собственной воле… пришлось настоять! – сообщил Ральф, пытливо глядя на Ингрема: как-то тот отреагирует на появление плененного Карнаби.
– Не пожелал ехать в Олнвик? – Грей рассмеялся. – Что ж вы так, сэр Рейнольд? Отчего вдруг не захотели составить нам приятную компанию?
Он кивнул своим людям. Двое подошли к Карнаби, стащили его на землю, вынули кляп и развязали руки.
– Наш желанный гость, – пояснил Грей. – И вы, как я понимаю, сами о том догадались. Верно, уже наслышаны о его деяниях?
– Все по закону и желанию его сиятельства, графа Нортумберленда! – просипел Карнаби, выплевывая нитки, оставшиеся во рту от кляпа. – Да и никакой это не Перси. Перси убит... умер много лет назад, а этот выдает себя за него. На самом деле зовут его Кардоне, и он приехал сюда устраиваться на службу. Он лжет, на самом деле он – бродяга и самозванец! Прикинулся другом, все у меня выпытал и решил, что может выдать себя за младшего брата графа.
– И приделал себе лицо младшего брата графа, – продолжил сэр Ингрем, усмехнувшись.
– Наслышан, сэр Ингрем, очень наслышан, – сказал Ральф, – сэр Рейнольд – чужак в наших краях, он не знает Перси в лицо, но я знаю о его делах, – он ткнул пальцем в сторону Карнаби, вскипая бешенством, которое более не попытался скрыть. – Он позарился на мои земли и считает, что это пройдет безнаказанно!
Джентльмены зашумели, поддерживая гнев Перси и обсуждая его возвращение. На какое-то время Карнаби был оставлен в стороне, к Ральфу подходили, хлопали по плечу, представлялись: сэр Роберт Суинхой, сэр Хампфри Фостер, сэр Томас Грей, младший брат Ингрема…
– Вы очень вовремя, Перси! Джентльмены Норта собрались вчера здесь, в Олнвике, чтобы принять важные решения в это неспокойное время. Мы подтвердили свою верность королю и готовность защитить границы, – провозгласил сэр Ингрем.
– Это я всегда верен королю, – возмутился Карнаби, – вы лишь на словах поддерживаете указы короля, а на самом деле выступаете на стороне бунтовщиков. Как вы позволяете себе так обращаться со мной – соратником его сиятельства?! И поддерживаете мятеж в Хексаме! И разбойников! – сэр Рейнольд вошел в раж и уже кричал на Грея:
– Вы берете на службу разбойников! Вы подослали ко мне Херона! А теперь поверили этому проходимцу! И собираетесь за моей спиной, хотя именно я уполномочен его сиятельством и самим лорд-канцлером следить за порядком в графстве!
– Я – констебль Олнвика, и именно на моих плечах лежит обязанность следить за порядком в графстве! Разбойники поплатятся за свои дела, но не вам, Карнаби, поучать меня и обвинять в неверности королю. Не вы ли собрали всех разбойников Риздейла под свое крыло? Не вы ли…
Констебль замолчал, видимо, решив, что сказал достаточно. Джентльмены входили под своды длинного зала.
Грей и Перси отошли в сторону, сэр Ингрем вглядывался в лицо старого приятеля, словно еще раз стремясь убедиться, не обманывают ли его глаза.
– Это я, Ингрем, я, не сомневайтесь! – улыбнулся Ральф.
– Прошло столько лет, вас уже похоронили и появление ваше, да еще и с Карнаби, потрясло меня до глубины души! Я рад, чертовски рад, что вы живы. И прибыли в такое время, когда здесь требуются отважные головы! Где вы пропадали все эти годы?
– Плавал по морям, побывал в Новом свете, – ответил Ральф. – Долгая история.
– Да, сейчас у нас мало времени, джентльмены ждут, но я надеюсь услышать ваши рассказы о странствиях, – Ингрем окинул его восторженным взглядом. – Кстати, как вы встретились с сэром Рейнольдом?
– Мы столкнулись в лесу, в миле от Корбриджа. Его захватила шайка Херона, и нам с оруженосцем пришлось обнажить мечи, дабы спасти жизнь мерзавцу. Когда же я узнал, что вы, сэр Ингрем, начальствуете в Олнвике, а в руки мне попал злейший враг нашей семьи, то решение пришло само. Кстати, Херон пугал нашего общего друга местью монахов – он и им насолил?
