графика Ольги Болговой

Литературный клуб:

Мир литературы
  − Классика, современность.
  − Статьи, рецензии...
  − О жизни и творчестве Джейн Остин
  − О жизни и творчестве Элизабет Гaскелл
  − Уголок любовного романа.
  − Литературный герой.
  − Афоризмы.
Творческие забавы
  − Романы. Повести.
  − Сборники.
  − Рассказы. Эссe.
Библиотека
  − Джейн Остин,
  − Элизабет Гaскелл,
  − Люси Мод Монтгомери
Фандом
  − Фанфики по романам Джейн Остин.
  − Фанфики по произведениям классической литературы и кинематографа.
  − Фанарт.

Архив форума
Форум
Наши ссылки


Публикации полного собрания «Ювенилии»
Ранние произведения Джейн Остен «Ювенилии» на русском языке
(ранние произведения Джейн Остен)

«"Ювенилии" Джейн Остен, как они известны нам, состоят из трех отдельных тетрадей (книжках для записей, вроде дневниковых). Названия на соответствующих тетрадях написаны почерком самой Джейн...»

О ранних произведениях Джейн Остен «Джейн Остен начала писать очень рано. Самые первые, детские пробы ее пера, написанные ради забавы и развлечения и предназначавшиеся не более чем для чтения вслух в узком домашнем кругу, вряд ли имели шанс сохраниться для потомков; но, к счастью, до нас дошли три рукописные тетради с ее подростковыми опытами, с насмешливой серьезностью озаглавленные автором «Том первый», «Том второй» и «Том третий». В этот трехтомный манускрипт вошли ранние произведения Джейн, созданные ею с 1787 по 1793 год...»


О жизни и творчестве
Элизабет Гаскелл


Впервые на русском языке опубликовано на A'propos:

Элизабет Гаскелл «Север и Юг» (перевод В. Григорьевой) «− Эдит! − тихо позвала Маргарет. − Эдит!
Как и подозревала Маргарет, Эдит уснула. Она лежала, свернувшись на диване, в гостиной дома на Харли-стрит и выглядела прелестно в своем белом муслиновом платье с голубыми лентами...»

Элизабет Гаскелл «Жены и дочери» (перевод В. Григорьевой) «Начнем со старой детской присказки. В стране было графство, в том графстве - городок, в том городке - дом, в том доме - комната, а в комнате – кроватка, а в той кроватке лежала девочка. Она уже пробудилась ото сна и хотела встать, но...»

Элизабет Гаскелл «Занимательно, если не выдумки» (Выдержки из письма Ричарда Виттингема, эсквайра) (перевод С.Поповой) «В своё время Вас настолько позабавило чувство гордости, испытываемое мною по поводу происхождения от одной из сестёр Кальвина, вышедшей замуж за Виттингема, декана Дарема, что сомневаюсь, сможете ли Вы оценить глубину и важность мотивов, приведших меня...»

Элизабет Гаскелл «Признания мистера Харрисона» (перевод С.Поповой) «Ярко пылал огонь в камине. Жена только что поднялась наверх уложить ребенка в постель. Напротив меня сидел Чарльз, загорелый и импозантный. Как приятно было осознавать, что впервые с мальчишеских времён мы сможем провести несколько недель под одной крышей...»


Дейзи Эшфорд «Малодые гости, или План мистера Солтины» «Мистер Солтина был пожилой мущина 42 лет и аххотно приглашал людей в гости. У него гостила малодая барышня 17 лет Этель Монтикю. У мистера Солтины были темные короткие волосы к усам и бакинбардам очень черным и вьющимся...»


Cтраницы Архива Форумов:

Экранизация романа Джейн Остин "Гордость и предубеждение" «Любопытная рецензия, действительно. Ну, ГиП-2005 - это вообще недоразумение какое-то, а не экранизация, ее серьезно и воспринимать-то невозможно. Мы с подружкой пошли в кино исключительно посмеяться, и, честно говоря, в некоторых местах просто хохотали в голос (один мраморный бюстик Дарси чего стоит, не говоря уж о кабанчике... :))) Кира Найтли - никакая не Лиззи, а самая натуральная Лидия, и ведет себя соответственно...»

Наш Пушкин «В попытке сказать что-либо о Пушкине я сразу вспоминаю посвященные ему огромные труды. Люди потратили на исследования жизни и творчества годы и годы. Разобрано каждое слово, каждый рисунок изучен, расписана по минутам жизнь, даже косвенные упоминания в чужих дневниках, письмах, мемуарах взяты на карандаш...»

Персонажи произведений Л.Н.Толстого «Что касается хитрости Сони... Мне она не кажется хитрой. Несчастной, одинокой, зависимой, безотказной. И письмо Николаю, насколько я помню, она написала не потому, что просчитала все ходы, а под страшным давлением старой графини, которая ей жизни из-за этого не давала. Соне просто некуда было деваться и ничего не оставалось делать, как освободить Николая от данного слова. Между прочим, мужские персонажи в Войне и мире, тоже далеки от идеала. Тот же Николай, например, совсем не походит на благородного героя. Как и князь Андрей, и Пьер. Первый слишком циничен, второй - глуповат. Самый симпатичный герой для меня - Васька Денисов...»

Повседневная жизнь в живописи «Когда мы читаем наши любимые книги о 18-19 веке, нам хочется получить представление и о повседневной жизни героев. По этой причине у меня собралась коллекция из жанровых картин, которые помогают хоть отчасти удовлетворить любопытство...»

Путешествия, впечатления
- Финляндия (Хельсинки)

«До Хельсинки добиралась из Питера скоростным поездом "Аллегро" - три с половиной часа, и вы на месте. Цена проезда более 4 тыс, но есть утренний, эконом, в три раза дешевле при той же скорости....»


На нашем форуме:

  Идеальные герои. Кто они? что можно сказать про Татьяну Ларину и Евгения Онегина? Ну, Онегин явно не идеал, наш скучающий денди. Татьяна, робкая душою, гораздо больше подходит под идеал женщины (и Пушкин ее любил). Но я думаю, она идеальна с точки зрения мужчин, но никак не женщин. Хотя и мужчины здесь лицемерят. Почему?
 Коллективное оригинальное творчество «Принимают участие все желающие. Соавторами избирается ответственный редактор-координатор, в чьи обязанности входит координация работы соавторов. Также он следит за развитием сюжета, собирает написанные отрывки и т.д. Авторские фрагменты, рассказы и т.д. пишутся в...»
 Живопись, люди, музы, художники «Со старых полотен на нас смотрят лица давно ушедших людей, мы слышим шум городов и плеск воды, видим давно прошедшие закаты и восходы, художники сохранили для нас на своих полотнах не только изображение, но и жизнь, следы былых страстей, надежд и чаяний...»
Ужасающие и удручающие экранизации «Ну вот, дождались очередной экранизации "Войны и мира" Судя по рекламе, Наташа там блондинка и ваще... что-то неудобоваримое. Мне лично очень даже нравится "олигофренка", как тут комментировали, Хепберн...»
Странности любви: Почему Он выбрал именно Ее? «Тема всплыла во время обсуждений "Водоворота" Почему Палевский выбрал Докки? И сразу параллельно возник этакий глобальный вопрос - почему этот мужчина выбирает именно эту женщину? Иногда - объяснение находится быстро, иногда - мысль о "несоответсвии" предлагаемых индивидов заставляет всерьёз задуматься о странностях любви. Чтобы не оффтопить в "Водовороте" глобально, предлагаю вспомнить и обсудить прочитанные истории любви, счастливые и не очень, которые объединяет недоумение: Почему Он выбрал именно Ее?...»
Слово в защиту... любовного романа? «Если попытаться дать формулировку любовному роману, то она может звучать так: история романтических взаимоотношений мужчины и женщины со счастливым завершением, т.е. взаимном объяснении в любви и разрешением всех недопониманий...»

«Мой нежный повар» Неожиданная встреча на проселочной дороге, перевернувшая жизнь
«Записки совы» Развод... Жизненная катастрофа или начало нового пути?
«Все кувырком» Оказывается, что иногда важно оказаться не в то время не в том месте
«Новогодняя история» Даже потеря под Новый год может странным образом превратиться в находку
«Русские каникулы» История о том, как найти и не потерять свою судьбу
«Пинг-понг» Море, солнце, курортный роман... или встреча своей половинки?
«Наваждение» «Аэропорт гудел как встревоженный улей: встречающие, провожающие, гул голосов, перебиваемый объявлениями…»
«Цена крови» «Каин сидел над телом брата, не понимая, что произошло. И лишь спустя некоторое время он осознал, что...»
«Принц» «− Женщина, можно к вам обратиться? – слышу откуда-то слева и, вздрогнув, останавливаюсь. Что со мной не так?...»

Экзерсис «Едва она расправила свое измученное измятое тело, вздохнула своими пышными формами, как в то же мгновение неведомая сила...»

Рождественский переполох в Эссексе «− Зачем нам омела, если все равно не с кем поцеловаться? − пробормотала Эми, вдруг вспомнив молодого джентльмена, который сегодня...»

Константин Коровин

По картине Константина Коровина «У окна» «- Он не придет! – бормотала бабка, узловатыми скрюченными пальцами держа спицы и подслеповато вглядываясь в свое вязание...»

Если мы когда-нибудь встретимся вновь - рассказ с продолжением «Даша вздрогнула, внезапно ощутив мурашки, пробежавшие по позвоночнику, и то вязкое напряжение, которое...»

В поисках принца «Еловая ветка отскочила и больно ударила по лицу... И что взбрело им в голову тащиться в этот Заколдованный лес?!..» и др.

Авантюрно-исторический роман времен правления Генриха VIII Тюдора
Гвоздь и подкова
-

Авантюрно-исторический роман времен правления Генриха VIII Тюдора



Метель в пути, или Немецко-польский экзерсис на шпионской почве
-

«Барон Николас Вестхоф, надворный советник министерства иностранных дел ехал из Петербурга в Вильну по служебным делам. С собой у него ...секретные документы министерства, а также инструкции, полученные из некоего...»


из журнала на liveinternet

Триктрак «Они пробуждаются и выбираются на свет, когда далекие часы на башне бьют полночь. Они заполняют коридоры, тишину которых днем лишь изредка нарушали случайные шаги да скрипы старого дома...»


 

Литературные забавы

Екатерина Юрьева

Любовно-исторический роман

Водоворот

«Одним ожесточеньем воли
Вы брали сердце и скалу, -
Цари на каждом бранном поле
И на балу».

Марина Цветаева
Генералам двенадцатого года

Начало       Пред. глава

Приложения (бонусы) к роману

Книга I

Течение

«И чьи глаза, как бриллианты,
На сердце оставляли след...»

Марина Цветаева

Глава VII

− Они живут на мои деньги, в моем доме, пользуются моими связями и еще на меня дуются, потому что, видите ли, за мной ухаживают их женихи, хотя это вовсе и не женихи, во всяком случае, не их, – жаловалась Докки Афанасьичу.

− Давно говорил вам, барыня, чтоб вы гнали этих прихлебательниц в шею, - сочувствовал слуга, поднося ей «народное средство от всех болезней» - полрюмки водки.

− Ой, не могу пить эту гадость, - Докки с отвращением взглянула на водку. – Лучше принеси мне вина.

− Какая от вина польза? Вода крашеная, - Афанасьич сунул ей в руку рюмку и приготовил кусок хлеба с соленым огурцом. – Выпьете, барыня, и сразу успокоитесь. Ну, оп-оп!

− Успокоюсь... - Докки понюхала водку, сморщилась, одним глотком выпила обжигающую жидкость, задохнулась и передернула плечами. Афанасьич быстро передал ей закуску.

− Бррр, какая мерзость! – она пожевала корку с огурцом и пригорюнилась.

Когда они в пятом часу утра вернулись с бала и разошлись по комнатам, Докки не смогла заснуть и спустилась на кухню выпить лимонаду, где ее и нашел Афанасьич. Теперь они сидели вдвоем: она - в пеньюаре, зябко кутаясь в огромную шаль, Афанасьич – в дневном платье, будто не ложился. Он всегда дожидался барыни, и только удостоверившись, что она благополучно находится в своей комнате, сам шел отдыхать, чутко прислушиваясь ко всем шорохам в доме.

− Какая ж мерзость, барыня? – по привычке возразил он. – Самая что ни на есть целебная мийкстура от напастей и всякой нечисти...