– Добился того, что у аббатства августинцев в Хексаме конфисковали земли и передали ему. Наше аббатство не подходило под королевский Акт, его годовой доход совсем невелик из-за набегов шотландцев. Но нашего достопочтимого сэра это не остановило, – объяснил Грей.
– Хексамский монастырь! – воскликнул Ральф. – Велики ли там земли? Жадность его не знает предела!
– Он стал врагом всего графства. Но теперь мы потребуем его объяснений, как он завладел землями Перси, Фостеров, сэра Джеймса Корна, да и с владениями аббатства в Хексаме разберемся. Идемте, сэр Ральф! Нас ждут дела…
Джентльмены Нортумберленда собрались в эти дни под сводами большого зала Олнвика, чтобы получить приказы и советы, как им поступать во имя Всемогущего Господа, короля и благосостояния страны. Так звучала официальная цель приглашения, за которой скрывались и интересы графства, и личные интересы собравшихся. Ведь замыслы великой важности не могут существовать без здоровой корысти, как не может жить в океане кит-великан без своих мелких попутчиков.
Джентльмены ничего не знали о клятве паломников, чьи основные силы осадили Помфрет в Йоркшире. Их, северян, освобожденных от налогов по причине близости опасных шотландских границ, больше волновало сохранение этой привилегии и сохранность собственных земель, чем конфликты между королем и церковью. Волнения в Тайндейле и Ридздейле, вызванные слухами, посягательством на общинные земли и сопротивлением комиссарам аббатством августинцев в Хексаме заставили сэра Ингрема Грея, при отсутствии графа Нортумберленда, смотрителя восточных границ, взять на себя управление.
Когда Грей и Перси вошли в зал, их встретил нестройный гул голосов – джентльмены бурно обсуждали появление младшего Перси, упорство августинцев, дела разбойного люда, пленение ненавистного всему графству Карнаби, падеж овец из-за того, что стада приходилось все время перегонять с места на место и женитьбу старого сэра Джона Уэстморда на юной красавице – дочери разорившегося джентри[5].
– Джентльмены! – провозгласил констебль, выходя в центр зала.
Ему пришлось повторить дважды, пока глаза и уши собравшихся обратились к нему.
– Поговорим о наших насущных делах, джентльмены!
Он замолчал, обведя взглядом присутствующих, ожидая от них знания насущных дел – и не ошибся.
– В Тайндейле и Ридздейле грабежи продолжаются каждую ночь, сэр! Разбойники бесчинствуют на дорогах, а комиссар Коллингвуд привез бумагу о том, что нас обложат налогом. Где это видано, сэр, чтобы джентльмены Нортумберленда платили налог? – вперед выступил сэр Роберт Суинхой.
Его поддержали дружным возмущенным хором.
– Мы знаем наши обязанности!
– Не мы ли кладем свои жизни на северной границе!?
– Король не может пенять на нашу неверность!
– Мы должны писать письмо королю и отправить надежного и уважаемого человека, чтобы он доставил письмо и вручил его лично королю! – воскликнул сэр Роберт.
Разгорелся спор, мнения разделились. Одни, решительные, встали на сторону сэра Роберта, шумно ратуя за письмо, другие, более осторожные, предлагали повременить, понаблюдать, как будут развиваться события, третьи, совсем разумные, предпочитали отмалчиваться.
Констебль взял дело в свои руки, и после долгих дебатов партия решительных одержала победу. Написание письма было поручено Джеймсу Бранчу, который учился в Лондоне на адвоката и надеялся весной поступить в Грейс Инн. Когда же речь зашла о человеке, который взялся бы доставить письмо, добившись приема короля, взоры обратились к воскресшему из мертвых сэру Ральфу Перси. Он не стал возражать, поскольку это не только не мешало его планам, но и давало повод появиться перед королем.
Сэр Ингрем приступил было ко второму вопросу – нужно было избрать двух лейтенантов, которым вменялось командование на восточных и средних границах, но его внезапно прервали – в зал торопливо вошел солдат из гарнизона замка и, поклонившись, что-то негромко сказал сэру Ингрему. Тот же, не сдерживая чувств, громко выругался.
– Карнаби сбежал!
Ральф присоединил к бранным словам констебля свое diavolo.