− Эта Жадова... Она рассказывает обо мне ужасные вещи, - продолжала Докки. - Что я де расстроила предполагаемую помолвку князя Рогозина, а теперь отбиваю барона Швайгена у ее дочери и женихов у племянниц. Хотя Рогозин ни с кем не собирался обручаться, барон вовсе не ухаживал за Лизой, а с кавалерами Ирины и Натальи я и вовсе едва знакома. И еще они говорят, будто я вышла замуж из-за денег и теперь ищу нового мужа, которого убьют на войне, а я опять получу наследство...

− А вы не слушайте, - сказал Афанасьич. – Бабы злые и глупые, только и знают, что языками чесать.

− Как не слушать?! – Докки застонала и стала раскачиваться взад и вперед на лавке, причитая:

− Алекса всем говорит, что я тайно помолвлена с Ламбургом, можешь себе представить?! И что она должна за мной присматривать, иначе я промотаю все свое состояние... А Мари... Она тоже злится на меня и - по словам Жадовой - утверждает, что я приехала в Вильну в поисках новых любовников... Жалуется, что переманиваю женихов ее Ирины... А я не переманиваю! И не виновата, что генерал пригласил меня танцевать: ведь не должна же я отказываться, ежели меня приглашают?!

− Не должны отказываться, - подтвердил Афанасьич и разлил еще водки по стопкам. Себе – полную, а Докки – половинку.

− Ну, давайте, оп-оп, по холодненькой, - он придвинул рюмку барыне и залпом опорожнил свою.

Докки опять понюхала, поморщилась и выпила, после чего поспешно сунула в рот кусок хлеба. Она редко пила спиртное, тем более «холодненькую», поэтому ее быстро развезло, на душе вроде бы полегчало, хотя все равно было муторно и противно.

По дороге с бала Алекса и Мари обсуждали вечер и офицеров, девицы шушукались, а потом задремали, и их еле добудились по приезде. И все упорно игнорировали Докки, будто ее вовсе с ними и не было.

«Это я должна была прекратить с ними всякое общение, - думала Докки, крайне задетая демонстративным поведением родственниц. – Это они не только завидуют и злятся на меня, но и через Жадову распускают обо мне отвратительные и ложные слухи...»

Особенно ее обижало поведение Мари, которая, пусть не в деталях, но знала и историю ее замужества, и то, что за все годы вдовства Докки никогда не поощряла ухаживания мужчин и не имела ни одного любовника. Да и сама поездка в Вильну была вызвана совсем другими причинами – и кузина об этом была прекрасно осведомлена - нежели теми, какие ей приписывались сплетнями. Теперь Докки горько пожалела, что доверяла кузине, хотя в ней теплилась надежда, что Мари не замешана в возникновении этих разговоров.

«Верно, Жадова ссылается на нее для достоверности своих рассказов, - предположила она, - делая собственные выводы из общеизвестных фактов, таких, например, что мой муж был старше меня и погиб вскоре после свадьбы, а я унаследовала его свое состояние...»

А Палевский... Докки окончательно сникла, страшась даже вообразить, что думает о ней, и никак не могла понять, почему генерал захотел ей представиться и пригласил на вальс. Она никак не могла забыть это танец с ним и взгляд его поразительных глаз, и при каждом воспоминании об этом сердце ее начинало плавиться, ныть - никогда еще ни один мужчина не приводил Докки в состояние подобного волнения. Каким-то образом граф смог добраться до самых потаенных уголков ее души, до того дремавших, и тем было хуже для нее, потому как его внимание к ней и этот случайный танец только усугубляли ее тайные терзания.

«Поль, - чуть слышно сказала она, и имя его - такое мягкое, музыкальное - перекатилось по кончику ее языка, - Поль... Поль Палевский...»

Докки вздохнула, осознавая, что ей невозможно противиться его обаянию и своей тяге к нему, и если он захочет продолжить их знакомство... Она похолодела от мысли, что он может и не иметь такого намерения.

«Глупости! - одернула она себя и даже погрозила пальцем в воздухе. – Что мне с того, если какой-то легкомысленный и самодовольный тип, дамский угодник, наверняка повеса, к тому же военный - а я их терпеть не могу, особенно генералов, - не пожелает продлить со мной отношения? Да у нас и нет никаких отношений – один танец ничего не значит...»

Но она лукавила сама с собой, потому что уже поняла, что он далеко не пустой человек и не заурядный сердцеед, каким представлялся ей ранее – до их знакомства. И ей будет очень неприятно, даже больно, ежели он более не обратит на нее внимания, хотя дальнейшее общение с ним могло привести к весьма неприятным для нее последствиям. Если ей не простили даже приятельских отношений со Швайгеном, то интерес к ней знаменитого генерала и самого желанного жениха вызовет и вовсе небывалую суматоху среди барышень и их воинственно настроенных матерей. Но куда более Докки страшило совсем другое: опасность увлечься мужчиной, с которым у нее ничего не могло быть, а многое свидетельствовало о том, что она уже вступила на путь, ведущий к катастрофе...

Докки потрясла головой, выпила еще полстопочки и, не желая рассказывать Афанасьичу о Палевском, пустилась в путаные жалобы на сплетниц, которые говорят о ней такие гадкие вещи, что скоро все будут считать ее - если уже не считают - распутной, меркантильной, бессердечной особой...

− О, - хныкала она, основательно осоловев от «холодненькой», пережитых волнений, усталости, и чувствуя себя бесконечно несчастной, - они все меня ненавидят... Афанасьич, миленький, ты мой лучший друг... мне так плохо...

Она жалобно посмотрела на него – единственного преданного ей человека, с которым только и могла быть откровенной. Как раньше, при жизни мужа и в годы одинокого вдовства, когда Докки делилась с ним многими своими переживаниями, так и теперь она надеялась получить от него сочувственный отклик и услышать успокаивающие речи.

Афанасьич, внимательно выслушав все причитания барыни, подумал, пригладил усы и сказал:

− В людях зависть завсегда сидит. Что у кого лучше есть - другие завидуют. Грех это, но человек греховный по природе своей, и бороться с тем никак невозможно. Будь вы с мужем, досадовали б, что муж есть. Вдова – значит, хорошо ей без мужа. Деньгам завидуют всегда, а уж успеху у мужиков... Бабы тому испокон веку бесятся и всякие скверны в сердцах пакостят. Так что живите, барыня, как вам удобно, гнилые языки не слушайте и себе по уму поступайте. Говорить же будут всегда, что б ни сделали. В монашки пойдете, деньги раздадите – и в том найдут подозрение, что выгоду какую себе нашли. Людей не исправишь...

− Ты думаешь? – с надеждой спросила Докки. Афанасьич, конечно, был прав, но все равно ей было ужасно обидно.

−  Замуж вам пора. Все вон с бабами сидите – и досиделись. А муж – он защита. Да и при своей семье, детишках некогда будет кого попало слушать, - завел слуга свою вечную тему. – Неужто из всех кавалеров - ни одного подходящего?

Афанасьич все эти годы уговаривал Докки не куковать в одиночестве, а выйти замуж, но за хорошего человека. При этом он весьма ревностно относился к ее поклонникам и всегда находил в них множество недостатков. Вольдемара он вообще терпеть не мог, называл его нудьгой зеленой и бездельником, с чем Докки в глубине души была очень даже согласна.

− Барон Швайген, - промямлила она с учетом того, что Афанасьич не раз видел барона в их доме. – Хороший человек...

− На кой нам ляд немчура? – заметил слуга и подлил ей еще «холодненькой». – Оп-оп!

Проследив, чтобы барыня выпила, поднес ей очередной огурец, сам тоже выдохнул, глотнул и понюхал корку хлеба.

− Немцы – все одно не про нас. Душа у их для нашего человека - потемки. Дело, то есть, темное. А с кем это вы там отплясывали, что родня ваша вся взбаламутилась? – как бы между прочим спросил Афанасьич, от которого трудно было что-либо скрыть.

− Ну, один генерал, - уклончиво сказала Докки, у которой при воспоминании о графе опять все расплылось внутри, и поспешно добавила, чувствуя, как у нее заплетается язык:

− Н-ничего особенного...

− Тогда нечего болтаться попусту, время проживать, - Афанасьич поднялся и стал убирать рюмки и закуску. – Поедем в Залужное, а эти пущай здеся как хотят.

− Да, н-нужно уезжать, - согласилась с ним Докки и, пошатываясь, встала. – Только м-мне обязательно нужно б-будет... на вечер к Санеевым – они м-меня пригласили, - а потом б-будет бал, на котором...

Ей неожиданно показалось крайне важным пойти на предстоящий через неделю бал и показать всем, что ей решительно все равно, как о ней думают и что говорят. Поспешный отъезд сейчас казался ей постыдным бегством, и она решила удалиться из Вильны красиво, заодно разбив – как ей подсказали сплетницы – как можно больше сердец. «Да, точно, - сказала она себе, и мысль эта пришлась ей весьма по вкусу, - сошью себе новое... сногсшибательное платье... непременно сошью и покажусь в нем на бале... И даже если Палевский... если не захочет со мной танцевать, то я - назло ему... назло всем - буду выглядеть обольстительной... загадочной...»

Заплетающимся языком пожелав Афанасьичу спокойной ночи, Докки с его помощью удалилась из кухни. И уже в своей постели, засыпая, она вновь попыталась подумать о том, почему Палевский ей представился и пригласил на вальс, но мысли ее растекались, так и не найдя тому никакого объяснения. Комната вокруг нее плыла, кружилась, и Докки закружилась вместе с ней в объятиях статного генерала, утопая во взгляде его божественных, сверкающих как бриллианты глаз...

 

После очень позднего завтрака, во время которого сохранялась такая же напряженная обстановка, что и накануне по дороге с бала, дамы решили поехать кататься за город. Докки, под предлогом визита к давней знакомой, встреченной вчера на бале, отказалась от участия в прогулке, на чем, впрочем, никто не настаивал. Она уступила родственницам свою коляску и в наемном экипаже, прихватив с собой Афанасьича, отправилась искать хорошую портниху. Заглянув в несколько модных лавок, она наконец остановилась на одной, где с большой переплатой – за срочность - заказала себе бальное платье из изумительного (и безумно дорогого – кутить так кутить!) водянисто-зеленого воздушного барежа[1], который очень шел к ее мягким темным волосам и спокойным серым глазам.

Проезжая по улицам, Докки все время ловила себя на том, что высматривает некоего всадника в генеральском мундире на гнедой лошади. Она гнала мысли о нем, заставляла себя не глазеть по сторонам, но внутри у нее всякий раз все обмирало, когда ей встречались всадники в офицерском обмундировании. Среди них изредка - пару раз - попадались генералы, но Палевского она так и не увидела, отчего настроение ее было несколько испорчено.

 

После портнихи она таки навестила свою знакомую и когда спустя несколько часов вернулась домой, ее родственницы уже сидели в гостиной в обществе Вольдемара. Дамы пребывали в весьма благодушном расположении духа, приветливо встретили Докки и рассказали ей, что завтра под Вильной состоится парад, который будет принимать сам государь, и который непременно нужно увидеть.

− Можешь себе представить, - сказала ей Мари, - господин Ламбург привез нам приглашения на обед к министру. Там будут присутствовать очень значительные особы...

Вольдемар раздувался от гордости и рассказывал, как ловко он вошел в доверие к министру, как вовремя вставил какую-то фразу, тому понравившуюся, и как был удостоен чести быть приглашенным на званый обед, да еще со всеми дамами, которых он имеет удовольствие сопровождать в Вильне.

Его перебила нетерпеливая Ирина, стремившаяся поделиться с Докки более интересными новостями.

− Мы видели княгиню Качловскую! – воскликнула девица, смешно вращая глазами. - Она ехала в коляске, а верхом ее сопровождал...

Она сделала эффектную паузу и выпалила:

− ...генерал Палевский!

При упоминании о Палевском все впились глазами в Докки с нескрываемым желанием увидеть ее реакцию. Она вслух равнодушно заметила, что граф и княгиня, вероятно, знакомы, и неудивительно, что они проводят какое-то время вместе, хотя сама была неприятно задета этим известием. По торжествующим лицам родственниц легко было догадаться об их стремлении уязвить ее и дать ей понять, что танец с Палевским ничего не значит, что генерал обращает внимание на многих женщин - и куда более красивых и раскованных, нежели Докки.