* * *
И снова дорога, снова копыта рыжего разбивают в пыль ее камни, только на этот раз Ральф уже не просто путник и бродяга, пытающийся найти свой дом, он предводитель отряда, что мчится в сторону Эйдона, куда по донесениям направился Карнаби. В отряде – сэр Роберт Суинхой, Хампфри Фостер, Джон Роддам и люди из гарнизона Олнвика. Кто скажет, что северяне воинственны? Они спокойны и рассудительны, но до тех пор, пока дело не касается их привилегий и их собственности. Они готовы присягнуть кому угодно, лишь бы Ньюкасл-на-Тайне стоял на месте, а овцы паслись на лугах.
Люди сэра Ингрема перекрыли дорогу на Чиллингем, где Карнаби мог бы получить защиту, и он направился в Эйдон, чтобы найти убежище в стенах захваченного им замка. Это подтверждали жители деревень, через которые проезжала погоня.
Отряд мчался по холмам и лесам, где «ясень и дуб, и зеленые братья уютно увиты плюща одеялом», только никто из джентльменов не замечал красот Нортумберленда. Догнать ненавистного Карнаби и вернуть свою собственность – вот чем был одержим Ральф и славные мужи северного графства.
Стены Эйдона казались желтоватыми в лучах неяркого октябрьского солнца, острые башни летели ввысь, в нежданно чистые небеса. Остановившись на опушке леса, Ральф смотрел на стены некогда своего замка – за спиной нетерпеливо переговаривались сторонники, готовые поддержать своими мечами. Сложность была в том, что он находился на суше, и штурмовать предстояло не корабль, качающийся на волнах океана, а каменные стены и накрепко запертые ворота, которые нельзя взять на абордаж. Но не напрасно он получил свое прозвище – Репейник, упрямый, цепляющийся колючками за все, что попадалось на пути.
Чертополох всегда в изобилии рос под стенами замка, и будь ныне середина лета, сиреневый ковер его неказистых цветов покрывал бы луг и склоны, спускающиеся ко рву Эйдона. Дальше за лугом начинался лес у подножия каменистого холма. Там, среди валунов, полукругом окаймляющих холм, словно уложенных здесь великаном, среди переплетенья колючего чертополоха находился лаз, ведущий в подземный ход в замок. Перси провел свой восемнадцатый год в Эйдоне, тогда и обнаружил ход, бродя в поисках застреленной из арбалета куропатки, упавшей в заросли. Конечно, за эти годы лаз могли и засыпать, но мысль была неплоха и требовала проверки.
– Штурмом замок не возьмешь, – произнес Ральф. – А ворота нам никто не откроет.
Суинхой, гарцующий рядом на гнедом коне, не преминул упрекнуть его в нерешительности, посетовав, что годы отсутствия на острове сильно изменили бесшабашного Перси.
– Вы постарели, Перси! Странствия не пошли вам на пользу! – с досадой бросил он.
– Вы напрасно упрекаете меня, Суинхой! Я не собираюсь отступать, тем более дважды!
– Дважды? ¬¬– удивился тот.
– Да, ведь я второй раз в Нортумберленде, – объяснил Ральф. – Вернулся на остров, помчался на север, домой, и обнаружил, что в замке хозяйничают чужаки. Мне пришлось возвращаться в Лондон, чтобы увидеться с братом.
– Граф одарил Карнаби слишком многим, тот влез в его доверие, словно лис, еще во времена, когда был подручным Уолси. А вы покинули родину и пустились в странствия, – мрачно ответил Суинхой. – Но что вы собираетесь делать? У вас есть план?
– Осадим замок и пошлем за подкреплением, – предложил Фостер.
– Не зачтется ли нам такое своеволие? – спросил осторожный Роддам.
– Зачтется… – бросил Перси. – Вы можете оставить нас и вернуться в свое поместье!
– Я подумаю, сэр, – проворчал тот в ответ.
– Вы слышали про подземный ход Эйдона? – продолжил Ральф.
– Подземный ход? – оживился Суинхой. – Это легенда, он давным-давно завален…
– Посмотрим. Отойдем в тот лесок, – Ральф махнул в сторону холма, – а немного погодя проверим, что и как.
Он чувствовал себя в своей стихии, когда нужно действовать, видя перед собой цель, и от этого азартом вскипала кровь.
Ральф и Бертуччо отправились в разведку, взяв с собой молодого парня по имени Джон, солдата из гарнизона Олнвика. Кожаный дублет, кинжал, волосы перевязаны платком, пара факелов и воздушный поцелуй легкомысленной фортуны – Ральф чувствовал себя почти на палубе корабля, выслеживающего судно-жертву.
Он не сразу нашел лаз – узкую расщелину меж камней, собрав на себе все окрестные колючки. Заглянув внутрь, вдохнул затхлую сырость подземелья.
– Здесь узкий проход, затем он должен стать шире, можно будет идти во весь рост. Если только он не завален. Эй, парень, зажигай факел, посмотрим, что здесь творится.
Огонь, сначала осторожно, затем бурно, заметался на смоляном факеле, осветив поросшие мхом каменные стены лаза, по которому можно было передвигаться только ползком.
– О, Святой Януарий, куда нас занесло! – воскликнул Бертуччо. – Бояться? – обернулся он к Джону.
– Нет, сэр! – голос парня прозвучал вполне уверенно.
Ральф отправился первым, следом, затушив факел, двинулся Джон, Берт замыкал процессию. Они ползли довольно долго, вниз, в полной темноте, по бесконечному каменному рукаву, который то сужался так, что казалось, дальше пути нет, то расширялся, давая возможность чуть расправить плечи и вздохнуть.
Наконец ход превратился в коридор, разведчики зажгли факелы и двинулись дальше.
– У вас хороший память, мессер! – отвесил комплимент Бертуччо.
– Неужели ты сомневался, Берт?
– Не осмелился бы, мессер!
Свет факела вырвал из темноты плотно сбитый каменный свод хода, через несколько шагов – ниша, из которой пустыми глазницами глянул пристроенный там череп. Джон охнул и сконфуженно замолчал.
– Что, страшно? – насмешливо спросил неаполитанец в спину Джона.
– Нет, сэр! – ответил мужественный парень.
Коридор повернул налево, становясь уже, и вскоре закончился ступенями, ведущими наверх, к железной двери. Оставалось совсем немного – открыть ее, не производя лишнего, а лучше вообще никакого шума. Перси поднялся по ступеням, следом за ним отправился Джон с факелом.
– Святой Януарий, помоги нам! – пробормотал за спиной Бертуччо. – У двери есть секрет, мессер?
Свет факела вдруг метнулся по стене, словно испугавшись, раздалось глухой вскрик и грохот падающего тела. В тишине звуки были подобны раскатам грома. Ральф и Бертуччо в безмолвии уставились на Джона, рухнувшего с лестницы.
– Оступился, сэр, – виновато прохрипел тот, сжимая в руке спасенный от падения факел.
Они замерли и прислушались, но им ответила лишь тишина – кажется, неловкость Джона не была никем услышана.
Ральф провел рукой по стене, пытаясь найти камень с секретом – ключом к замку, запирающему дверь. Кладка стены казалась монолитом, но один из камней сдвинулся под его пальцами. Он вытащил его, уцепив за почти незаметную выемку – в образовавшемся пазу повернул железное кольцо. Бертуччо, по его кивку, осторожно потянул недовольно заскрежетавшую дверь на себя. Через несколько мгновений двое, отодвинув гобелен, что прикрывал проход снаружи, проскользнули в темноту комнаты, оставив Джона у двери.
Ральф остановился, ожидая, пока глаза привыкнут к мраку. Рядом шевельнулся Берт, двинулся вперед, ступая мягко, как кот. Постепенно стали видны очертания комнаты – старого кабинета. Оруженосец осторожно открыл дверь, и они вышли в длинный зал, который из-за светлого камня стен назывался Белым. Впереди послышались шаги, затем раздались мужские голоса, один из них, с визгливыми нотками, похоже, принадлежал неуемному Карнаби. Ральф скользнул за колонну, Бертуччо растворился в полумраке. Собеседники остановились в переходе, ведущем, насколько помнил Ральф, в кладовые и на кухню.
«Они не решатся, кто же будет штурмовать замок, шестнадцатый век на дворе…», – говорил кто-то низким басом. «Ты не понимаешь, этот самозванец на все способен!» – отвечал Карнаби. Снова шаги, голоса затихли, скрипнула дверь. Ральф метнулся вслед. Он пробирался по залам и коридорам замка, почти инстинктивно вспоминая их расположение. Бертуччо не преминул заглянуть на кухню, где выдал себя за слугу вновь прибывшего джентльмена и успел отведать холодной курятины – остатков ужина, а заодно и выяснил, что джентльмены почивают в восточных комнатах, а солдаты съели все недельные припасы еды.