Не чувствуя полного удовлетворения от одного лишь сообщения о столь пикантном факте, дамы приложили немалые усилия - с необычайной охотой и оживлением, - дабы снабдить баронессу детальными подробностями увиденного. Они наперебой описали весьма смелый наряд княгини - вплоть до количества кружев и лент на ее шляпке, платье и зонтике, изящество ее экипажа и пары серых упряжных лошадей. Затем последовали характеристики генерала, его полевого мундира («chèrie, ему так к лицу форма!»), его посадки в седле и самого коня, после чего Докки была извещена о взглядах, которыми обменивалась встреченная парочка, об их тихом, явно не предназначенном для посторонних ушей, разговоре. Похоже, что дамы готовы были простить графу увлечение любой женщиной, лишь бы ею не оказалась их родственница. Докки проявляла вежливый интерес к разговору, стараясь не выказывать тягостное чувство, терзающее ее при упоминании имени генерала, и призвав на помощь всю свою сдержанность и чувство юмора. Последнее помогло ей живо представить, какая война разгорелась бы между Мари и Алексой, вздумай Палевский ухаживать за Ириной или Натали, и это вызвало невольную усмешку на ее лице.

Алекса заметила улыбку невестки, обменялась взглядом с Мари и решительно подбросила еще дров в огонь, добавив тихим голосом, чтобы ее не услышали юные барышни:

− Жадова уверена, что Палевский и Качловская состоят в связи...

«Жадова слишком во многом уверена, - подумала на это Докки. – В том числе, что у меня множество любовников, что за мной нужно присматривать, что я транжирю состояние - замечу, свое собственное состояние, не чужое, а Ламбург является моим женихом...»

Вольдемар громко кашлянул – ему определенно было невдомек, с чего вдруг дамы так долго обсуждают чью-то встречу, - перехватил инициативу в беседе и заговорил о важных сановниках, которым удостоился чести быть представленным в Вильне, тем вызвав у Докки - впервые за все время их знакомства – самую горячую к нему благодарность.

 

Вечером они поехали в очередные гости, где были и Жадовы, и Софи Байкова с дочерьми. Девицы напропалую флиртовали с молодыми офицерами, играли с ними в шарады, музицировали. Старшие беседовали о политике, рассказывали анекдоты и сплетничали.

К Докки подсел барон Швайген и какое-то время развлекал ее историями из своей армейской жизни.

− С раннего утра мы с товарищами отправились к городским воротам, чтобы увидеть его величество, - рассказывал Швайген о приезде государя-императора в Вильну в вербное воскресенье. - Прождали несколько часов, но его все не было. Более всего страдала гвардия, выстроенная побатальонно, потому как никто не решался отдать команду расходиться. Офицеры из императорской квартиры, губернатор и прочие чины Вильны также не осмеливались оставить свои места. Мы же, потеряв терпение, пошли было по домам, но стоило нам отойти на приличное расстояние от ворот, как загрохотали пушки, зазвенели колокола, забили барабаны, солдаты закричали «ура!», из чего мы поняли, что государь таки появился. Увы, у нас уже не было возможности поспеть на торжества по этому случаю... Кстати, завтра за городом будет проводиться парад.

− Я слышала об этом, - кивнула Докки. – Мои родственницы рвутся его смотреть.

− К сожалению, я не смогу вас проводить туда – буду вести свой полк.

− А мы с удовольствием вами полюбуемся, - улыбнулась она. – Господин Ламбург обещался поехать с нами, так что мы будем под присмотром.

− Кстати, все хотел вас спросить... - барон понизил голос. – Я слышал, что мсье Ламбург и вы...

− Это пустые разговоры, - остановила его Докки. – Мы знакомы по Петербургу и только.

Швайген несколько приободрился, и ей пришлось дать ему понять, что она не собирается связывать себя с кем-либо никакими, в том числе поверхностными обязательствами в ближайшее, а также будущее время.

− Я лишь сопроводила в Вильну кузину с дочерью, - сказала она, - а задержалась здесь, чтобы помочь им и прибывшим неожиданно для меня невестке с племянницей устроиться в городе. Сама же вскорости покину эти места...

Барон несколько расстроился, услышав ее заявление, выразил сожаление, что столь приятное знакомство будет прервано на неопределенный срок, и попросил дозволения стать ее провожатым на загородной прогулке, устраиваемой на днях, а также ангажировал ее на мазурку на предстоящем бале.

− Напоследок хотел бы насладиться вашим обществом, - признался он.

Докки, которая еще недавно решила не принимать от барона какие-либо приглашения, согласилась стать его спутницей на предстоящей прогулке, и танцевать с ним мазурку.

«Зачем мне лишать себя удовольствий из-за косых взглядов и злых языков? – рассудила она. – Разговоры все равно идут, отказываясь же от кавалеров, я не только не изменю о себе мнения, но буду жалко и смешно выглядеть в своем гордом, но никому не нужном одиночестве...»

Что касается Палевского, Докки с горечью должна была признать, что его внимание к ней на бале было лишь мимолетной прихотью знаменитого генерала, избалованного женским обществом. Хотя одно воспоминание о нем все еще наполняло ее трепетом, и ей было бы куда приятнее думать, что его интерес к ней был вызван совсем другими причинами, нежели праздное любопытство, Докки все же пришлось сделать самый очевидный вывод: он разглядел ее на террасе, каким-то образом узнал ее имя и шутки ради захотел представиться пресловутой «ледяной баронессе».

Едва она смирилась с этой не совсем для нее лестной, но вполне здравой мыслью, как кто-то из офицеров, отвечая на расспросы барышень, сообщил, что Палевский третьего дня отправился из города по делам службы и вернется в Вильну только к параду. Весь остаток вечера Докки размышляла, каким образом он мог сопровождать на прогулке княгиню Качловскую, если его не было в городе. Ее родственницы или обознались, приняв за Палевского другого офицера, или – что, правда, выглядело совсем неприглядно, - эта встреча была ими выдумана, лишь бы доставить своей дорогой кузине, сестре и тетушке несколько неприятных минут.