Когда совсем стемнело, Ральф и Бертуччо связали сонных стражей и открыли западные ворота. Джон был отправлен по подземному ходу обратным путем, чтобы привести половину отряда. Вторая половина вошла в замок открыто, через ворота. Суинхой и Фостер вступили в короткую схватку – защитники замка не слишком усердствовали, некоторые перешли на сторону атакующих, услышав имя Перси. Лишь сэр Рейнольд с парой верных людей, которые и помогли ему бежать из Олнвика, пытался сопротивляться, не желая смириться с очередной неудачей – ведь столько лет фортуна благоприятствовала ему. В моменты отчаяния и не слишком храбрый по натуре человек способен на дерзкий поступок и становится опасным противником – Перси и Карнаби скрестили мечи среди белых стен Белого зала, видевших за триста лет не один кровавый поединок.
– Граф отомстит за меня, если что-то со мной случится! Вы творите беззаконное дело! Самозванец! – кричал сэр Рейнольд, делая выпад мечом.
– Это ты самозванец, Карнаби! Жадный негодяй! – ревел Перси нанося ответный удар.
Из-под горячего металла клинков россыпью летели искры. Джентльмены и слуги собрались в зале, окружив соперников, словно на рыцарском турнире, какового давно не бывало в здешних местах. Карнаби наступал, тяжело дыша, но ловко орудуя мечом. Вновь скрестились клинки. Готовьтесь. Бьюсь. Удар. Отбито. Судьи! Удар, удар всерьез. Возобновим. На этот раз дуэль без баловства. Я попрошу вас нападать, как надо. Боюсь, вы лишь играли до сих пор.*
Ральф ударил, острие меча скользнуло, разрывая ткань дублета, и вонзилось в плечо противника. Сэр Рейнольд взревел, пошатнулся, Перси отпустил меч, в это мгновение Карнаби ринулся на него, держа клинок перед собой, как копье – Ральф коротким ударом выбил меч из его рук, Карнаби пробежал несколько шагов и рухнул на каменный пол. На миг воцарилась тишина, джентльмены дружным гомоном выразили свое удовлетворение исходом поединка.
Перси вернул свой меч в ножны и тяжело опустился на скамью, стоящую у стены. Карнаби, шатаясь, поднялся на ноги, зажимая рукой рану.
– Проклятье, проклятье на твою голову… Перси.
– Так значит, ты признаешь, что я – Перси? – спросил Ральф.
– Ты поплатишься за все!
– А пока платить будете вы, сэр Рейнольд, – вступил Суинхой.
– Расплатишься за все наши земли! – воскликнул, подходя Фостер.
– Подлая пиявка! – добавил Перси. – Вы воспользовались слабостью моего брата и моим отсутствием, посчитав меня лежащим на дне морском! Не выйдет! А документы на земли будут здесь! – он поднял руку со сжатым кулаком.
– Нет у меня никаких документов! У графа, у графа спрашивайте. Мне отдали земли, а документы… документы будут потом! – застонал сэр Рейнольд.
– Я поверю, что у вас их нет. И чтобы в Корбридже не осталось никакого напоминания о вас и ваших людях!
– Сэр Ральф, что будем с ним делать? – спросил Суинхой.
– Пусть напишет бумагу, что отказывается от всех своих притязаний на наши земли! – выкрикнул Фостер.
– Лучше отпустить, – предложил осторожный Роддам.
Все взоры обратились на Перси – ему, их предводителю, предстояло решать, что делать с сэром Рейнольдом Карнаби. Ральф засунул меч в ножны и подошел к поверженному противнику.
– Сегодня сэр Рейнольд подпишет бумаги и посидит под замком до завтра, а потом уберется отсюда прочь вместе со своими людьми, – сказал Ральф, глядя на Карнаби. – Надеюсь, что после рассвета вы навсегда покинете земли Нортумберленда, сэр. Здесь владения Перси.
[1] «Это безводные облака, носимые ветром; осенние деревья, бесплодные, дважды умершие, исторгнутые» – Библия, Новый Завет, «Соборное послание св. Ап. Иуды» 1:2
[2] mad(англ.) – безрассудная, сумасшедшая.
[3] «Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного» – Библия, Новый Завет, «Первое послание к Тимофею» (1 Тим 5:8).
[4] Из старинной народной песни Нортумберленда. Перевод О.Болгова.
[5] Джентри – нетитулованное мелкопоместное дворянство в Англии.
июнь, 2011 г.
Copyright © 2010-... Ольга Болгова, Екатерина Юрьева Другие публикации авторов: Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование материала полностью или частично запрещено |