Надо признать, они добились своего результата, и Докки не могла избавиться от мыслей о связях Палевского с женщинами, в число которых вполне могла входить и Сандра Качловская, известная в свете своими похождениями. Памятуя о своем опыте общения со сплетницами, которые могли извратить до неузнаваемости даже абсолютно невинные поступки, она теперь вовсе не была уверена, что Сандра столь распутна и беспринципна, как всеми утверждалось. В любом случае, можно было понять увлечение княгини Палевским, как и допустить, что и он не остался равнодушным к красоте Сандры, как и к красоте других женщин, которые были в его жизни. Докки пыталась рассуждать об этом хладнокровно, но, увы, ее довольно ощутимо терзала ревность – весьма немилосердное чувство, впервые представшее перед ней во всей своей непривлекательности.

 

Назавтра состоялся парад в долине под Вильной, и поутру множество народа потянулось туда – кто верхом, кто в экипажах, а то и пешком. Докки со своими родственницами расположилась на пригорке, откуда было видно как на ладони и государя, верхом на серой лошади, окруженного многочисленной свитой, и колонны военных в разноцветной амуниции под развевающимися знаменами.

Его величество выступил с краткой речью, которую зрители не слышали, но догадывались, что он говорит о храбрости и мужестве своих верных солдат, призванных защищать Россию от неприятеля. Затем он скомандовал открытие парада. Запели трубы, колонны закричали «ура!», и по долине разноцветной блестящей лентой двинулись полки. Вытекая из-за горы, они проходили мимо государя-императора и, изгибаясь, скрывались в противоположном конце импровизированного плаца.

Дамы во все глаза смотрели на подтянутых воинов, которые, чеканя шаг, двигались по долине, на блестящие штыки оружия и рдеющие в воздухе огромные, тканые золотом, знамена. После пехоты проехала артиллерия, везущая на лафетах начищенные пушки, затем на рысях вытянутыми квадратами прошла кавалерия в ярких цветных мундирах на холеных, подобранных мастью для каждого эскадрона, лошадях. Впереди каждого квадрата ехали офицеры с саблями наголо, и Докки показалось, что в одном офицере она узнала барона Швайгена. Но когда она взяла зрительную трубу, привезенную Ламбургом, то вместо того, чтобы отыскать полковника и убедиться в своей правоте или неправоте, Докки навела ее на группу генералов в зеленых мундирах, ехавших впереди кавалерии. Она страстно хотела увидеть Палевского и таки разглядела его среди всадников, гарцующего все на той же гнедой лошади, - статного, уверенно сидящего в седле, и у нее мгновенно перехватило дыхание, а сердце бешено заколотилось...

Докки передала трубу Натали, которая в нетерпении подпрыгивала рядом, и после не столько смотрела на продолжавшие маршировать войска, сколько вспоминала стройную осанку графа, разворот его крепких плеч в золотых эполетах, талию, перетянутую шарфом, его руки в белых перчатках, одна из которых небрежно держала поводья, а вторая сжимала обнаженную шпагу.

И потом, когда после парада они ехали назад, и дома, и по дороге на ужин к Санеевым, она все думала о Палевском и никак не могла избавиться от этих своих дум.

 

У Санеевых, к счастью, не оказалось ни Жадовых, ни Байковой (они не входили в этот великосветский круг), зато там присутствовала во всей своей красе княгиня Качловская и еще несколько дам, представляющих высшее общество Петербурга. Из офицеров здесь были только высокие чины, а также гражданские лица из свиты государя.

Докки одновременно с облегчением и разочарованием обнаружила, что графа Палевского здесь нет, и довольно приятно провела бы время перед ужином в беседе со знакомыми, если бы не замирала каждый раз при появлении в гостиной очередных гостей. Все в основном обсуждали сегодняшний парад, которым, как передали, государь был очень доволен. Вспоминали недавно прошедшие маневры пехотной дивизии: они настолько понравились его величеству, что некий генерал был награжден орденом, а каждый солдат получил по пяти рублей.

− Мужчины все о службе, - улыбнулась ей Катрин Кедрина – приятельница Докки и Ольги по Петербургу. Она с мужем гостила у родственников под Ошмянами и только накануне вернулась в Вильну.

− Григорий мой все пропадает на службе – бесконечные смотры и маневры вымотали и солдат, и командование. Он ворчит, что, вместо того, чтобы готовиться к войне, армия вынуждена заниматься бессмысленными упражнениями для удовольствия двора, - говорила она. – И еще эти бесконечные празднества! Мне кажется, сюда свезли невест со всей России. А как продвигаются дела у ваших юных родственниц? – она посмотрела на кружок молодежи, в котором находились и Ирина с Натали. – Нашли себе женихов?

− Пока нет, - ответила Докки. – Здесь столько офицеров, что у них глаза разбегаются и трудно определиться.

− Могу их понять, - рассмеялась Катрин. – Я сама, помню, в юности млела при виде военных и мечтала выйти замуж не меньше, чем за генерала. Но потом увлеклась своим будущим мужем – он был ротмистром, - что генералы меня совершенно перестали интересовать. До тех пор, конечно, пока муж не получил этот чин, - она с нежностью посмотрела на своего супруга, беседующего с сослуживцами.

− С вами все время ходит Жадова – вот я ее не люблю, - продолжала Катрин. – На редкость злоязычная дама.

− Мы встретились по дороге в Вильну, и так получилось, что вместе приехали и продолжали здесь общаться, - сказала Докки, про себя полностью согласившись с характеристикой Аннет.

− Жадова и еще Байкова, - заметила Кедрина. – Как-то при мне они честили княгиню Сандру. Княгиня, конечно, не образец добродетели, да и ведет себя порой вызывающе, но они так о ней отзывались, что мне, право, было неловко.

Докки только кивнула, надеясь, что разговор не перейдет на сплетни о ней самой, но Катрин, что-то все же слышала, поскольку осторожно поинтересовалась причиной присутствия в Вильне Ламбурга. Докки пришлось объяснять, что Вольдемар находится здесь по поручению начальства и к ней самой не имеет никакого отношения, а также намекнула, что некие досужие разговоры, связывающие ее имя с Ламбургом, совершенно беспочвенны, пообещав себе при случае попомнить Алексе эту историю с помолвкой.

− Вы ведь встречались в Петербурге с графом Палевским? – вдруг спросила Катрин, и Докки показалось, что во взгляде приятельницы мелькнуло сочувствие.

− Не приходилось, - ответила она, насторожившись: ее танец с этим прославленным во всех отношениях генералом, конечно, обсудили все, кому было только не лень, и невольно покосилась на Сандру Качловскую, окруженную офицерами. Княгиня блистала в роскошном вечернем малинового цвета туалете, одаривая своих кавалеров милостивой улыбкой.

− Мы с генералом Палевским незнакомы, - рассеянно повторила Докки, заметив, что Катрин недоуменно приподняла брови, как недоумевали и все остальные, узнав о сем необычном факте. И тут же, вспомнив, что уже успела с ним познакомиться, поправилась:

− То есть, не встречались до Вильны, да и здесь, в общем, нас случайно представили друг другу, - как можно равнодушнее пояснила она.

− Вы удивительно не амбициозны, - улыбнувшись, сказала Катрин. – Все напротив стремятся познакомиться с Полем Палевским. Мужчины желают назвать себя его друзьями или хотя бы при случае сослаться на приятельские отношения со столь влиятельным и известным человеком. Женщины сходят с ума от одного взгляда его необычных глаз и мечтают обратить на себя его внимание, всеми правдами и неправдами добиваясь возможности быть ему представленными. Думаю, вы единственная дама в обществе, кто не познакомился с графом во время его приездов в Петербург, хотя у вас была масса случаев это сделать через ту же Думскую, которая ему добрая знакомая и уже много лет дружит с его матерью.

Докки повела плечами и пробормотала нечто невнятное, втайне надеясь услышать что-нибудь о Палевском от Катрин, которая была с ним хорошо знакома. Ранее все разговоры о генерале она слушала вполуха – он был ей неинтересен, как большинство незнакомых людей. Теперь Докки жалела об этом, поскольку не могла вспомнить ничего, кроме историй о его военных подвигах, его влиянии и богатстве, а ей было весьма интересно узнать, что он из себя представляет как человек.

«Странно, что я не встречала Палевского раньше, в Петербурге, - думала Докки, - ведь мы вращалась с ним в одних и тех же кругах и имели общих знакомых. Возможно, мы сталкивались на каких-нибудь больших приемах, просто я не подозревала, что один из многочисленных офицеров, которых в избытке в обществе, и есть генерал Палевский... Впрочем, нет, не заметить и не запомнить его даже в толпе - было бы невозможно...»

− Отпуск он чаще проводит в Москве – у него там родственники: родители, сестра – она замужем за князем Марьиным, и младший брат – редкостный шалопай, служит где-то в архивах министерства иностранных дел. Граф не любит сидеть без дела, как и муштровать солдат. Между военными компаниями обычно уходит в отставку и занимается своими имениями – они у него в Тульской и Владимирской губерниях, - тем временем рассказывала Катрин, которой явно хотелось поговорить о Палевском. – Слышала, некогда у него была романтическая история с какой-то барышней - не помню ее имени. Но что-то у них не получилось, она вышла замуж за другого, а он с тех пор никак не женится, хотя многие мечтают его заполучить тем или иным способом... Я его не понимаю, - призналась она. – Очень сдержанный человек и никогда не знаешь, что у него на уме. Товарищи его очень почитают, говорят, он умен, благороден, справедлив и на его слово всегда можно положиться... Кстати, все обсуждают ваш вальс с Палевским, - Катрин с интересом посмотрела на Докки. – Он танцует редко, только со знакомыми, обычно дамами старшего возраста, чтобы не давать повода... Ну, вы понимаете... Мне иногда даже жаль его, поскольку он не может никуда явиться, чтобы из этого не сделали событие. Другой бы упивался своей славой и популярностью, но он ими более тяготится и всячески избегает посещать даже немногочисленные вечера, не говоря уже о людных собраниях.

Слушая Катрин, Докки перестала поглядывать на двери и немного расслабилась, решив, что Палевского не будет на этом вечере, как приятельница сообщила ей, что его ждут.

− Некогда он служил под началом генерала Санеева, - сказала Катрин, - да и сегодня здесь много его хороших друзей, поэтому он обещался... О, вот и он!

И без этого возгласа Докки мгновенно почувствовала, что Палевский здесь. Она медленно повернула голову и увидела, как он входит в гостиную. Большинство гостей тотчас устремились ему навстречу, горя желанием поприветствовать знаменитого генерала.

− Его вызывали к императору, потому он так запоздал, - шепнула ей Кедрина и пошла к графу, оставив смятенную Докки наблюдать, как он здоровается с присутствующими, с невозмутимым спокойствием воспринимая поднявшийся вокруг него ажиотаж.

Затем ему представили незнакомых гостей, среди которых были и раскрасневшиеся от удовольствия родственницы Докки. Сама она, стоя в стороне, с замиранием сердца смотрела, как Палевский идет по комнате, и сильно побледнела, когда наконец он приблизился к ней.

− Вот мы и встретились опять, madame la baronne, - сказал он, глядя на нее бесстрастными глазами, учтиво коснулся поцелуем ее руки, обронил пару незначащих фраз и отошел к кружку офицеров, тут же забросавших его вопросами о приеме у государя.

У Докки, которая сама не знала, чего ожидала от их встречи, враз померк свет перед глазами, и опустела душа. Она потерянно проводила его взглядом и более старалась не смотреть на него, хотя остро ощущала его присутствие и никак не могла отрешиться от того момента, когда он был рядом с ней и на мгновение прижал ее руку к своим губам, а она дотронулась поцелуем до его лба. Ей не удавалось забыть тепло его прикосновения и притягательный запах его кожи; его негромкий голос, который и сейчас непонятным образом различался ею в журчащей толпе, а перед глазами все стоял его безучастный взгляд, каким он удостоил ее при встрече. Она обреченно слушала разговоры и даже принимала в них участие, дабы не показаться невежливой, машинально вставляла короткие реплики: «неужели?», «вы правы», «да, да, конечно», «не может быть!», тем выказывая свое мнение о параде, обществе, собравшемся в Вильне, погоде и прогнозах на войну с французами, одновременно печально думая о том, что мечты, если и сбываются, то почему-то в весьма искаженном виде - в каком более всего боишься их исполнения.

 

На ужин Докки повел Вольдемар, и она не могла не заметить, что Палевский сопровождает княгиню Качловскую, почти не отходившую от него в гостиной, и почти поверила в те сплетни, что распространяла Жадова об их связи.

«Но зачем он танцевал со мной?» – мучил ее один и тот же вопрос, на который она не раз давала себе вполне разумное объяснение, но так и смогла его принять, пытаясь подыскать тому другую причину, более щадящую ее самолюбие. «Верно, каждая дама, которой он когда-либо оказывал внимание, точно так, как я теперь, надеялась на нечто особенное в его отношении к себе», - она усмехнулась, начая догадываться, почему Палевский вынужден быть столь осторожным в обращении с женщинами.

Докки прислушивалась к общему разговору, стараясь не замечать, как Сандра, сидевшая неподалеку, через стол открыто флиртовала с Палевским. Княгиня говорила что-то об утреннем параде, то и дело вспоминая, как граф скакал впереди кавалерии, как ловко сдерживал своего горячего коня и умело держал шпагу. Палевский негромко отвечал ей, и по его лицу было невозможно понять, как он относится к столь откровенной лести и заигрываниям своей визави.

Тем временем беседа за ужином приняла довольно жаркий характер: здесь собрались, как теперь выяснилось, представители той части командования и придворных, которые были недовольны теперешним положением дел в армии, а также окружением государя, в большинстве состоящем из иностранцев, весьма далеких от военных дел и дающих вздорные и вредные советы его величеству. Докки обратила внимание, что Палевский говорил мало, всегда по делу, и все слушали его с особым вниманием.

«Интересно, имеются ли у него какие-нибудь недостатки?» – размышляла она, пока некий важный сановник поминал сомнительных лиц из свиты его величества.

− Какое дело какому-нибудь приблудному шведу, итальянцу или немцу до России? – говорил этот господин, промокая салфеткой вспотевший от собственной горячности лоб. - Они ненавидят Бонапарте, под этим предлогом втираются в доверие императора, выпрашивают себе высокие чины, жалованье и добиваются милостей, предлагая планы войны один нелепее другого.

− Одно дело – опытный иностранный офицер, поступивший на службу в России и отдающий все свои силы и познания общему делу, - заметил генерал Санеев. – Но совсем другое – льстецы и невежды, стремящиеся урвать себе кусок пожирнее от российского пирога.

− В Главном штабе отсутствует даже намек на дисциплину, до сих пор не решен вопрос с командующим армии, - сказал один из офицеров.

− Но позвольте, - в разговор вмешался Вольдемар. - Государь говорил о военном министре Барклае де Толли как о главнокомандующем...

− Согласно учреждению для управления Большой действующей армией, присутствие здесь императора слагает обязанности с главнокомандующего, и командование переходит непосредственно к государю, - лениво отозвался Палевский.

− А мы знаем, какой катастрофой закончилась подобное вмешательство в дела армии во время австрийской компании, - напомнил Кедрин, намекая на присутствие государя в войсках под Аустерлицем.

Тогда главнокомандующий Кутузов пытался избежать боя с превосходящими силами противника, но царь и его окружение настояли на сражении, что привело к ужасающему разгрому русской армии и гибели почти тридцати тысяч человек. Докки, как и многие присутствующие, исключая разве молодежь, прекрасно помнила поражение России в Австрии и не на шутку забеспокоилась, услышав о нынешней неразберихе в командовании армией. Она-то считала, что государь лишь инспектирует войска, проверяя их готовность к возможной войне с французами.

− Окружение императора считает, что находится в увлекательной командировке и больше думает о развлечениях, нежели о том, что французы стягивают к нашим границам огромное войско, - сказал сановник.

− Мы сегодня были на параде, и должен сказать, наша армия производит весьма внушительное впечатление, - опять встрял Ламбург, - да-с, весьма внушительное...

Молодой адъютант поднял бокал с вином и пылко воскликнул:

− Мы все с нетерпением ждем начала боевых действий и в первом же сражении покажем французам, чего стоят русские воины! Да здравствуют битвы, подвиги и победы!

Юные барышни заахали, с восхищением взирая на столь отважного офицера, а умудренные опытом генералы насмешливо переглянулись.

− Война – это не парад, - только и сказал Палевский.

Адъютант выглядел сконфуженным, Вольдемар же настойчиво возразил:

− Учения, я слышал, также проходят весьма успешно. Сам великий князь Константин Павлович лично показывает солдатам, как надлежит оттягивать носок, поворачиваться и подымать локоть, держа оружие...

Докки стало неловко за Ламбурга, говорившего откровенные глупости. Некоторые генералы рассмеялись, а Палевский чуть изогнул бровь, вскользь посмотрел на Докки и заметил:

− Очень важные и необходимые вещи в бою.

− Но, позвольте, - пробормотал Ламбург. – Учения – это почти как настоящий бой...

− Только без неприятеля, - уточнил генерал Кедрин.

− Мне приятельница пишет из Петербурга, что в столице скучно и малолюдно, - неожиданно объявила Сандра. – Я ей ответила, что в Вильне, напротив, очень весело и оживленно, и звала ее ехать сюда.

Докки с трудом скрыла усмешку и, не удержавшись, покосилась на Палевского. Она знала, что мужчины не слишком жалуют в женщинах ум, но ей было трудно представить, как этот столь одаренный и умный человек может выносить общество пусть красивой, но недалекой дамы. В это мгновение он также взглянул на нее – в глазах его Докки почудилась улыбка.

− Очень весело, - сказал он, - даже слишком. Сплошные праздники и маневры. Но когда Бонапарте выедет из Дрездена к своей армии, сосредотачиваемой в нескольких десятках верст от Вильны, здесь станет еще веселее.

Княгиня рассмеялась словам графа, будто тот сказал нечто очень смешное, но по серьезным лицам генералов можно было заметить, что они вовсе не разделяют это веселье, и что Палевский вслух высказал то, что было у всех на уме.

* * *

[1] Бареж—сорт шелковой ткани газовой техники, т. е. при переплетении нитей утка и основы они лишь слегка соприкасаются между собой, а не плотно прибиваются друг к другу В первой половине XIX в. бареж был одной из самых дорогих тканей.

(продолжение)

январь-май, 2008 г.

Copyright © 2008 Екатерина Юрьева

Другие публикации Екатерины Юрьевой

Обсудить на форуме

Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено

В начало страницы

Запрещена полная или частичная перепечатка материалов клуба  apropospage.ru без письменного согласия автора проекта.
Допускается создание ссылки на материалы сайта в виде гипертекста.


     Top.Mail.Ru